Тринадцать

Ставка «жизнь».

Акт 1. Овцы.

Часть 1. Занавес поднят.

1. Голос.

Их было тринадцать. В огромной комнате, на крыше многоэтажки, покрытой стеклянной куполом. Изнутри – они не могли ничего видеть, и все что у них была – это комната, в которой они даже не могли осмотреться, потому что было – страшно.

Они не знали, где они. Они не знали, что с ними будет. Каждого из них походя вырвали из привычной жизни, неожиданно выбив из привычного ритма, а вместе с ним уничтожив почву под ногами.

Каждого из них не спрашивали, хотят ли они поменять свою жизнь. Их просто выбрали и просто забрали. Для кого-то приготовили кирпич, кому-то перекрыли дыхание, сжав леску на горле, кого-то усыпили издалека – дротиком, а кого-то сбили машиной.

Тринадцать человек были в одной комнате, сидели рядом, почти касаясь друг друга плечами, но они боялись даже смотреть по сторонам. Это было опасно.

Странный звериный инстинкт подсказывал, что сейчас лучше затаиться. Сделать вид, что ты – такой же, как все. Потому что пока – так лучше, правильнее и безопаснее.

А сверху, над головой, звучал тихий Голос. Немного задумчивый, бархатный. Такой голос подошел бы политику или бизнесмену, влиятельному человеку, за спиной которого деньги, положение и связи.

Вслушиваться в этот голос было страшно. Потому что то, что он говорил, было чудовищным и напоминало спектакль, в котором заранее расписаны все роли и трагический финал…

- Я давно планировал это сделать, - говорил Голос с долей философской задумчивости. – Я, знаете ли, ненавижу людей. Я ненавижу ту серую тлю, что ползет под ногами. Мешается, протискивается в политику, а потом как свинья жрет из кормушки, разрушая и растаскивает то, что не было растаскано и разрушено ранее. Эти мерзкие людишки своими пафосными пустышными словами пытающиеся изменить мир, а под покровом темноты предающиеся пороку. Скучно! Жить стало скучно… И я долго думал, как мне найти способ отвлечься. Развлечься от приземленного мира. Войны? Слишком скучно, грязно и даже непредсказуемо... Экономический дефолт? Мне это не выгодно. Тогда игры? Да! Да! В какой-то момент я подумал, что не обязательно мучить всех сразу! Надо чтобы как можно больше людей оставались. А избранная часть, подобранная как овцы самых лучших пород – будет выбрана мной! Личной мной! Вы сейчас молчите, боитесь даже поднять друг на друга взгляд. И еще не знаете, что именно вам предстоит меня развлекать! Но я вам расскажу! Я все вам расскажу!

Голос захихикал. Голос сходил с ума и лучился невероятным довольством. Голос властвовал над всей комнатой и словно довлел над теми, кто собрался под сводом купола.

- Знаете, - доверительно сказал Голос. - Я придумал лучшую игру из всех существующих в мире. Игра на жизнь! Игра на право существования! Правда, я гений?! Я безумец! Да! Да! Но это восхитительно, так маняще! Это ощущение... когда ты точно знаешь, что чужая жизнь в твоих руках. О... как это замечательно... как это сладко. Я бы хотел лично убить каждого. Погрузить руки в вашу ярко-алую плоть, зачерпнуть горстью кровь и запачкать ею все вокруг. Это так... интимно, не находите? - голос захохотал, истерические визжащие нотки ударили по ушам, отдались резонансом на натянутых нервах.

Хрупкая девочка-подросток со светлыми волосами и заплаканными глазами в углу стола отчаянно вздрогнула, сжалась еще сильнее.

- Но я предоставлю это право другим, - продолжил Голос. И вновь он звучал спокойно, размеренно. – Вас здесь тринадцать. Я очень люблю это число. Оно всегда сулило мне удачу. Под тринадцать процентов я сделал свой первый вклад. Тринадцатого числа я познакомился со своей женщиной. Впрочем, то же самое может о тринадцати сказать каждый из вас. Кому-то повезло больше чем мне, и он родился тринадцатого числа, в пятницу! Не находите? Это замечательное мистическое число для даты рождения! Кто-то убил уже тринадцать человек! - голос засмеялся.

Люди за столом нервно переглядывались.

- Да-да! Да! Бойтесь! Опасайтесь! Отстраняйтесь друг от друга! Ведь среди вас настоящий убийца! Маньяк! О... Спокойнее. Не надо так резко отстраняться от мужчин, заметьте, я не сказал ни слова, что убийцей не может быть женщина! – Хохот стал совсем демоническим, и снова все как отрезало. Воцарилось молчание.

Долгое. Пронзительное.

Но тем, кто сидел сейчас за столом, не за что было зацепиться. Единственные звуки, которые раздавались в комнате – это звуки тяжелого испуганного дыхания соседей.

И даже Голос показался сейчас предпочтительнее, чем эта злая гнетущая тишина.

Впрочем, хозяин игры не стал терять время. Он взял себя в руки и снова заговорил. Спокойно, сочувствующе:

- Я не буду говорить вам, какого пола убийца, и как он убивает. Это будет слишком не интересно. Но продолжим. У кого-то из вас за спиной тринадцать лет рабочего опыта! А кто-то сменил сегодня утром тринадцатое место работы! В жизни каждого из вас - есть число "тринадцать"! Поэтому вы и только вы должны знать, как это число может любить, и как это число может ненавидеть. Только скептики, не видящие дальше собственного носа, говорят, что числа это не более чем цифры! Число тринадцать имеет свою душу, черную душу, душу, собирающую кровавую жатву! Именно поэтому сегодня вас здесь именно тринадцать. Ах да... - голос поскучнел, словно его обладатель, взглянув на часы, неожиданно обнаружил, что у него совсем не осталось времени. - Я хочу, чтобы игра началась ровно в тринадцать часов и тринадцать минут, поэтому лучше не будем затягивать. Правила просты. Вас - ровно тринадцать человек. Я не буду говорить, кто из вас кто! - голос кокетливо захихикал, словно надеясь, что его будут уговаривать, умолять об этом. Но за стеклянным колпаком царила тишина. Люди слушали. Люди внимали. Люди боялись. И не дождавшись ожидаемого, Голос загрубел, слова стали падать резкими, рублеными фразами. - Все очень просто! Повторюсь… Но от повторов никому не станет хуже. Вас здесь ровно тринадцать. Замечательное число все же. Ровно через семьдесят шесть часов... вы обратили внимание, что это число, если сложить семь и шесть, в сумме тоже дает тринадцать?! Да-да! Опять пресловутое тринадцать. И у каждого целых тринадцать шансов умереть!!! - голос захохотал, гулкий смех раскатился по комнате, и все стихло.

Снова воцарилась гулкая тишина, только над головой, прямо в куполе появилось электронное табло. А Голос откашлялся. Стал деловым и сухим. Голос просто перечислял о том, что будет происходить дальше.

- Отсчет времени начнется ровно в тринадцать часов и тринадцать минут. Поднимите головы. Видите? На потолке двое часов. Одни просто... обычные часы... чтобы вы всегда могли видеть время! Они будут светить и ночью, не переживайте. Они помогут вам не сойти... или наоборот, помогут быстрее сойти с ума! Это зависит уже тоже от вас. Ведь эти часы тоже любят число тринадцать! Вторые часы рядом с ними - это часы обратного отсчета! Они будут отсчитывать время, на исходе которого - вы все умрете.

Криков не последовало. Истерики не началось. Просто правда не успела еще дойти до людей. Они молча переглядывались и ждали, что Голос вот-вот скажет, что это все шутка. Они надеялись, что сейчас кто-то крикнет: «Вас снимала скрытая камера».

Но царила тишина.

- Да-да, - Голос кокетливо захихикал, по-девичьи жеманно. - Это просто. Среди вас есть двое, благодаря которым могут выжить остальные. Это ПАЛАЧ и ЖЕРТВА.

Люди вздрогнули. Слова отдались раскаленными иглами в мыслях и воспоминаниях.

А Голос стал тише, нежнее, практически мурлыкающим. Голос наслаждался каждым оттенком эмоций на лицах своих пленников.

- Каждый из вас, перед тем как потерять сознание и оказаться уже здесь услышал одно слово. Вариантов было немного, точнее – всего три. Никто услышали одиннадцать из вас. А еще двое разделили между собой Палача и Жертву. Так вот. Мои условия таковы – если за семьдесят шесть часов Палач найдет Жертву, то те, кто останется к этому моменту в живых, а таких будет немного, выйдут из моей стеклянной арены. К сожалению для вас, ошибки никто не отменял. И Палач может ошибиться, когда будет угадывать, кто именно жертва. Весело? Нет? Почему я не вижу счастья на ваших лицах?! Ну же! Улыбайтесь! Я приказываю вам улыбаться!

Улыбаться никому особо не хотелось, люди осторожно косили взглядами, пытаясь рассмотреть хотя бы тех, кто сидит рядом, пытаясь угадать, кто именно жертва, кто палач?!

Голос расстроенно вздохнул.

- Жаль, что вы не пошли мне навстречу и отказались улыбнуться. Тогда я бы сделал вам подарок, а так…Я введу еще одно правило. Жертва не может добровольно пожертвовать своей жизнью и признаться в том, что она – Жертва. После такого признания она, конечно, будет убита. Но кто-то из других игроков станет новой жертвой, и игра продолжится дальше! И, в общем-то, все! Все просто. Вы должны играть! Вы должны захотеть сыграть со мной! Игра же – это такое сладостное чувство. Неужели вы не ощущаете, как по спине побежали мурашки? Как захотелось скорее, скорее ощутить чужую жизнь, бьющуюся под вашими руками? Нет? Как странно. Я думал, что уже сказал достаточно, чтобы заставить вас пробудиться от своего самоконтроля. В любом случае, это скука – временная. Среди вас есть те, кто не сможет долго держать себя в руках. Есть те, кто начнет ставить свои эксперименты. Ах. Да. Еще кое-что. Тот, кто попытается сбежать, будет убит. На глазах остальных. Все просто, не так ли? - со злым смешком голос добавил. – А теперь пока-пока! Я вас еще навещу. А пока... я буду смотреть на этот прекрасный фильм со стороны. Думаю, это будет весело. Игра "Тринадцать" начинается!

2. Убийца.

Убийца, закинув ногу на ногу, задумчиво осматривал зал, прикидывая, выбирая, изучая. Переборчиво так осматривал, буквально взвешивая каждого на особых весах своего собственного безумия.

Под пристальным тяжелым взглядом остальные морщились, смотрели в стол и... кажется, кое-кто даже молился.

Убийца не смог сдержать торжествующую улыбку. Ему было весело. Очень весело. Он считал, что попал в настоящий рай для него одного. Тот голос не ошибся. Вчера убийца справил свой собственный особый юбилей. Вчера он убил свою тринадцатую жертву.

На этот раз задушил... а потом тонкая шейка хрупнула под его пальцами, которыми он с легкостью колол орехи.

У девочки со светлыми волосами и карими глазами, испуганного подростка лет шестнадцати на вид была точно такая же шейка. И убийце хотелось коснуться ее, чтобы убедиться, что эта малышка настоящая… и ее можно будет убить!

Девочка беззвучно плакала, прозрачные слезы катились по ее щекам. Горестно кривились губы, когда она делала судорожный вздох и снова опускала голову, чтобы только не показать остальным своей боли.

Все равно никто не поможет.

Все равно никто не спасет.

А убийце, глядя на эту симфонию отчаяния, как никогда хотелось провести ладонью по девичьему лицу, по тонким чертам, стирая со щек дорожки слез. Хотелось коснуться губами бьющейся жилке на шее. А затем ударить по щеке, оставляя алый отпечаток. И еще раз, и еще. А потом уже сомкнуть руки на шее девчонки.

Надавить так, чтобы перекрыть доступ воздуха. Но не убивать. Боль и отчаяние, которые разгорались в глазах жертвы, были самым приятным, что было в убийстве.

Убийца знал, что он – гений. Маэстро беззвучной боли. Он умел дарить наслаждение, смешанное с болью так тонко, что это становилось пыткой для жертвы.

Убийца хотел, чтобы эта девочка, такая хрупкая, такая тонкая, такая нежная - принадлежала ему.

Ее шоколадные глаза... в момент наивысшей боли... они не должны были закрыться! В эти шоколадные озера можно было погрузиться с головой, заставить сердце биться сильнее и сильнее!

Убийца с трудом удержался от смеха. Он знал... да, он знал, что где-то за столом сидят Палач и Жертва, но ему было все равно. Ему сказали: "никто" и он получил билет на то представление, где сможет найти для себя еще одну жертву… а может быть даже и не одну.

Но Голос знал, кого выбирать. Голос подарил Убийце эту нежную девочку. И Убийца собирался полностью насладиться ее молодостью...

3. Боксер.

Боксер оглядывался по сторонам. Боксер прикидывал, кто может оказаться Палачом. Нет, он не был жертвой. Но подозревал, что ошибка, о которой с таким восторгом распинался голос за стеклянным куполом - вполне может случиться. В том числе и с ним. И Боксер рассматривал всех вокруг - как противников. Как потенциальные источники опасности.

Бить на упреждение, как он вел себя в спортивном зале – в этот раз не получится. В этот раз придется затаиться и выжидать. Если Палач нанесет удар - нанести в ответ, один-единственный.

Голос не обговорил этого сразу, но ведь если Палача не будет - игра должна остановиться. Главное, в это верить.

Боксер усмехнулся. Он точно знал, что безумный голос не остановит игру. Он не раз встречался с таким типом людей, считающих что весь мир должен лечь к их ногам и подчиняться их любым командам.

Боксер знал, что такие безумцы не остановится ни перед чем, если не получат желаемого результата и в таком случае, скорее всего, Голос назначит нового Палача, и игра продолжится дальше.

Она уже началась, она уже шла. И не было никакого способа ее остановить. Либо погибнуть самому, либо убить. И ничто в душе Боксера не сопротивлялось такому решению. Ничто не заставило его задуматься о том, что он может стать убийцей. Причинить кому-то боль, заставить кого-то сожалеть, плакать.

Пожалуй, наоборот, неожиданно оказавшись словно в вакууме от человеческой морали, Боксер невольно испытал интерес. Что будет, если он не смягчит свой удар, а нанесет его в полную силу. Человек умрет? Или нет?

Например, если Палачом окажется та светлая девчонка - справиться с ней не будет проблемой. Точно так же, как и с худощавым сутулым пареньком в очках.

Причем, на взгляд Боксера он был одним из самых интересных типажей среди собравшихся.

Немного кривоватый нос, мешковатый свитер и синие драные джинсы. Серые глаза с алыми прожилками выступивших сосудов и грязные каштановые волосы. Парень был идеальным воплощением компьютерного гения. Может и не гением, но компьютерщиком он точно являлся. Худые пальцы с обломанными ногтями и обкусанными заусенцами мотались по клавиатуре, выбивая на ней какую-то своеобразную мелодию.

Тишина убивала... но эта мелодия была особенно чем-то жутковата и раздражала. Словно нервные окончания были близко к огню. Еще не больно, но уже чем-то неприятно и страшновато.

Этот парень был едва уловимо чем-то опасен, но не руками – головой. Поэтому, Боксер был уверен в этом, Палачом он не был. И вряд ли бы Голос выбрал его Жертвой.

А значит надо просто подождать Нападения и узнать это из первых рук.

Ведь Палач... кто бы это ни был... обязательно нападет.

4. Псих.

Психу было весело. Псих оглядывался по сторонам, наслаждаясь тем, что вокруг него - люди! Живые, настоящие люди! И если протянуть руку можно коснуться симпатичного соседа справа... или немного мрачного соседа слева.

По губам психа расплылась улыбка. Нежная, аккуратная. Подсмотренная на страницах глянцевых журналов.

Псих уже давно не видел живых людей. Лет десять... если не больше. В конце концов, семья постаралась упечь в психушку получше... для особо... богатых клиентов, о которых родственники очень заботятся. Очень нежно.

Лицо Психа потекло. Маска едва не сломалась. Когда-то псих был известным человеком. Когда-то псих был мастером сцены и кино. А потом десять лет белых стен и своеобразных лекарств сделали из него настоящего Психа.

Псих, удерживая на лице улыбку, взглянул по сторонам. Кто-то из двенадцати окружающих вполне мог оказаться Палачом или Жертвой. Может, вот эта суетливая полная дама? На голове которой потеряно качались кучеряшки? Одетая в деловой костюм с претензией на элегантность, дама нервничала, осматривалась по сторонам, кусала губы и то и дело моргала глазами. Пожалуй, они были самым красивым в облике этой дамы.

Нежные глаза, орехового цвета, опушенные длинными, кокетливо загнутыми рыжими ресничками. Эти глаза хотелось выдрать и взять себе на память. Но Псих напомнил себе, что так думать и делать нельзя. Тут пока еще люди, и Псих должен вести себя так как все. Надо просто вспомнить прошлое, надо собраться с силами и играть роль. Не обязательно так, чтобы потом вызвали на бис. Нет, такой замечательно игры не надо. И можно даже пару-тройку сумасшедшинок в своем настоящем характере оставить. Но надо было как все.

Живым. И нормальным. Настоящим.

А эта дамочка с рыжими барашками, нервно мечущимися по сторонам – лучший пример. Нет, не для подражания. Псих еще не настолько сошел с ума, чтобы примерять, пусть даже на пару часов вот такую вот шкуру. Нет, эта дамочка хороший пример для списания фактуры. Она у нее богатая и нервная.

Псих мысленно засмеялся. Идея притвориться вот такой курицей ему нравилась. Курица ему нравилась тоже. И пусть она была не Жертвой и Палачом, она была интересна в профессиональном смысле.

Какого это – быть вот такой, недалекой, бесталанной, испуганной и растерянной, с испугом смотрящей на сидящих рядом соседей.

Псих перевел взгляд вбок. Еще успеется. И изучить получше, и притвориться. А пока можно смотреть дальше.

На сутулого паренька, на девочку-подростка. На холеную красотку. На мрачного мужчину с тяжелым взглядом.

На мужчине взгляд Психа застопорился. Фактура этого типажа тоже была великолепна. Со всем его презрением к окружающему миру и тяжести в глазах и кулаках.

Псих не сомневался, что этот плохой парень на улице всегда прячет свои узкие глаза-щелочки под солнечными очками. А кулаки запихивает в карманы. И куртку носит тяжелую кожаную.

Глаза встретились, и Псих нервно вздрогнул, облизнул тонкие, мгновенно пересохшие губы. Захотелось спросить: «Ты часом не псих?»

Сладко заныло в груди, мысли смешались, переплелись в сладострастном объятии. Мужчина отвернулся, и Псих засмеялся в голос.

5. Хакер.

Компьютерный гений стучал пальцами по клавиатуре. Положа руку на сердце, гений мог признаться, что не особо-то он и гений. Точнее, он не мог особо ничего создать... Зато мог сломать что угодно. Компьютерный гений был Хакером. Одним из лучших, которых только можно было найти в этом грязном бросовом городке, в которых людей хватают прямо на занятиях в университет, завязывают глаза, заклеивают рот скотчем, кидают в машину. А следом кидают!!!! кидают!!!! не бережно кладут на специальную подставочку, не закрепляют специальными ремнями, а кидают как обычный рюкзак ноутбук!

Стильный малыш с широкой диагональю не пострадал, и Хакер позволил себе легкую улыбку.

Да. Теперь можно немного отдохнуть.

У большого города, который он называл грязным и бросовым, были свои преимущества.

После того, как Хакера вытащили из машины, его пронесли на руках, при воспоминании об этом парень скривился, по гулкому помещению. Судя по всему - гараж. Затем был лифт. Ровно пять минут и тринадцать секунд. Судя по всему - тринадцатый этаж и чей-то пентхаус.

По крайней мере, на это указывало многое. Тринадцатиэтажные здания с пентхаузами в городе были в трех районах. И все три - относились к густонаселенным. Значит - здесь будет глобальная сеть. Будет глобальная сеть - можно выбраться. И для этого даже не придется особо стараться. Хватит того, что Хакер выполнит ту работу, которая у него получалась лучше всего.

Всего то и надо – найти самую доступную, самую быструю сеть из тех, что есть в здании или рядом - и сломать ее. Потом залезть в комнату этого психованного Голоса и слить все данные с нее в ФБР. Это же работа людей в черном, спасать попавших в беду.

Хакер цинично усмехнулся. Ребята в черном спасали бедолаг неохотно и обычно только тех, мимо кого невозможно пройти мимо. Если учесть какие деньги были замешаны в происходящем, вряд ли кто-то сможет помочь тем, кто тонет в этой игре, за исключением самих утопленников.

Впрочем, попытаться всегда стоит. Жалко будет, если здесь кто-то погибнет. Особенно, вон та девочка со светлыми волосами, миленькая, хорошенькая.

А вот он сам спасется, самостоятельно, особенно если учесть, что ФБРовцам ему попадаться никак нельзя, вот в таком вот виде и с таким ноутбуком под мышкой! Зуб у них на него.

И если выяснится, что он и есть тот Хакер, которого они ищут уже два года, то Хакер после Игры окажется за решеткой. А ему туда не хотелось, ничего особенного он не сделал. Просто не знал он, что не стоит лезть в их сектор внутренней безопасности!!!, да и ничего особо интересного он там не углядел. Но в общем, теперь Хакеру с ФБР-цами было не по пути.

А говоря о людях в черном...

Мысли Хакера перескочили на соседа напротив. На улице было довольно жарко, а среди всех собравшихся был человек в черном деловом костюме. И как только не запарился?

Седовласый подтянутый мужчина, еще не старый. Обаятельный на вид, он немного нервно постукивал пальцами по столу. Даже через стол до Хакера долетал приятный запах его одеколона.

Мужчина кого-то напоминал, но Хакеру было не до игр в прятки с воспоминаниями. Сейчас перед ним была более важная и интересная задача.

Голос должен был сделать все, чтобы игра продлилась как можно дольше. И была не пресной, а интересной. Раз Хакеру оставили его ноутбук, значит, Голос должен представлять кто он такой. А соответственно, здесь должна быть розетка. Ну или по крайней мере, провода от нее. В чехле от ноутбука есть нужные инструменты, и прикрутить розетку дело пары минут.

Отключить же свет и обесточить все вокруг - Голос не посмеет. Он же хочет посмотреть на то, как людишки под колпаком будут выяснять, кто из них Палач, а кто Жертва.

Взглянув на светленькую девочку, Хакер понадеялся, что Жертва не она. Будет очень жалко, если Палач... кто бы он ни был, доберется до нее до того, как прибудет помощь.

Расправив плечи, ведь ему выпало "Никто", Хакер начал еще внимательнее осматриваться по сторонам.

Ноутбук уже начал свою работу. Но заряда надолго не хватит. Нужна была розетка.

6. Доктор.

Доктор сидел, сплетя пальцы. Доктор думал. Он точно знал, что среди двенадцати оставшихся есть Палач и есть Жертва. Есть тот, кому нужна его помощь и есть тот, кому эту помощь он оказать уже не сможет.

Доктор лечил души. И глядя по сторонам, он понимал, что его помощь за семьдесят с лишним часов понадобится многим. Светленькой девочке, беззвучно плачущей. Высокой черноволосой брюнетке с хищным взглядом, которая вряд ли признается в том, что ей плохо. Оплывшему мужчине с потерянно истеричным взглядом, охающему и что-то тихо шепчущему сам себе. Может быть даже суетливой полной даме.

Доктор улыбнулся. Все это навевало некоторую ностальгию. Когда-то очень давно он работал с живыми людьми. А потом стал работать с трупами... и теми, кто потерял своих близких.

Доктор был судебным психиатром. И по роду своей деятельности часто сталкивался с тем, какими бывают люди. Насколько нелицеприятными могут быть их поступки. Насколько тонкими бывают те причины, которые удерживают от преступления.

И доктор получше многих знал, насколько жестокими могут быть люди, когда поставлены на грань выживания или когда исчезают их психологические барьеры.

Поэтому доктор понимал, кто-то обязательно сорвется. И тишина, которая еще пока царит, временная.

Люди попытаются познакомиться. Обязательно. Это стадный инстинкт. Своеобразная защита. Надо узнать другого получше, и тогда появится доверие, иллюзия родства, которая не даст убить.

А еще они будут лезть своими грязными пальцами в чужие души, чтобы отыскать того, кто Палач и кто Жертва.

Это тоже своеобразный инстинкт самосохранения. Найди опасность до того, как она найдет тебя.

Люди будут убивать... если им покажется, что кто-то на них покусился. Будут убивать, если им покажется, что кто-то решил - что он жертва. Инстинкт выживания.

Доктор вздохнул. Вновь огляделся. Кажется, именно ему придется начинать разговор и вовлекать в него постепенно остальных.

В противном случае, может начаться массовая истерия... А Голос... Голос может решить, что это не самое приятное зрелище и примет шоковые меры.

Доктор полагал, что будет лучше всего, если Голос до самого конца останется зрителем... Желательно - немым.

7. Домохозяйка.

Домохозяйка нервничала.

То и дело глядя на часы, она понимала, что опаздывает, невероятно опаздывает домой. Скоро муж заберет из детского сада младшего сынишку. Вернется из школы старшая дочь. И сын-студент собирался сегодня заехать из университета.

Домохозяйка боялась, что ее не поймут. Домохозяйка боялась, что ее родные решат, что она сбежала. Ну, в конце концов, жалко подумала женщина, куда она может деться от своей любимой семьи?

От сынишки, который без мамы не может выбрать, что ему надеть в садик. И который всегда-всегда рассказывает ей о том, как прошел день в саду. И как его любимая девочка снова позволила себя поцеловать в щечку другому мальчику!

От сына-студента, местами разгильдяя, местами пофигиста, который заваливается домой время от времени просто, чтобы поесть, поговорить с отцом и сбежать обратно в свою общагу.

От своей взрослой не по годам дочери, которая так не любила официальную школьную форму и не могла дождаться выходных, чтобы одеть свои страшные джинсы с прорехами и короткий топик, обнажающий пирсинг в ее пупке. Этот пирсинг стал причиной, по которой дочку пришлось посадить под домашний арест.

Женщина вздохнула, вцепилась еще отчаяннее в свою маленькую сумочку, словно надеясь, что это поможет ей удержаться на краю реальности.

Она хотела домой. Очень хотела. К сыновьям и дочери. И пусть старший сын очень редко заходил домой... И пусть дочь на нее обижена… Она вернется - и они обязательно помирятся. Все будет хорошо! Она поговорит с мужем... они возьмут вместе отпуск и поедут на озера, с палатками и байдарками и с сыновьями. Младший обожает такие приключения, и даже старший не откажется. А дочку... дочку можно будет оставить в городе с подружками и не тащить с собой. Она не любит этого. Всех этих глупых поездок, глупых лагерей.

Женщина вытащила из сумочки кошелек, открыла его. Крупные слезы покатились вниз, капая на пластик, закрывающий общую фотографию.

Дочка на ней была недовольна, смотрела не в объектив. Младший сын не сводил взгляда с отца, тот как раз рассказывал ему что-то интересное о рыбалке. Старший сын улыбался матери.

Домохозяйка всхлипнула. Она хотела домой... Домой... Пока по ошибке Палач не принял ее за Жертву. Пока кто-нибудь не решил, что она - Палач. Голос сказал ей "Никто"... но женщина понимала, что это не гарантирует ей безопасности.

Крупные слезы все катились и катились по лицу...

8. Танцовщица.

Танцовщице было страшно.

Мир вокруг казался пугающим и незнакомым. Мир вокруг был чужим и не обещал ничего хорошего.

Она ощущала это своим телом, каждая клеточка которого сейчас протестующе дрожала. А мышцы наоборот были слабыми. И Танцовщица знала, попробуй она сейчас встать - ноги ее не удержат. Она не сможет убежать. Она не сможет ни от чего и ни от кого защититься. Слабая. Какая же она слабая…

И тело ее подвело. Не опять. Снова. Ибо такое уже бывало и не раз.

После самых сложных тренировок. После выступлений, на которых выкладываешься до кровавых мозолей на ногах и руках, когда каждая капля пота – кровавая, когда закрываешь за собой дверь дома, и начинается «ломка». Страшная, жестокая, выворачивающая наизнанку не только тело, но и сознание.

Сейчас состояние, в которое впала Танцовщица, было именно тем самым. Каменная неподвижность тела, а внутри металась душа.

Она все пыталась понять, могут ли ее перепутать с Палачом или Жертвой... Голос сказал "никто", голос обещал, что никто не тронет Танцовщицу, ведь ее талант - бесспорен. Но Танцовщица знала - он врет.

В прошлом месяце она получила свою тринадцатую золотую медаль. И после этого - ушла из большого спорта. Она больше не могла переносить многочасовые тренировки, стертые ноги, сбитые руки, обломанные ногти. Растяжения связок, многочисленные ушибы. И пустота в душе.

Танцовщице было 26, и она просто хотела женского счастья. Хоть немного.

Партнер не понял. Партнер ударил по лицу и сказал, чтобы она выметалась...

Танцовщица подняла руку, неуверенно коснулась щеки, на которую опустилась ладонь человека, который, как она наивно считала, никогда ее не предаст. Боли давно не было. Но внутри души словно горело клеймо.

Смотрите. Меня ударил тот, кому я доверяла.

Смотрите. Я предана тем, к кому беззащитно поворачивалась спиной.

Смотрите! И может быть, вы будете умнее, осторожнее, циничнее.

Раз в этом чертовом мире уже не осталось ничего хорошего.

Танцовщица опустила голову, спасаясь от чужих взглядов и от своих мыслей. Ей было страшно. Тринадцатое число не любило ее. Тринадцатое число обещало ей тысячу проклятий.

Опоздание на важное прослушивание. Сломанный автомобиль. Непогода, из-за которой отменился вылет. Порванное платье для выступления. Лезвия в лодочках для выступления, а надо танцевать несмотря ни на что.

Танцовщица сжала кулаки.

Танец всегда был смыслом ее жизни, а тринадцатое число отобрало у нее танцы.

"Не хочу умирать", - подумала Танцовщица, сжимая до боли кулаки. - "Слышите, я не хочу умирать! Я хочу выйти отсюда! Хочу выйти замуж! Родить ребенка! И никогда... я никогда не отдам своего малыша в танцевальную секцию. Я согласна на что угодно. Я согласна выйти за этого мужичка, хоть он и ниже меня, полный и бормочет что-то непонятно. Я согласна выйти за слесаря из соседнего квартирного бокса. Я даже согласна не ждать такого принца, как этот скучающий красавчик... Это же…"

По губам Танцовщицы пробежала легкая улыбка. Она знала мужчину, сидящего чуть левее ее. Да. Он был прекрасным принцем для сотен тысяч девушек.

Зеленые глаза с едва заметной поволокой. Золотые, словно стебли пшеницы, волосы. Кожа светлая, едва-едва тронутая золотистым загаром. Не худощавый, с длинными руками и непропорционально длинными ногами.

Этого мужчину обожали. Он демонстрировал нижнее белье, джинсы, элитную одежду выходного дня. Но никогда не появлялся в костюмах.

И сейчас глядя на фотомодель, Танцовщица могла понять почему. Костюм ему не шел. Костюм смотрелся на нем отвратно.

Поймав взгляд Танцовщицы, мужчина вдруг улыбнулся. На подбородке, прямо под изгибом таких тонких и таких привлекательных губ заиграла ямочка.

Забыв обо всем, Танцовщица тонула в омуте зеленых глаз...

9. Наркоманка.

Ей было не страшно. Ей никогда не было страшно. Она вообще разучилась бояться еще месяцев семь назад. Но ее трясло и колотило, мелкий противный пот полз по спине под форменной рубашкой. И покусывая бледные губы, под столом Наркоманка заламывала руки, надеясь, что никто этого не заметит. Наркоманке было плохо.

Ломки еще не было. Перед тем, как закинуть в этот стеклянный купол, в эту... ловушку, обладатель Голоса вколол ей дозу. Сладкую дозу, сильную дозу. Ее хватит на сорок часов, может меньше.

А потом она должна будет понять у кого вторая доза. Ее доза!

Нервно облизнув языком губы, Наркоманка огляделась по сторонам. Тот, у кого ее вторая и третья доза - обязательно должны быть здесь. Так сказал Голос. Он сказал, что Наркоманка - никто, но для нее приготовлено совершенно особое шоу, милое, легкое. Почти приятное. Главное догадаться. У кого вторая доза - которая поможет наркоманке пережить середину срока.

А еще есть третья доза, которая будет для наркоманки бонусом за доставленные неприятности.

Наркоманка же не откажется сыграть в такую игру? Голос лично обещал, что если Наркоманка останется жива, и найдет третью дозу, то вместе с ней будет ключик. От сейфа. А в сейфе будут дозы. Много доз. По крайней мере, Наркоманке до конца жизни хватит. Она же наркоманка.

С губ сорвался короткий смешок.

Наркоманка боялась, что конец ее жизни будет гораздо короче, чем кажется.

Она не сомневалась - все вокруг враги. Все - до единого. Пусть Голос утверждал, что Наркоманка - ни Палач, ни Жертва, пусть он обещал сладкий рай, он… он обманывал.

Встав из-за стола, Наркоманка двинулась к лежаку.

Голос позаботился о том, чтобы его игрушки не сломались до того, как начнется все самое интересное. И предоставил возможность если не поспать, то хотя бы полежать.

Вытянувшись на лежаке, Наркоманка закрыла глаза, чтобы не смотреть. Чтобы не видеть. Но стало только хуже. Стало гораздо страшнее.

А потом подействовал белый дурман, и мир перестал казаться таким опасным.

Наркоманка задремала...

10. Палач.

Палачу было скучно. Свысока глядя на окружающих, он гадал о том, кто именно его Жертва. Вариантов было масса, хотя и не 12, как могло показаться путем простого арифметического подсчета.

Все было гораздо сложнее и гораздо интереснее, ведь в числе собравшихся, Палач ощущал это своей шкурой, были не только овцы, но еще и волки. Такие же как он сам. Например, вот этот субъект, субтильный, обыденный – с резким, опасным взглядом.

Или вот эта с жалкой вымученной улыбочкой, а на деле планирующая вцепиться в глотку тому, кто посмеет перейти ей дорогу.

Палач снисходительно наклонил голову, а потом и вообще прикрыл глаза. Со стороны он казался абсолютно рассеянным и немного даже дезориентировавшимся в пространстве. Палач мысленно улыбнулся, гордясь собой и своими способностями.

Как хамелеон, он был великолепен. Он легко мимикрировал и подстраивался под окружающий мир. Его не раз это спасало… И не раз дурачило окружающих. Мало кто мог сказать, что к своему невезению, умудрился увидеть настоящего Палача. Впрочем, чаще всего такое знание становилось смертельным.

Палачу было не впервой убивать. И скучные рабочие будни успели ему надоесть. Отпуск он планировал провести повеселее, чем будни… Но на такое он даже не рассчитывал.

Поэтому обладателю харизматичного и чем-то знакомого голоса за такой нежданный, но удачный подарок, хотелось сделать ответный. Впрочем, Палач догадывался, что больше всего Голоса интересует смерть Жертвы. Пусть даже опосредованная, но обязательно заснятая на камеру.

"Кстати говоря", - по губам Палача уже и на самом деле скользнула мягкая, приятная улыбка. Повернувшись к симпатичной соседке, Палач протянул ей пачку со своими сигаретами, оставшимися в кармане пиджака, и улыбнулся еще обворожительнее.

"А нет ли обладателя этого голоса сейчас среди нас?" - подумал Палач, помогая даме прикурить.

Звякнул одинокий браслет, когда женщина отвела от глаз свою косую челку и немного неуверенно улыбнулась. Палач кивнул ей, и она откинулась на своем стуле, затягиваясь.

"Она тоже может быть моей жертвой», - оценивающе взглянул на соседку Палач. – «А может и не быть. У жертвы будет какое-то отличие. Голос обещал, что эта часть игры будет простой. Я легко смогу отыскать свою жертву. Интересно, кто она? Здесь шесть представительниц прекрасного пола. Но... пожалуй, я не отказался бы, чтобы в роли жертвы могли бы выступить лишь две из них", - Палач окинул задумчивым взглядом свою соседку. - "Всегда питал слабость к брюнеткам. А их тут две. Просто как на заказ. Познакомится что ли? Или сразу же приступить к вычислению среди них своей жертвы? Кстати, кстати. А вот это… Разве это не?"

Палач покачнулся на стуле, Палачу уже больше не было скучно. Он знал, что здесь есть его Жертва. И знал, что есть Охотник, который может перейти Палачу дорогу. Но это было уже неважно. Кто бы ни был Охотником, устоять перед Палачом он не сможет. Ни один мужчина из всех – не стал бы для Палача достойным соперником.

А женщины. Что они могут?

11. Полицейский.

Преступление. Что заключено в этом слове? Для кого-то это набор юридических терминов, пустого набора звуков, за которыми кроется пустота.

Для кого-то это полученная выгода, когда с неба сыплется наследство, корпорация созданная чужим трудом, дом, в котором когда-то жили другие, коллекция картин, драгоценностей.

Для кого-то это горе от потери дорогого человека.

Для Полицейского преступления всегда означали убийства. Не самые простые, когда политические, когда террористические. Когда жертва тихо-мирно умирала в своей кровати, а когда ее приходилось отскребать от стен.

Преступление всегда дурно пахло, было связано с кровью, гарью и чужой болью.

Но еще никогда Полицейский не становился сам возможной жертвой готовящегося преступления. В этом было что-то отвратительное, грязное.

И несмотря на то, что в своей работе Полицейский уже успел запачкаться в крови по локоть, в таком убийстве, о котором он знал, но не мог предотвратить было что-то мерзкое. Словно он становился его соучастником.

В один момент из-за наплыва чувств стерлись границы, и Полицейский оказался отброшен в прошлое. В те дни, когда он только пришел в специальный отдел и был сопливым щенком, ничего не понимающим в этой жизни.

Полицейский не думал о том, как защитить себя, он никогда не оставался безоружным, пока у него было его тело. Полицейский думал о том, что где-то здесь среди двенадцати притаился Убийца. Есть Жертва, обреченная на смерть.

И есть Наркоман.

В своем кармане сразу же с начала "игры", еще до того как Голос начал что-либо говорить, Полицейский нашел белый порошок. Белый...

Его не надо было пробовать на вкус, чтобы понять, что это такое. Неприятно заныло, засаднило под ложечкой, гранулы, вес, «обертка». Да даже по тому, где они находятся и в каких обстоятельствах, было уже все понятно.

В руках у Полицейского оказался наркотик, означавший что где-то под стеклянным куполом есть наркоман, который хочет дозу. Очень хочет.

Впрочем, Полицейский очень быстро смыл дозу в унитаз. И готов был встретить наркомана во всеоружии, если тот конечно догадается, у кого именно была доза.

Наркоман был опасен. Опасен для окружающих, но не для Полицейского. Еще оставались Палач и Убийца, которые могли быть одним человеком, но, что-то подсказывало Полицейскому, эти трое – разные люди.

И каждый из них по-своему опасен.

И если, если Полицейский хочет спасти чужие жизни, ему надо успеть до того, как кто-то из этих троих нанесет свой удар.

Полицейский не обольщался. Он мог и проиграть. Он мог упустить чужие жизни из рук. Но все же он готов был сделать все, чтобы не допустить этого. Ведь он – Полицейский. Ведь он – на страже закона и человеческой жизни.

12. Жертва

Жертве было страшно. Жертве было очень страшно. Но она не показывала этого. Держать лицо было тем не многим, чему жертва научилась за годы своей чертовой жизни, в которой всегда была жертвой. Только жертвой…

Сгорбившись на своем стуле, нервно покусывая пальцы, Жертва молчала. Отводя взгляд ото всех сразу, Жертва одновременно всех изучала, пытаясь узнать, кто станет ее Палачом. Жертва точно знала, что он здесь есть. Именно он.

Кто-то из собравшихся здесь мужчин убьет ее, сразу же и мгновенно, если поймет, что она и есть Жертва.

И все будет кончено. Все будет напрасно. Ее жизнь и без того пущенная под откос, оборвется раз и навсегда. Треснет пустой скорлупкой под чужим безжалостным сапогом.

Жертва отчаянно боялась, и все внутри стянуло словно ледяной коркой. Казалось, тронься с места, и она зазвенит на всю комнату под куполом хрустким апрельским льдом, оповещая всех и каждого: «Смотрите, вот она я, жертва».

И Жертва знала, что на нее сейчас кто-то смотрит, пугающий и смертельно опасный. Но кто?

Случайный сосед? Убийца? Палач? Скорее всего, именно он.

Жертва не обольщалась. Она знала, что то, как она выглядит, то как она идеально подходит под описание жертвы, может в очередной раз сработать против нее. Как уже бывало не раз. Как уже бывало десятки раз, оставляя ее искалеченной, сломленной, разбитой.

Синдром жертвы, так называют это в специализированной литературе. Она – воплощение идеала жертвы, тихая, забитая, словно на ней табличка: «Сделай со мной все, что хочешь». И различные твари делали.

Жертва уже устала удивляться этому, и сейчас, оглядываясь по сторонам, она надеялась, что сможет угадать, кто окажется Палачом и сбежать раньше этого.

Может быть, Палачом будет высокий мужчина напротив? Или вот этот полноватый брюзга? Или вот этот седовласый, которому хочется довериться?

Жертва опустила голову, стараясь не сорваться на крик. Страшно... Было слишком страшно. Страх заполз в каждую клеточку. Казалось, что все вокруг уже поняли, уже знают, что она – Жертва, и можно ее ловить, и можно ее убивать. И тогда для них все закончится.

Жертва зажмурилась до алых кругов под глазами. Сжала кулаки, не замечая, что аккуратные полукружья ногтей оставляют алые отпечатки на ладонях.

Терпеть. Терпеть. Все будет хорошо. Никто ничего не поймет. Никто не узнает. Ведь она – никому из них не встречалась. Жертва уже поменяла свою жизнь. Жертва перестала быть жертвой!

Да, она нервничает, да, она почти сходит с ума от страха, но сейчас все вокруг выглядят также. Почти все! И здесь - никто не поймет, что Жертва и есть Жертва.

Не надо бояться. Все будет хорошо. Надо только сказать неправду, когда зададут тот самый - главный вопрос. Вот и все. К тому же, вдруг кто-то ответит так как надо?

Вопрос же самый простой. Не может такого быть, чтобы среди всех тринадцати, кто присутствовал в стеклянной клетке, только Жертва родилась тринадцатого числа. В конце концов, это же бред. По меньшей мере, несколько... Да. Да.

Главное не волноваться.

Жертва всегда хотела родиться в другое число. Даже поменяла недавно паспорт.

Вполне можно сказать новую дату рождения. Да. Вот и все. И это даже не ложь. Жертва же не виновата, что Голос не знал о смене паспорта. Не виновата.

О других, которые умрут вместо Жертвы... Жертва не думала. Ей было все равно.

Жертва хотела жить.

Любой ценой...

Вопреки всему. Просто жить.

13. Историк.

Историку было интересно. Поставив локти на стол, опираясь подбородком на скрещенные ладони, Историк отвлеченно думал о том, что он попал в центр настоящей человеческой трагедии. И ему это нравилось.

Он не думал о том, что он сам находится в опасности. Он не думал о том, что он может стать жертвой палача или попасть в руки убийцы.

Все, о чем он мог мыслить – это игра! Игра на жизнь, игра в жизнь, игра в эксперимент, с открытым финалом.

Что может быть интереснее такого расклада, на который с самого начала ты не можешь влиять и знаешь, что рядом с тобой пара шулеров?

Историк не знал, но теперь был рад попробовать это на своей шкуре! Ощутить, какого это, когда ты – всего лишь винтик, в огромной машине. Всего лишь деталь, которая может сломать весь механизм или после своего извлечения вообще никак не повлиять на его работу.

Историка интересовало все происходящее, ведь пары истории никогда не давали ответов на те вопросы, которые очень его интересовали.

И социальные эксперименты, которые удавалось поставить, никогда не доводились до конца. Модели исторических обществ, выстраиваемые в его университете, не позволяли ответить на главные моральные вопросы.

Теперь же Историк получил возможность, наконец, не только увидеть со стороны настоящий эксперимент, психологический, социальный, философский. Но и даже принять в нем участие.

Осталось всего ничего.

Во-первых, надо понять, кто Жертва. Кто Палач. Во-вторых, не мешало бы понять, по какой фразе Палач будет вычислять Жертву. Чтобы можно было повлиять на выбор Палача. В-третьих, надо внимательно наблюдать. Наблюдать и еще раз наблюдать.

Ведь это так интересно!

14. Кондитер.

Кондитер зашуганно оглядывался по сторонам. Кондитер боялся, что его сделают второстепенным ингредиентом в замешивающемся блюде и пожертвуют им, ради того шедевра кулинарии, который должен получиться.

Но кондитер не хотел быть какой-то там деталью, каким-то второстепенным ингредиентом.

Кондитер хотел жить, творить дальше свои гениальные сладости и желательно при этом еще и находиться подальше от всего этого сборища убийц и мерзких, опасных тварей.

Оглядевшись по сторонам, Кондитер зябко поежился. Ему здесь не нравилось. Тесто его души прокисло и начало оседать в такой компании.

Она вообще была неправильной, невозможной! Настоящий кондитер никогда бы не поставил не то, что на одну полку, в одну витрину такой набор.

Женщина справа напоминала ликерный бисквит. Вкусный, но кружащий голову настолько, что можно было пропустить роковой удар.

Светловолосая девушка напротив была словно клубника со взбитыми сливками, такая обворожительная, нежная. Но кто знает, что было скрыто под слоем клубники и сливок?

Брюнетка напротив была словно шоколадный пудинг. Вроде бы нежный, политый расплавленной карамелью, под цвет ее глаз, но с другой стороны жженая карамель хоть и вкусна, но от обычной тягучей карамели отличается. Не тянется, не обволакивает, а хрустит, оставляя слабое чувство недовольства.

Или вот эта полноватая домохозяйка, больше всего напоминающая морковную запеканку? Обычное блюдо, которое тоже может быть весьма вкусно.

Кондитер облизнулся, оглядываясь по сторонам.

Может быть он все не так понял? Голос сказал ему: "никто". Значит он не Палач и не Жертва. Так может быть, он просто может остаться простым наблюдателем?

И тогда... Да! Да! он сможет наконец-то найти самый вкусный, самый красивый рецепт для своего торта. Торта, который станет вершиной его кондитерской карьеры.

Вершиной, после которой никто не посмеет обзывать его бездарностью!

Уже новым, заинтересованным взглядом, Кондитер взглянул на собравшихся.

Его не интересовал ни Палач, ни Жертва. Кондитер гадал о том, какими ингредиентами в его гениальном торте может стать каждый из присутствующих.

15. Прелюдия к трагедии.

... Около широких мониторов, обладатель Голоса повернулся на стуле, потер руки.

- Вот так, вот так. Все овцы в сборе. Волки в овечьей шкуре тоже на месте. Посмотрим, как будет разыгран первый тайм. И кто начнет череду кровавых историй.

Не так ли?

Девушка, сидящая на столе перед ним, сняла фарфоровую маску с лица. Обнажилось некогда совершенное лицо, сейчас покрытое многочисленными безобразными рубцами. Растянулись тонкие губы, обнажая фарфоровые зубки, аккуратные. За которые заплачены были деньги в лучшей стоматологической клинике. И которые были насмешкой над былой красотой, единственной, которую девушка позволила сама себе.

- Да, - ее механический голос наполнил комнату. - Мы до краев наполним их отчаянием и болью чашу моей ненависти и скуки.

… В зале были включены все экраны. На них было тринадцать человек, кто-то переглядывался, кто-то прятал взгляд, кто-то рассеянно смотрел на других, а кто-то изучал, прикидывал, примеривал ярлыки на окружающих.

- С кого начнется смертельная полоса? – спросил Голос.

- Тебе интересно это узнать? – удивилась девушка, вновь надевая на лицо маску.

- А тебе разве не интересно?

- Совершенно, - кивнула девушка. – Пожалуй, мне интересно, что будут делать волки. Сбегут? Позволят убивать? Или же умрут по случайности?

- Волков не убьешь… - Голос засмеялся. – Ну что? Перейдем к части второй нашего первого акта? Знакомство?

- Думаешь, они будут знакомиться?

- Им некуда деться… - прошелестел Голос. – Так что – будут.

Часть 2. Знакомство.

16. Ложь.

Люди лгут. Часто. Защищая свою жизнь, себя, свои достижения. Люди обманывают в мелочах, чтобы казаться лучше в своих или чужих глазах, люди обманывают в крупном, чтобы сохранить то, что для них важно.

Обман может быть "милым", обман может диктоваться лучшими побуждениями. Обман может быть сладким... или горьким.

Под стеклянным колпаком царила подавленная тишина. Люди переглядывались. Словно желали отыскать, понять по глазам, кто из них кто. Словно хотели понять, чем занимается каждый из них. Кто из них может оказаться Палачом... Жертвой... Убийцей...

- Думаю, хватит этой подавляющей тишины, - предложила высокая красивая женщина в строгом деловом костюме. Заправляя за уши тяжелые каштановые пряди с проседью, она строго смотрела на окружающих. За стеклами очков с тонкой дужкой ее серые глаза были насмешливо-оценивающими. - Еще немного тишины, и может начаться массовая истерия. Не хотелось бы столь неприятных последствий... Предлагаю всем познакомиться. В конце концов, на ближайшие 76 часов мы с вами все в одной лодке. Меня зовут Ирина. Ирина Аркадьевна. Несколько лет назад, по роду работы, я была задействована в корпусах мобильного реагирования МЧС и работала с теми, кто пострадал от стихийных бедствий. Сейчас я по-прежнему работаю в МЧС, но уже на другой должности.

На Ирину Аркадьевну смотрели, кто удивлено, кто насмешливо, кто оценивающе.

Напряжение, по-прежнему скапливающееся в воздухе и перекатывающееся, словно ртутные капли от одного сидящего за столом к другому, нарушили сухие хлопки.

- Хорошо сказано, - брюнетка с черными волосами и глазами цвета карамели улыбнулась, подаваясь немного вперед. - Меня зовут Амели. Я временно в отпуске, не оплачиваемом, - пожав плечами, брюнетка добавила. - Я не оценила домогательства своего шефа и ... - изобразив легкий удар правой рукой, Амели добавила. - Отправилась в отпуск. Сейчас думаю начать искать новую, подходящую работу. Но не знаю, куда себя деть. Была офис-менеджером. И признаться... число тринадцать в моих делах редко было союзником.

Седовласый подтянутый мужчина улыбнулся Амели.

- У вас хорошо поставлен удар, милая.

- Есть немного, - ответила улыбкой на улыбку брюнетка.

- Тогда представлюсь я. Я Аркадий Петрович. Долгое время работал преподавателем риторики в нашем государственном университете. Потом ушел на пенсию и занялся тем, что меня всегда интересовало. Моделированием кораблей.

- Аркадий Петрович? - Ирина Аркадьевна подалась вперед. - Иладов. Не так ли? Ваши корабли стоят в местном музее. Ровно тринадцать. Самый маленький - тринадцать сантиметров. А самый большой корабль в экспозиции - 148 сантиметров.

- Верно, - согласился с улыбкой Аркадий Петрович. - Обратите внимание - если сложить все цифры - получится тринадцать. Я очень люблю цифру тринадцать. Наверное, потому, что я родился тринадцатого числа, и это число меня никогда не обижало.

- Вам повезло, - подал голос сутулый парень в очках, лежащий головой на столе. То и дело краем глаза косясь на свой компьютер. - Меня зовут Дима. Я тоже родился тринадцатого числа. Но каждый раз это число с упорством маньяка стучало меня по голове. На тринадцатом билете я завалил выпускной экзамен в школе. Тринадцатого числа перед поступлением в университет упал с лестницы и сломал ногу. Потом на вступительных экзаменах в тринадцатой аудитории полностью провалился, и пришлось идти совсем не туда, куда я планировал.

- Не повезло тебе, - протянула Амели. - Я родилась 17 го числа... Зато в понедельник!

По комнате пробежали первые смешки.

- Наверное, дальше представлюсь я? - тихо сказала полная дама с рыжими суетливыми кудряшками. - Меня зовут Мила Игоревна. Я домохозяйка. И тринадцать в моей жизни... - по щекам женщины опять покатились крупные прозрачные слезы. - Сегодня юбилей. У нас с мужем тринадцать лет совместной жизни.

Поздравлений не прозвучало. Люди отводили глаза в сторону, чтобы не встретиться взглядом с Милой.

Торопливо вытирая слезы и улыбаясь с легкой долей вины, женщина продолжила, поглаживая свою сумку.

- У меня двое замечательных детей от второго брака и отличный сын от первого... Можно сказать, что я прожила не зря свою жизнь.

Губы женщины исказились, словно она пыталась улыбнуться, но не смогла.

- Но я так хочу жить... - тихо-тихо прошептала она, закрыв лицо руками.

Плечи Милы дрожали.

Поменявшись местами со своим соседом, Ирина Аркадьевна обняла Милу за плечи, что-то тихо ей шепча. На какое-то время воцарилась виноватая тишина. Люди отводили глаза.

- Наверное, стоит продолжить хорошее начинание замечательной леди, - продолжил молодой черноволосый мужчина, лет 25-27. Миндалевидные черные глаза и черные волосы с синим отливом привлекали внимание к нему. Одет мужчина был в черные джинсы, белую майку. Черная кожаная куртка с заклепками была повешена на спинку стула. - Меня зовут Олег. Мне 29. Родился 17го мая. Тринадцать в моей жизни имеет положительный оттенок. Я каскадер. И именно тринадцатого числа выполняю все самые сложные трюки без опасности для своей жизни.

- Олег? - высокая молодая женщина повернулась от стола, удивленно глядя на каскадера. - Какая встреча! Я думала, что ошиблась, но это действительно вы?

- Я. И я вас сразу узнал, - признался Олег. - Мы ведь с вами, Анастасия, встречались не так уж давно. На прошлом фильме вместе были. Вы со своим партнером были парой - главными соперниками героев фильма.

- Верно, - кивнула Настя. - А вы дублировали главного злодея.

- Тоже верно. А вы в жизни и без грима, Настя, гораздо красивее.

Поправив длинные прямые волосы, дивного светло-русого оттенка, женщина улыбнулась. Улыбка затронула и взгляд голубых глаз.

- Спасибо, Олег.

- Кхм-кхм, - откашлялась Ирина Аркадьевна. - Может быть, продолжим знакомство? А вы... поговорите потом отдельно.

- Простите, - хором сказали оба, улыбаясь.

Ответив понимающей улыбкой, Ирина Аркадьевна взглянула на до сих пор молчавших «сотоварищей».

- Может быть, продолжим?

- Катя. Студентка, - отозвалась девушка со светлыми волосами и шоколадными глазами, зябко кутаясь в теплый свитер. - Ненавижу этот город. Свой факультет... Забрала документы. Собиралась уехать. Был 13й номер вагона и 13ое место. Меня забрали прямо оттуда. День рождение у меня 19го. До этого момента 13ое число было исключительно неудачным.

- На каком же факультете вы были, милая? - уточнил Аркадий Петрович.

Катя зло взглянула в его стороны, и мужчина закашлялся, отводя взгляд.

- Простите, Катерина. Не хотел обидеть.

- На педагогике.

- Таким доверишь детей... - пробормотала Мила Игоревна, - а они потом домой со слезами на глазах возвращаются.

- Имеете что-то против? - окрысилась девушка уже в ее сторону.

Женщина вздрогнула.

- Нет-нет. Что ты.

- Максим. - Тихий спокойный голос прервал поединок двух взглядов. Молодой парень лет 19ти сидел на стуле. - Я веб-дизайнер в небольшой преуспевающей фирме... Тринадцать... живу я в тринадцатой квартире. На тринадцатом этаже. И вечно у нас. То потоп, то пожар. То смерть какая, то подозрение. Квартиру уже несколько раз менять пробовали, но... то документы сгорят, то риэлтора машина переедет... В общем, плюнули. Дома стараемся поменьше появляться. Родился я 4 го числа. Не считая квартиры, тринадцать в моей жизни ведет себя прилично.

- Как интересно! Всегда была заинтересована такими вещами! С легким налетом мистики, - высокая женщина подалась всем корпусом вперед. - Меня зовут Эльвира. Я так же как и Мила Игоревна домохозяйка. Муж - бизнесмен... - увидев взгляд соседа на безымянный палец на правой руке, где кольца не было, и не было даже светлой полоски, Эльвира с легкой улыбкой пояснила. - Поэтому дома он никогда не бывает. Соответственно... не горит желанием испортить себе приятные выходные или же приятное знакомство кольцом. Он снял его на тринадцатый день после свадьбы. Я ответила тем же. И из принципа больше никогда его не надевала. Родилась я 13го числа. И люблю это число больше всех остальных!

- Чем же? Позвольте спросить?

- Не считая свадебного приключения, с ним мне всегда сопутствовала удача, - улыбнулась Эльвира мягко.

- Повезло, - вздохнул Максим отворачиваясь.

- Итак-итак. Остались трое мужчин. Может быть, перейдем к вам? - поддержала беседу Ирина Аркадьевна, взглянув на мрачного мужчину сбоку от себя.

- Евгений. Бывший боксер. 42. Родился 27го. Тринадцать удачных боев. Тринадцать неудачных. После двадцать седьмого с карьерой было покончено навсегда из-за соперника. Не считаю, что число 13ть имеет хоть какое-то отношение к моей жизни.

Ирина Аркадьевна и Мила Игоревна переглянулись. Ирина, так и не отошедшая от женщины, которую успокаивала, откашлялась.

- Вы служили?

- Да. Три года по контракту.

- Военные привычки до сих пор в вас живы.

- Да.

Сдавшись, женщина посмотрела на суетливого мужчину с потерянно истеричным взглядом.

- А вы?

- Я-я-я? Да-да. Я. Я. Э... Я...

- Как вас зовут? - мягко спросила Ирина Аркадьевна.

- Ди... ди... Динисов... Бо... Борис....

- Не волнуйтесь так, - сказала женщина. – Я просто спрашиваю.

- Д… да… сс…с… спра… спрашивайте…

Ирина Аркадьевна вздохнула.

- Родились вы когда? – перехватила нить беседы Амели, все это время молчавшая.

- Т... т... три... тридцатого.

- Чем занимаетесь?

- Ко... ко... конди... кондитерствую я помаленьку.

- Вы повар?

- Д...да.

Амели хмыкнула, отвернулась. С нее не сводили внимательного взгляда сразу четверо.

- Остался я?

Ленивый голос с легкой прохладцей привлек внимание всех присутствующих к высокому мужчине. Каскад уложенных золотых волос был растрепан нарочито-профессионально. Зеленые глаза были затянуты едва уловимой поволокой. Светлая кожа, едва тронутая золотистым загаром. И шикарное тело.

Губы Амели приоткрылись. Распахнулись удивленно глаза Насти.

Обе молодых женщины подались вперед.

- Не может быть! - хором сказали они, потом переглянулись, улыбаясь, удивляясь той слаженности, с которой это прозвучало.

- Может, может, - кивнул блондин. - Я - Кин. Фотомодель.

- Приятно познакомиться! - снова хором пропели Амели и Настя.

- Взаимно, - склонил голову Кин. - Со всеми...

17. Улыбка.

Глядя в такие приятные голубые глаза, так легко улыбаться... Несмотря на то - что вокруг возможно все враги. Несмотря на то, что в любой момент может погаснуть свет, и весь мир остановится из-за страха перед убийством.

Олег улыбнулся, наклоняясь к Насте.

Вдвоем они пересели на удобные шезлонги, слева от стола.

- Как вы оказались здесь? - спросил тихо Олег.

Молодая женщина растерянно пожала плечами.

- По случайности... Я... оставила спорт.

- Давно следовало это сделать.

Настя изумленно вскинула голову.

- Вы так считаете?

- Давай на "ты", - предложил Олег. А заметив, что пальцы его знакомой дрожат, взял ее ладони в свои. Просто. По-дружески. - Расслабься. Это ничего не значит.

Настя кивнула. Мужские ладони были широкими, на удивление уютными и согревающими.

Мерзкая, донимающая ее мелкая дрожь, не от холода - а от нервозности и страха, медленно пошла на убыль.

- Так лучше? - спросил Олег.

И девушка не уверенно, немного неохотно, но все же кивнула.

- Олег... а ты? Ты же каскадер. Должен был успеть ... противопоставить что-то.

- Противопоставить что-то и кому-то можно только в том случае, если встречаешься с противником лицом к лицу, - отозвался мужчина. - А если тебе на голову сверху падает кирпич... Сама понимаешь. особо не посопротивляешься и не побегаешь.

Настя кивнула.

- А тебя?

- Газом в лицо. Некто в черном плаще, с черным чулком на голове. Я в первый момент, когда увидела, решила что это розыгрыш. Как оказалось, лучше бы я побежала.

- Вряд ли бы убежала далеко, - сказал Олег, поднося пальцы Насти к губам и касаясь их легким поцелуем. - Успокоилась?

- Да. Спасибо... тебе, - улыбнулась нежно женщина.

И было не очень понятно, за что именно она благодарит. За такой легкий поцелуй. За поддержку, участие. Или за взгляд, не жалеющий, не сочувствующий. Взгляд мужчины, который уверен, что все, что не делается - к лучшему.

18. Насмешка.

Глядя в лицо той, чья смерть ощущается на кончиках пальцев - легко. Смотреть прямо в глаза. Точно зная, что она ничего не сможет прочитать кроме того, что он так хочет показать. Соболезнование. Жалость. Может быть даже немного насмешки. Но уж точно она не сможет понять, почему эта насмешка царит в глазах.

Убийца откинулся на стуле назад.

Идея со стеклянным колпаком перестала казаться ему такой привлекательной, когда он прочитал в глазах миловидной брюнетки охотничий азарт. Убийца вздохнул, поднял голову наверх. На часах... о эти часы насмехались всем в лицо, утверждая что прошло каких-то пару часов. Нахальные часы смели утверждать, что он - убийца, ошибся. И его внутренние часы подвели. Перестали говорить правду.

Убийца вздохнул еще тяжелее. Выдавать себя было нельзя. Никак... Надо было терпеть. Надо было надеяться, что кто-то другой будет настолько не осторожен, что сделает первый шаг.

Может, это будет симпатичная брюнетка? Или может, суетливый кондитер? Нахально заикающийся, делающий вид, что он тряпка...

Убийца улыбнулся. Он видел насмешку на дне рыбьих глаз и ощущал, что кондитер только притворяется спокойным. Чувствовал всеми своими инстинктами, что этот мужчина - здесь не случайно.

Этот мужчина должен будет сыграть свою роль. Но Убийце было уже не интересно - какую. Убийца не сводил глаз со своей милой девочки. И не мог не отметить, что у нее потрескались губы, а в глазах лопнули сосудики.

Не мог не заметить, что ее трясет, и она жалко кутается в свою тонкую куртку.

Не мог не желать провести пальцем вдоль ее лица, от виска вниз, к трогательно-горькой складке у кончика ее сладких губ. Не мог не думать о том, какие они на вкус.

Не мог не думать о том, как сладко хрустнет ее шея в его руках.

Убийца поднял голову и встретился взглядом с черными глазами.

Черные глаза источали насмешку.

Черные глаза говорили: "Я знаю, кто ты".

Убийца вздрогнул. Нет. Ему не было страшно. Он был выше этого. Но на какой-то момент, он подумал о том, что, возможно, под стеклянным куполом он - не самый опасный.

Черные глаза стали еще насмешливее...

19. Тепло.

На какой-то миг под стеклянным куполом погас свет. Возникла та тишина, которая могла разлететься на осколки в любой момент женским криком, мужским воем, глухим ударом.

Тишина была гулкой. Завораживающей. Пугающей.

И вместе с тем в какой-то момент стало понятно, что ничего не случится...

Пока.

И от этого "пока" стало еще хуже. Еще страшнее.

Зло сплюнув, в темноте кто-то сказал:

- Лучше бы убили сразу. Ожидание смерти - хуже самой смерти.

Говорящий был зол. Но - прав. Эту правоту ощущал каждый, кто был сейчас в стеклянной комнате.

А потом свет включился. Вначале включился обиженный ноутбук суетливого парнишки в очках, вновь получивший питание.

Следом зажглись часы, которые почему-то отключились, несмотря на все обещания Голоса.

Последним включилось полное освещение.

В клетке появилось кое-что новенькое. Тележка на колесиках, на которой стояли тарелки с едой, накрытые серебряными крышками.

Ирина Аркадьевна подошла к столику первой, провела пальцем по ближайшей к ней крышке, с подписью "Полицейский". Повернулась.

- Они еще теплые... Думаю вот это, - принялась женщина срывать надписи. - Лишнее и нам не надо. А поесть - не мешало бы.

- Перед смертью-то? - спросила Амели, подходя к Ирине Аркадьевне и помогая ей.

- Еще не доказано, что мы умрем, - отозвалась старшая женщина. - Я, по крайней мере - не собираюсь.

По губам более молодой брюнетки скользнула улыбка.

- Можете мне не верить, но все здесь собравшиеся - умирать не собираются.

Ирина Аркадьевна кивнула, подхватывая подносы с едой.

- Совершенно верный настрой.

...Светленькая девочка с загнанно-злыми глазами, вскинула голову, когда рядом с ней остановился Олег.

- Катя. Идем.

- Зачем?

- Тебе надо поесть.

Каскадер почти насильно поднял Катю из шезлонга.

- Идем.

- Я не хочу, - покачала головой девочка, пряча руки в длинные рукава свитера.

- Если ты не хочешь, чтобы я кормил тебя насильно - то придется.

- Я не хочу! - с долей истеричности воскликнула девочка. Потом отвела взгляд в сторону с царско-аристократической небрежностью повторив. - Не хочу.

Олег качнулся к ней. Отвел немного влажные завитки челки со лба Кати. Так тепло, так нежно. И прошептал прямо в розовое ушко, почти касаясь его.

- Если не пойдешь - я скажу всем, что ты врешь. Врала от начала и до конца... Как ты думаешь, как скоро Убийца предположит, что ты - Жертва.

- Я не Жертва!!! - панически крикнула Катя.

Но ее крик заглушила чужая ладонь.

Олег погладил ее по голове. Мягко, словно кошку. Осторожно, словно боясь сломать фарфоровую игрушку.

- Я знаю, - сказал он. - Знаю. Но тебе нужны силы. А значит - нужна еда.

Катя вскинула свои шоколадные глаза, взглянула на Олега.

- Я не хочу.

- Придется, - решительно сказал мужчины, взяв девочку за ладонь и потянув ее за собой. К столу.

Тепло его руки, заставило Катю вздрогнуть... и шагнуть. Вначале неуверенно, потом все решительнее и решительнее...

... Мила Игоревна встала с места. Подхватила оставшуюся в стороне порцию под серебряным подносом. Подошла к сидящему в стороне Диме. Погладила его по непослушным вихрам.

- Димочка. Тебе бы тоже поесть надо.

Парень, удивленный таким тоном и таким... неуместным обращением, вскинулся, выходя из своего электронного мира, хотел было что-то сказать и не сказал.

Улыбнулся.

- Спасибо, Мила... Игоревна. Я поем.

Женщина улыбнулась, сдерживая слезы. Суетливые кудряшки уже поникли так же, как и поникла сама Мила.

- Кушай, Димочка, - повторила Мила, отвернувшись.

Немного суетливо она отошла в сторону, к лежакам. Первой устроилась на них, натягивая на ноги одеяло.

Женщину колотило крупной дрожью. От безнадежности. И от холода. Не столько материального, сколько - духовного.

Поверх одеяла легко второе. Подошедший Дима ерошил нервно волосы.

Мила Игоревна удивленно взглянула на него, и парень улыбнулся. Ясно, открыто.

- Так будет теплее, - пояснил он, отходя. - Спокойной ночи.

- Да. - Прошептала Мила. - Спасибо. Спокойной ночи.

По телу заструилось живительное тепло. От сердца - в каждую клеточку...

Тепло...

20. Первая ночь.

Свет снова выключили.

Точнее, вначале насмешливый Голос сообщил, что они все - молодцы. Ведут себя, как и должны себя вести люди в экстремальной ситуации. Правда он - Хозяин игры, помещал в клетку вообще-то волков и овец. Но волки пока не сбросили свои овечьи кроткие шкуры, а овцы почему-то притворяются людьми.

Впрочем, ему - Хозяину. От этого, пожалуй, даже интереснее. Кто сорвется раньше.

Кто первый обнажится.

Кто первый сломается. Это же так интересно! Это же так замечательно!

После того как погас свет, под стеклянным куполом повисла тишина. Каждый боялся, что свет снова включится. И Голос объявит, что эта была - шутка. И возможность. Совсем небольшая возможность отдохнуть - исчезнет. Станет таким же мифом, такой же нереальностью, как и все вокруг.

Но тишина не исчезала.

И свет - не включался.

Оставались только на потолке двое часов, которые совершенно не разгоняли тьму. Да светился едва уловимо экран ноутбука. Мальчишка в очках, закусив губы, даже не взглянул на поставленную перед ним еду. Торопливо стучал по клавишам. Словно видел что-то, шанс на удачу? Шанс на спасение? На побег?

Никто не знал.

Парень смотрел СКВОЗЬ тех, кто к нему подходил. Ушел в свои мысли и возвращаться обратно в клетку - не собирался.

Убийца устроился рядом со светловолосой девочкой. Сжавшись на лежаке, она дрожала, закусив губу. Убийце, разгадавшему тайну ее поведения, было интересно знать - когда она сорвется... То, что она сорвется - не возникало ни малейшего сомнения.

21. Украденный сон.

... Минуты на часах менялись, словно в калейдоскопе.

Наркоманка смотрела вверх, считая их. Надеясь, что от простого счета ей станет легче. Кожа на кулаке давно была содрана зубами. Доза.

Ей просто нужна была доза.

Нужна.

Нужна.

Из груди рвался вой. Звериный. Нечеловеческий. Наркоманка так и не смогла разгадать, у кого ее доза. Кто именно держит в руках заветный для нее ключ от седьмого неба.

Хотелось закричать. Хотелось упасть на пол, колотя кулаками изо всех сил, раздирая их в кровь. Чтобы этой - низменной болью заглушить ту, вторую. Ту кроваво-алую волну, что поднималась из нутра. Убить...

Убить всех? Найти. Найти дозу! Так легко...

Наркоманка с трудом удержалась от смеха. Да. Звучит легко - в мыслях. Но мысли еще были ее - разумными. Живыми. Настоящими.

Наркоманка знала, она не справится ни с каскадером, ни с моделью, не справится она и с бывшим военным. Даже Настя и Амели - легко скрутят ее.

Надо ждать. Надо затаиться. Надо выжидать. Когда ломка станет нестерпимый, когда кровь по телу будет гоняться не толчками сердца, а настоящим адреналином, когда силы в ее теле станут почти нечеловеческими, а закон мыслям будет диктовать ломка - тогда она сможет. Тогда она поймет. Учует, где доза! Увидит. Главное подождать.

Главное дождаться.

Часы словно в насмешку мигнули.

Да. Ждать.

Секунда. Две. Три...

Десять...

Сто...

Четыреста...

У крови такой странный, горько-соленый вкус. Может быть, в еде было что-то не то?

Семьсот...

Тысяча...

Почему так странно кружится голова?

Рука свалилась с лежака на пол. Страшно? Нет.

Недоумение.

Тысяча сто...

Почему-то так легко. Как в детстве. Когда мама приходила со своей работы в совете директоров, широко-широко расставляла руки, и ловила ее - Катеньку в свои объятия.

Мама высоко-высоко подкидывала ее, а потом вновь ловила. Прижимала к груди крепко-крепко.

От мамы пахло духами... не крепкими. Мама любила легкие цветочные духи.

Тысяча двести...

Движение. Словно кто-то несет на руках точно... как в детстве.

В руках Убийцы, Катя завозилась. Словно пытаясь устроиться удобнее. Но тело не слушалось. Тело уже знало, что все - кончено.

Тысяча двести пятьдесят...

А здесь почему-то холодно. Белый кафель ванной бьет по глазам. И можно закрыть их. Просто потому...

Удар. Горячо. Больно.

Открыв глаза, Катя взглянула на своего мучителя.

- Спать. - Прошептала она. - Спать.

- Да, - с маньячной улыбкой прошептал Убийца. - Да. Именно. Ты хочешь спать. В еде было снотворное. Много снотворного. Очень много. Оно подействовало даже на одержимую дозой наркоманку. Как ты себя чувствуешь?

Катя вновь начала смыкать глаза.

И снова удар.

По другой щеке.

Обжигающе. Больно.

Но эта боль - ничто по сравнению с той болью, которая таким домашним уютным клубком скрутилась в груди. Дремлет... Спит...

Катя улыбнулась.

Да. Она Наркоманка.

Улыбка Наркоманки стала страшнее, злее, переросла в оскал.

- Волк? - спросила она.

Убийца кивнул.

- Волк-волк.

- Но ты же не Палач.

- А ты - не Жертва.

Убийца скользнул тонким скальпелем по щеке девушки, не оставляя разрезов, но намечая их.

- Твоя кожа - сухая. Ты не заботишься о себе... Твои волосы - ломкие, тусклые, - Убийца насмешливо взглянул на Катю. - Ты - наркоманка. А значит, в твоих костях давно уже не хватает кальция. Они легко захрустят в моих руках.

- Ломай, придурок, - усмехнулась зло девушка. - Убивай!

- Ну если ты так просишь!

Скальпель разорвал кожу на предплечье, резко, рвано.

Тысяча триста.

- Больно? - прошептал Убийца, запуская свои пальцы в разрез, пачкая кончики кровью. И этой кровью рисуя узоры на шее, тонких хрупких ключицах Кати.

Девушка удивленно на него посмотрела. В омутах шоколадных глазах было такое чистое незамутненное удивление, что Убийца отшатнулся.

- Нет? Нет! Нет! Ты не смеешь...

Тысяча пятьсот...

- Эй, - голос Убийцы доносится, словно сквозь вату. Его лицо, лицо мужчины, выражает твердую решимость добиться своего.

Катя улыбнулась.

- Нет...

Две тысячи секунд. Много? Мало? Наркоманка Катя не знала... Наркоманке Кате было все равно.

На своего Убийцу она смотрела глазами, полными насмешки.

Скальпель оставлял на коже девушки рваные разрезы. Ломались кости. А глаза - Катя не отводила глаз, смотрели насмешливо-удивленно.

А с губ Убийцы срывалось:

- Больно? Больно? Ну скажи же! Тебе больно!

- Нет...

Глаза девушки закрылись.

Три тысячи триста тринадцать секунд.

Третьего марта... в тринадцать часов... она родилась.

А умерла через три тысячи триста тринадцать секунд после того, как украли ее сон.

- Мама... - было последним словом, который выдохнула девушка.

А потом в ванной раздался вой. Вой загнанного зверя. Вой, обманутого в своих ожиданиях.

- Мое! Мое! - загоняя скальпель в податливое тело, уже не понимая, что добыча ускользнула, обманула, убийца продолжал терзать ту, что должна была стать венцом его карьеры.

Но стала самым страшным разочарованием...

Вой прорвался сквозь закрытые двери. Но никого не разбудил...

22. Побег.

Утро еще не вступило в свои права, когда Хакер оторвал голову от стола, где и задремал. На щеке остался тяжелый отпечаток.

Голова гудела.

Сеть... сетка отказалась поддаваться. Пришлось ставить софт и ломать пароли без ключа. Сеть сломалась. Но о том, чтобы сообщить людям-в-черном о том, что здесь нужна их помощь, не могло идти и речи.

Хакер должен был выбирать, что он хочет. Жить. Или быть белым и пушистым, и сдохнуть вместе со всеми. Как сдохла девчонка... Вой Убийцы заставил Хакера встряхнуться. Да. Он отлично понимал, что он мог бы остаться. Мог бы сказать, что вот он - серийный Убийца. И все. И дальше что?

Пока остальных защищало не знание. То, что они понятия не имели, кто именно среди них убийца. Кто именно тварь, которая убивает.

Бросив взгляд, на сладко спящего мужчину, Хакер поморщился.

Тварь. Редкостная тварь. Притворялся таким хорошим. Выглядел таким беззащитным. Да побери его единицы и нолики, он в первый момент даже понравился Хакеру!

А тут...

Убийца.

Да еще и эта девочка. Оказалась наркоманкой. Страшно подумать, кем могут оказаться остальные присутствующие.

Хакер поморщился. Потер рот. После этой мерзкой еды хотелось прополоскать рот. Но идти в ванную... хотелось еще меньше.

Хакер знал. Утром. Когда все проснутся, в ванной не останется никаких следов. Ни единых...

Об этом должны были позаботиться Чистильщики. Двое...

Потерев ноющие виски, парень взглянул на ноутбук. Надо было как-то оставить сообщение остальным. Об Убийце. И о том, кто помогает Голосу.

О том, кто среди остальных - предатель. Волк в овечьей шкуре.

С трудом подавив желание нарисовать прямо на лбу у предателя, что он предатель, Хакер поднялся. Закрыл свой ноутбук.

Оставлять его здесь? Об этом не могло идти и речи. Но брать его с собой, к сожалению, было еще опаснее...

Потому что какой-то... талантливый гаденыш перепрограммировал его ноутбук. Хакер скривился. Посмел залезть своими грязными лапами в священные недра его возлюбленной электронной малышки.

И поэтому ее необходимо было бросить.

На то, чтобы разобрать ноутбук ушло почти три минуты. Вытащив второй жесткий, на который Хакер скинул важную информацию, с помощью которой он мог бы помочь остальным, он вновь собрал ноутбук.

Пальцы Хакера забежали по клавишам, оставляя сообщение.

Не спящий открыл глаза.

Взглянул на Хакера, сидящего к нему лицом, взглянул на экран. Буквы были крупными.

Но в них не было ничего опасного. Мешать кому-либо уговора не было, и не спящий вновь закрыл глаза притворяясь дальше.

Все равно, он точно знал, что далеко Хакер не уйдет.

А парень все стучал и стучал по клавишам, оставляя на экране сообщение.

Затем поднялся, упаковал жесткий диск в экранирующий материал, и шагнул к дверям.

Повернулся последний раз к своей электронной малышке и набрал на маленьком экране под потайной крышкой код.

А затем скользнул в приоткрывшуюся дверь.

... Спустя пару коротких минут все в комнате проснулись от дикого, нечеловеческого вопля.

Настя зажала уши, спасаясь от него. Амели даже не повернула головы со своего шезлонга.

Мила Игоревна опять расплакалась, а Ирина Аркадьевна почти не обратила внимания. Мужчины отреагировали гораздо спокойнее.

А уже через пару минут стало понятно, что из тринадцати двоих уже не стало.

23. Потеря.

В комнате царила тишина. Недолгая.

Включился свет. Включился звук.

- Э... Раз, раз. Как меня слышно? - Голос не изгалялся. Голос был удивлен. - Мелкий поганец оказался талантливее, чем я считал. Правда, его удачи хватило ровно на тринадцать ступенек. Согласитесь, какая ирония. Дмитрий Иванович Ларионов погиб, попав в ловушку на тринадцатой ступеньке. Вылетел в окно. Ах, какая трагичная смерть. А я так на него рассчитывал! - Голос вздохнул.

- Катя! - крикнула Ирина Аркадьевна. - Куда делась Катя?

- Она... в ванной. Э нет-нет-нет! - Голос встревожился. - Ирина Аркадьевна, - неожиданно грассирующе сказал Голос. - Стойте. Не входите туда. Не надо. Я понимаю, что трое из вас смогут выдержать это зрелище без всякого удивления, но тогда все сразу поймут, что эти трое - не те, кого из себя выдают. Поэтому, я рекомендую вам всем... поспать. Или по крайней мере, лечь по своим шезлонгам. И закрыть глаза. И сделать вид, что вы ничего не слышите и не видите. Я бы не хотел этого говорить. И даже предпочел бы, чтобы кто-то из вас заглянул в ванную. Но все же... Нельзя допустить того, чтобы в ванную заглянул Палач.

- А он здесь есть? - спросила Амели, вытаскивая из сумочки ментоловые леденцы, оставленные ей после обыска.

- Есть, - Голос мерзко захихикал. - Есть. И сейчас Палач гадает, не Жертва ли попала в руки Убийцы. Говорю специально для Палача - нет. Не Жертва. Жертва по-прежнему с вами! Жертва по-прежнему среди вас!

Грассирующие нотки сменились истеричными. Теперь Голос не сочувствовал и не насмехался. Был отвратительно торжественен.

- Всего за одни сутки вас стало на двоих меньше. К моему сожалению, один из погибших - Волк. Я делал на него ставку. Вторая - овца, которая специально была приведена на заклание. Впрочем, я искренне огорчен тем, что она так быстро попалась в зубы волка. Я ожидал, что она больше времени будет развлекать меня.

Ладно. Не буду вам мешать. Наслаждайтесь обществом друг друга.

Голос стих.

Присутствующие переглядывались.

Идти в ванную - никому не хотелось.

Вновь включилась громкая связь.

- Я признаться... горд. Что выступаю посланником... этого сообщения. Мила Игоревна. Милая моя дама. Сегодня ночью... произошла трагедия. В вашем доме. Раздался взрыв бытового газа. К сожалению, спастись никому не удалось. Вся ваша семья... ваши дети. Ваш муж. Ваш толстый кот, которого вы так и не решили отвезти на кастрацию... к сожалению, умерли все. Я надеюсь, они не мучились долго. Рад за вас. Теперь вы свободны! Теперь вы можете умереть счастливой! Вас ждут! - Голос захохотал. - Да-да! Там, за порогом смерти - вас ждут! Вы даже можете Палача или Убийцу попросить отправить вас к ним! И побыстрее! Думаю, ни один из них двоих не откажет вам в такой малости. А хотите, хотите я попрошу их сам?

Связь с треском прервалась.

Мила Игоревна без сил осела на свой шезлонг, подтащила поближе плед, которым ее укрыл ночью Дима.

Глаза женщины были сухими. Она не плакала. Ничего не говорила. Просто сидела. Просто судорожно комкала плед. Но не было никого, кто сейчас решился бы к ней подойти...

24. Волки в овечьей шкуре.

Убийца молчал. Покусывал в нетерпении косточку пальца. Ему надоело. Уязвленное самолюбие требовало немедленно, вот прямо сейчас восстановить свое реноме. Вернуть ощущение того, что Убийца всемогущ. Снова ощутить то дивное чувство, что Убийца - имеет ПРАВО, казнить и помиловать. Выбирать, кого просто искалечить, но оставить жизнь, а кого убить, дав смерти отразиться в глазах.

Убийца думал о том, что это уже перестало быть смешным.

Девочка... посмела его обмануть! Овца оказалась... овцой! Натуральной овцой, которая поняв, что она стала просто-напросто подарком, отказалась бояться смерти! Да, наркоманка... она уже ходила по той узкой грани между жизнью и смертью, тонкой белой линии из белого порошка.

Неужели поэтому?

Убийца задумался. Опустил руку.

Это была интересная мысль.

Если наркоманы все так интересно реагируют, то почему бы не поиграть с ними? Заставить ощутить боль. Заставить почувствовать страх смерти. Для этого потребуется время... Не очень много. Доза. Одна. Две? Может быть, три... Огонь. Вода. И, пожалуй, соль.

Точно. Нанести тонкие разрезы и посыпать их солью. Это будет первая степень боли. Затем вода. Затем огонь.

Какой интересный эксперимент. Да, да. Осталось самое малое - выбраться из этого места.

Оглядевшись по сторонам, Убийца задумался о том, что именно Хакер пытался сказать своими словами.

Тот текст, который он писал ночью, начинался со слов, которые Убийца впоследствии стер:

"Один из вас - враг".

Так они же все тут враги друг другу. И все же... Дальше были слова, Хакер прощался. Говорил, что как только он выберется на свободу, сразу же обратится в службы спасения и всех, обязательно спасут. Главное только продержаться.

Убийца хмыкнул. Это он тоже стер. Не надо никому знать о словах парнишки. Ведь если бы Хакеру удалось это - то все. Все до единого уже были бы перевезены в другое место. А поскольку Хакера больше нет, то Голосу нет смысла этого делать. А Убийце нет смысла больше ждать. Убивать кого-то еще среди собравшихся - не было никакого желания.

Мила Игоревна, с трясущимися кудряшками? Какой смысл... Она была не интересна. К тому же, Убийца ощущал это своим шестым чувством, она уже обречена на смерть. Скорее всего, во сне. Может быть, она даже ничего не почувствует...

Убийца встретился взглядом с темными насмешливыми глазами, но не уступил. В этот раз Убийце тоже было что сказать.

"Я знаю, что ты хочешь сделать", - мысленно сказал Убийца.

Рот того, второго, исказился в усмешке.

- Хочешь помешать? - одними губами спросил Палач.

- Что ты! - так же ответил Убийца. – Могу даже помочь, хоть это и не интересно.

- Обойдусь, - усмехнулся Палач, отворачиваясь.

Убийца улыбнулся, поворачиваясь к обворожительной соседке, чтобы ответить на какой-то ее милый вопрос. То, что этот разговор никто не заметил - он был уверен.

Следовало немного выждать. Может быть, Палач угадал. И эта домохозяйка - жертва. А может и нет...

И тогда надо будет бежать.

25. Сказка о красной шапочке.

- Никто не хочет поиграть? - Амели потянулась на своем шезлонге.

На нее удивленно повернулись.

- Что? - молодая женщина потерла ноющий затылок. - Я к тому, что ноут я могу взять в свое единоличное распоряжение?

- Решили разгадать загадку? - спросил Аркадий Петрович, перебирая чистые листы, вытащенные из своего дипломата.

- Нет, конечно. Я хочу именно то, о чем я говорила. Просто. Поиграть.

- Да берите, - отозвалась Ирина Аркадьевна. - Все равно, сейчас некому... составлять вам конкуренцию.

Амели огляделась.

Мила Игоревна сидела на краю шезлонга, кутаясь в плед. Не двигаясь. Не плача. Не разговаривая. Обращаться к ней было бесполезно. Женщина ушла в свое сознание, и это было лучшим спасением для нее сейчас.

По ее лицу протянулась тонкая полоска слюны, но на это никто уже не обращал внимания. Настя тихо всхлипывала в руках Олега.

Кин сидел у стола, читая толстый мануал по компьютерному делу. Кондитер забился в угол. Руки мужчины тряслись, он что-то шептал себе под нос, но прислушиваться ни у кого желания не было. Слишком было страшно, и вряд ли кого-то можно было в этом упрекнуть.

Женя и Эльвира тихо о чем-то шептались, сидя на соседних стульях. А Аркадий Петрович и Ирина Аркадьевна собирались поиграть в слова.

Амели хмыкнула, взяла ноутбук и положила его к себе на колени, пользуясь тем, что шнур питания легко дотянулся до крайнего шезлонга.

На рабочем столе была "жизнеутверждающая" обоина в виде скалящегося черепа, окруженного кровью.

Стол был чист. Значок "мой компьютер" в левом верхнем углу. Корзина - в правом нижнем. И ровно посередине... "болталка".

Щёлкнув на свойства, Амели обнаружила, что программа была создана ... в ту ночь, когда умер Дима, названный Голосом Хакером.

Амели хмыкнула. Двойным щелчком запустила программу и с некоторым удивлением посмотрела на карикатурно-вызывающего волка с овечьей шкурой под лапами.

- Привет, - появилось в белом облачке.

"Привет", - отстучала на клавишах молодая женщина. Становилось уже интересно.

- А ты кто?

"Амели".

- Ты красивая.

"Вот уж спасибо!"

- Пожалуйста.

"А ты кто?"

- Я волк. В овечьей шкуре.

"Что ты умеешь?"

- Давать подсказки, - волк повернулся, лукаво глядя на Амели с экрана ярко-желтым глазом.

"Дай мне".

- А что мне за это будет?

"Пирожок".

- Ладно, - волк оскалился. - Вот тебе первая подсказка, среди вас - есть волки и есть овцы.

"Это я знаю", - вздохнула Амели, глядя на экран. - "Ничего нового я здесь не..."

По экрану продолжали бежать буквы.

"И уже составлен список, кто именно должен умереть. Мне не удалось узнать, кто Жертва, зато я знаю критерии, по которым можно определить, кто Палач. Он бывший военный. Довольно мрачный человек..."

Волк вдруг завыл, подняв голову, потом опустил.

"Привет", - появилось в облачке.

Амели вздохнула.

Судя по всему Хакер не успел доделать свою программу. Или же...

"Привет" - отбила она на клавиатуре.

- А ты кто? - спросил волк.

Оглядевшись в зале, Амели написала:

"Катя".

- Разговариваю с мертвецом? - насмешливо оскалился волк. - Катю убил Убийца.

"Кто Убийца?"

- Не знаю... - волк помотал головой, опустил морду на овечью шкуру, почти по-человечески вздохнул. - Я тоже спал. В еде было снотворное. Но Убийца знал о нем, и есть не стал.

"Ясно... Спасибо".

Волк вновь завыл.

- Привет, - побежали буквы по экрану.

"Заново?" - Амели хмыкнула. - "Ладно... Попробуем..."

"Привет".

- Ты кто?

"Хакер".

- Хакер - я. А ты кто?

"Хакер".

- Пароль принят. Местоположение: Д. Документы. Сказка о красной шапочке.

Амели с трудом сдержалась от смеха, закрывая программу.

"Ай да я! Ай да Хакер. Посмотрим, что ты у нас накопал. И главное, как этим воспользоваться!"

26. Погребальное сновидение.

Холод? Да... Пожалуй, ей было холодно. И немного страшно. Мила Игоревна всегда думала - что будет там, за чертой? Действительно ли там есть что-то? Или ничего нет? Совсем?

Сидя на шезлонге, женщина не ощущала своего тела. Тех, кто был вокруг, тех, кто был рядом - она не воспринимала. В одно мгновение весь мир сошел с ума.

Какая-то рациональная часть сознания еще уверяла, что Голос мог обмануть. Что просто-напросто он захотел дополнительно поиздеваться, но психика и нервы не выдержали. Сознание покрылось пеленой.

Осталось только одно желание. Забвение.

Хотелось закрыть глаза и забыть обо всем.

Но тело не двигалось. Каждая мышца. Каждая клетка тела - отказали своей хозяйке. Подвели.

- Пора спать...

Тихий голос раздался над ухом. Он был почти нежным... и пугающим.

- Ты хочешь спать...

Мила Игоревна попыталась вскрикнуть, позвать на помощь... Но замерла.

"Зачем?" - пришла в голову мысль. - "Там меня ждут..."

Глаза женщины сомкнулись.

По правой щеке скатилась одинокая слеза.

Тяжелая рука в перчатке легла поверх веселых кудряшек.

- Это будет не больно. Я обещаю...

Мила Игоревна кивнула.

А потом мир вдруг исчез.

Оглядываясь по сторонам, женщина пыталась понять, где именно она оказалась. Куда пропал купол? Шезлонги? Остальные?

- Мама! - радостный крик донесся откуда-то сбоку.

Мила Игоревна с трудом повернула на голос голову.

- Мамочка! - младшая дочь стояла и радостно махала рукой. - Иди к нам!

Сделать первый шаг было почему-то просто, словно кто-то подтолкнул. Второй. Третий. Но с каждым новым шагом идти было все тяжелее и тяжелее. Словно кто-то привязал к ногам гири, которые не давали идти.

А рядом с дочерью появился сын, играющий с толстым рыжим котом.

- Мя-ма! - промяукал он, пытаясь потянуть кота за хвост, но рыжий прохвост все время уворачивался.

- Мои милые...

- Не ходи.

Тихий голос раздался позади.

Мила Игоревна попыталась повернуться, но не могла... Смотрела заворожено на своих детей, взявшихся за руки и двигающихся от нее.

- Мои! - крикнула женщина, но голос подвел.

Из горла не вырвалось ни звука, а пересохшие губы исказились в болезненной гримасе.

- Не ходи! - настойчиво продолжил голос. - Возвращайся. Ну же.

- Мама! - девочка обернулась.- Ты идешь?

И Мила Игоревна сделала шаг.

- И... ду...

Первая буква далась тяжело, а вторая и третья скользнули в окружающий мир так, словно были созданы для этого.

А потом, Мила Игоревна поняла, что летит. Белые перьевые облака облепляли все вокруг, насыщали одежду водой, покрывали кожу мелкими частичками дождя. А под Милой Игоревной было сильное уверенное тело.

Вцепившись в рыжую шерсть своего сильно увеличившегося кота, женщина подумала о том, что возможно все не так плохо.

А потом, думать стало некому.

27. Палач и Жертва.

Страх пришел ночью. Жертва лежала на своей лежанке, плотно, до рези, зажмурив глаза. Страх пришел незваным гостем, схватил за шею ледяными пальцами, погладил по груди и скользнул вниз, по животу, обрисовывая круги вокруг пупка.

Страх был липким. Мерзким. И знакомым. Жертва знала, что когда вот так страшно - рядом затаился враг. Тот, кто желает уничтожить, тот кто хочет подчинить, сломать, растоптать. Жертва знала это на удивление отчетливо и понимала, что это - выше ее сил.

Хотелось закричать, в голос, завыть, броситься на стеклянные стены, разбивая в кровь кулаки, умоляя выпустить. Но страх не пускал. Обвился удушающими кольцами вокруг тела, ласкающе скользил по ногам - и они отнимались. Щекотал своими щупальцами под коленями, и Жертва понимала, что не сможет сдвинуться с места, даже если захочется. Страх скользил по плечам, обнимал за локти и рисовал узоры на ладонях, и руки переставали действовать. И Жертва знала - появись рядом с ней Палач, она ничего не сможет сделать. Просто потому, что никогда не умела, а потом так и не научилась давать сдачи.

Страх был вокруг.

- Эй.

Тихий шепот прозвучал как гром среди ясного неба, и Жертва изо всех сил втянула голову в плечи, надеясь, что не заметят, что не поймут.

- Я же знаю, что ты не спишь, - продолжал насмешливый голос.

Палач.

Да. Только Палач мог так говорить. Уверенно, с бархатными нотками. Жертва не повернулась на своем лежаке, но точно знала, что Палач - мужчина не из последних. Главное было не выдать себя. Сделать вид, что Жертва - спит. Сделать вид, что она ничего не слышит и не видит. Просто сон.

- Будешь притворяться? - Палач засмеялся. Приглушенный смех, словно через подушку, заставил тело Жертвы задрожать.

- Моя Жертва, - ласкающе добавил Палач. - А ведь я тебя знал. Раньше, в той реальности, которая сейчас отдалена от нас стеклянной стеной.

Жертва испуганно распахнула глаза. Яркий свет луны через край стеклянного купола заглянул в комнату, отразился в насмерть перепуганных глазах Жертвы и насмешливых глазах Палача, который искренне наслаждался происходящем.

- Да-да. К тебе воспоминания не пришли, не захотели. Или просто дверка для них была закрыта тобой. Неважно. Но я тебя помню. Как прижимал к стене, заставляя отдать последние деньги. Как швырял твоей симпатичной мордашкой в помойный бак, чтобы в твоей душе поселился страх, вытесняя все остальное. А как мило смотрелась жвачка в твоих волосах! Сколько раз я хватал тебя за эти волосы, чтобы ударить. Какая ностальгия!

Жертва до боли в кулаках вцепилась в белую простынь. Сжимая ее - как последнюю ниточку с ускользающей реальностью.

В жизни Жертвы действительно был такой мучитель. С которым Жертва встречалась ровно тринадцать раз, тринадцатый чуть не стал последним. Когда Палач... Палач ли?, вытолкнул ее, Жертву, под колеса фуры.

Спасло мастерство и опыт водителя. Жертва просто три года провела в инвалидной коляске.

"Он врет. Он врет", - Жертва мысленно погладила себе по голове. - "Тихо, тихо. Я не переживаю. Не волнуюсь. Я точно знаю, врет!"

- Не веришь? - Палач словно шестым чувством угадал, какие мысли сейчас переполняют голову Жертву. Угадал и опять засмеялся. - Тогда, давай я тебе докажу.

Раз.

... В маленьком переулке между школой и садиком цвела сирень. Буйным цветом. Белые и сиреневые цветки сыпались вниз от каждого порыва ветра.

Закинув голову детская фигурка смотрела вверх, завороженная, наслаждающаяся этим дождем.

- О! Да это же эта... чудила!

Чужие голоса фигурка не услышала, не отреагировала. А потом просто отлетела в сторону, на сетку. Пока чужие руки не уперлись в плечи. Пока чужие, нахальные глаза не встретились с испуганными, потерянными.

- Слышь, тля. Чтобы я тебя здесь больше не видел.

Два.

... Пьяный угар дискотеки, доносится от школы.

А рядом, в садике, не разберешь то ли девочка, в нарочито пацанской одежде, то ли парень со смазливыми чертами лица, сидит на лавочке. С тоской смотрит на тетрадь с алгеброй и не знает что сделать. Завтра - контрольная, а понять последнюю, самую важную задачу не получается.

А ему... ей... так важно ее решить.

В лицо пахнули едким запахом сигарет, и вскинув голову Жертва с ужасом смотрит в нахальные глаза своего мучителя.

- Эй, чудила. Давно не виделись...

Три.

... Девятый класс. Одноклассники, влюбленные, счастливые, потерянные, ходят и делятся о своих замечательных чувствах.

Только за последней партой сидит "чудила". В растянутой толстовке, с капюшоном надвинутым на голову, только край мелированных, выбеленных волос проглядывает, да тонкий проводок от наушников.

Тяжелые руки ударяются о парту. Он - непонятно откуда взялся в школе. Он давно студент. Только глаза злые. Только насмешка - все та же.

- Что слушаем, чудила?

Четыре.

... Десятый класс. Бассейн. Обязательная сдача спортивных норм. Чудила стоит у края бассейна, практически с паникой глядя вниз. Вода... такая ласковая, такая поддерживающая для других.

Чудила знает точно, если она туда свалится, обратно уже не поднимется. Потому что для нее вода - это ад. Это смертельная ловушка, избежать которой невозможно. И в грудь вползает страх, чтобы нашептать на ухо:

"Зато больше не будет кнопок. Грязи в шкафчике и в ботинках. Порванных учебников и испачканного рюкзака. Шагни".

Чудила шагнула. Назад. Голос разума и чужой голос - все это было слишком сильно для нее.

Но чужая "Дружеская" рука на плече так не считала.

- Какая-то ты красная, чудила, охладись.

И с тихим отчаянным криком, чудила летит в воду.

Пять.

... Больница. Белые стены. Капельницы. Уколы.

Чудила смотрит вверх, но не может даже пошевелиться. Бассейн закончился пневмонией.

"Этого стоило ожидать", - грустно говорит себе Чудила, но даже не может пошевелиться, потому что дверь открывается.

Ромашки. Белые. Мелкие. Много.

И глаза, злые, насмешливые. Взгляд змеи, которая получается искреннее наслаждение от того, что гипнотизирует свою жертву.

- Я узнал, - Мучитель наклоняется над больничной койкой, отводит в сторону прядь мелированных волос Жертвы. - О да, я узнал, чего ты боишься. Вода и ромашки. Аллергия, да? Такая девчачья, такая правильная...

Выпрямившись, мучитель смеется.

- О да. Такой взгляд, как у тебя. Загнанный. Дрожащий. Страшно? Думаю очень.

Довольный собой мучитель разворачивается и выходит в коридор, прикрывая за собой дверь.

А Чудилу спасают в последний момент, когда анфилактический шок переходит в последнюю стадию отека.

...Жертва сжалась на своем топчане, не желая больше слушать, не желая вспоминать.

Пусть лучше вернется страх, чем это наглое, тревожащее касание к воспаленным ранам души.

Палач моральный урод. Жертва знала это еще раньше. Но никогда еще не понимала так отчетливо. Так явно.

Сказать сейчас:

"Хватит", - значит, выдать себя. Взмолиться о пощаде - сломаться, доставить ему. Мучителю. Палачу. Удовольствие.

И Жертва зажимает глаза. Не понимая, что плачет. Беззвучно. Отчаянно. Горько.

А Палач продолжает. Палачу нравится бередить чужие раны. Особенно Жертвы. Особенно ЭТОЙ.

Шесть.

...В парке весело осыпаются золотые листья. И Жертва, замерев, смотрит на колесо обозрения. Далекое и недоступное. Вокруг весело прыгает маленький щенок сенбернара.

Золотистая шерсть в свете осеннего солнца мягко сияет. С веселым смехом Жертва опускается на колени, чтобы больше с них не подняться. Потому что на тонкое хрупкое плечико ложится тяжелая рука.

- О, это ты. Какая замечательная встреча.

Длинные сильные плацы поглаживают тонкую шею Жертвы, и Палач смеется, опускаясь рядом с ней на колени.

Щенок сенбернара почему-то скулит, ползет в сторону, но Палач все равно хватает его, поднося почти к своему лицу.

- Обожаю животных. Они лучше всех понимают сущность людей, вот как этот. Только знаешь, - доверчиво наклонившись к Жертве говорит Палач, - самые лучшие животные - мертвые.

Тонкая шейка ломается практически с едва заметным хрустом.

Жертва сидит в вихре осенних листьев, прижимая к себе мертвое тельце и отчаянно воет. А люди проходят мимо.

Потом мама будет отчаянно плакать, обнимая Жертву. Отец ходить из угла в угол. И они оба будут спрашивать - почему Жертва не сказала, не поделилась, что над ней ТАК издеваются, что ее мучают.

Жертва молчит. Жертва забыла, как говорить. Только хрипы из сорванного горла, да так и не утихающие слезы.

Вывод один - переезд. Немедленный переезд.

Семь.

…Год пролетает как один день. Жертва пока еще только учится ходить, не вздрагивая от собственной тени, когда в переполненном вагоне метро на плечи ложатся тяжелые руки.

За тонкую талию прижимают к сильному телу и на ушко Жертве сообщают:

- А я тебя нашел. Моя игрушка... Милая, нежная. Упертая. Еще никто не смог столько продержаться, как ты. НО неужели ты правда решила, что сможешь от меня сбежать? Какой-то переезд еще никогда не спасал от меня. Вначале я тебя сломаю. На осколки. Сделаю из тебя просто форму, из которой потом вылеплю то, что хочу я. И начну я с того, что... моей кукле не пристало играть на фортепьяно...

Жертва не воет, скулит, прижимая к груди раздробленные руки. Боли не чувствуется. Перед казнью Палач прямо через бежевое пальто вводит пару кубиков морфина.

Теряя сознание на платформе метро, Жертва еще понимает, что впереди - рельсы. А значит - конец.

Но конца не наступает.

Восемь.

…Клиника для психически больных. Курс от депрессии. Сильные антидепрессанты, успокоительные. Сильные руки санитаров, удерживающие Жертву в приступах. И тишина.

Здесь не появится Палач, и Жертва начинает успокаиваться. Мало-помалу. Пока ее не переводят в палату №13. Одноместную.

А ночью появляется Палач.

Не говоря ни слова, смотрит на Жертву, потом смеется ... и уходит. А Жертва понимает. Все... все пропало. Даже здесь, там где не место посторонним, Палач найдет. Палач придет.

Сбежать от Палача невозможно, значит... надо убить.

Идея захватывает, и к удивлению всех Жертва идет на поправку. Приступы реже, не такие длительные. К разуму возвращается ясность мышления.

Врачи, психологи, психиатры обсуждают удивительный феномен, а Жертва думает о том, что в следующий раз она убьет Палача.

Девять.

... Наверное, на нее так действует холод.

Потому что Жертва стоит и не может сдвинуться с места. Хотя хочется, хочется до стискивания пальцев. Пальцы сжимаются на рукояти ножа.

А напротив, всего лишь через канал стоит Палач. И насмешливо смотрит. И Жертва знает, только этот канал разделяет их от того, что они поменяются местами.

А потом по каналу проходит катер, и когда Жертва поднимает глаза, Палача больше нет. Он исчезает. На долгих два года.

Десять.

...Жертва знает. Так хорошо не бывает. Учеба, интересные занятия. Замечательные преподаватели. Новая фамилия, чистое дело - без малейших пометок об учете в психиатрической лечебнице, новая любовь. Буквально, жизнь с чистого листа. Но Жертва знает, ощущает, что это обманчиво.

Что это спокойствие может разорваться в любой момент в темных глазах Мучителя.

Под подушкой всегда заряженный пистолет. В кармане - нож. Жертва больше не желает ТАКОГО, поэтому готова на все.

И оказывается все равно не готова к новой встрече. Разводной мост. Нежный поцелуй. Прощальные слова. Потом такси увозит любовь Жертвы домой, а она сама идет прогуляться, проветриться.

Немного стертые от поцелуев губы на холоде покрываются корочкой, но Жертва не обращает внимания. Потому что душа поет, душа ликует.

Мысли о любви обращаются подлостью, потому что когда на плечи ложатся руки, и затем плавно заводят запястья за спину, жертва даже не может сдвинуться и вытащить нож.

А чужая рука шарит по телу.

Нож летит вниз - в Неву.

Следом декоративный ремень джинс покидает свое место на поясе Жертвы, чтобы связать руки.

И прежде чем Жертва начинает дергаться, ко рту подносят что-то дурно пахнущее, и мир исчезает.

... А когда появляется, Жертва понимает, что лучше бы этого не было. Вокруг ничего нет. Тот же мост. На самой Жертве тоже ничего нет. Только ремень, которым она прикручена к перилам моста. Так унизительно, так болезненно... Так безнадежно. Ровно на стыке мостов. Перед тем моментом, как их будут разводить.

Спасает, но спасает ли?, то что ремень оказался со слабиной и разорвался до того, как разорвало Жертву.

Нева принимает в свои ледяные объятия.

Одиннадцать.

…Пустота в душе нарастает. Вновь встает угроза приступа, но Жертва уже знает - ей ничто не поможет. Двенадцать этажей под ногами это так много и так мало.

Закрыв глаза, Жертва шагает вниз, но в последний момент кто-то хватает за шиворот, резко разворачивает и прижимает к себе. Почти нежно, почти любяще.

- Ну, тихо, тихо, - уговаривает голос Мучителя. - Не стоило до этого доводить. Просто сломайся. И ты будешь куклой. Моей любимой. Самой драгоценной. Сломанной куклой.

Жертва не вырывается. Просто стоит словно каменная. Измученная душой... Палач долго укачивает на крыше Жертву, потом вытаскивает из кармана флягу с коньяком и буквально заливает его в Жертву, чтобы потом та оказалась в борделе...

... Не тронутая, просто в этой адской атмосфере разврата и похоти. Понимая, ЧТО уготовил Палач для нее, в конце концов, Жертва вновь сбегает. Уже в Москву. Потому что там - где много людей затеряться легче.

Новые документы. Новые друзья. Новая попытка начать жизнь заново. Получится ли?

Двенадцать.

... Стон срывается с губ почти ощутимо разрывая душу и грудь. Палач - вот он. Стоит напротив и не видит. И не добраться. Не убить. Не уничтожить.

Палач обнимает за плечи такую же, как и Жертву. Но в глазах той - искренняя любовь, такая искренняя, что даже дураку понятно - закроет собой, не даст убить.

Жертва разворачивается. Уходит. Потому что знает, все напрасно - Палач в очередной раз переиграл. Уничтожил. Растоптал. Забыл?!

В сердце вспыхивает неистовая надежда и подчиняет себе всю сущность Жертвы. Напрасно.

- Честно говоря, - деликатно говорит Палач, а Жертва уже давно лежит, закусив кулак, чтобы не выть. Во рту уже слишком много крови, но Жертва не шевелится, помнит - как это опасно. - Тринадцатая встреча должна была стать последней. Падение с моста на шоссе должно было убить тебя. А ты моя Жертва... вот она. И Смерть не забрала тебя. Пожалуй, я даже рад этому, потому что наконец-то получу тебя. Эй, Голос. Думаю, ты меня сейчас слышишь. Так вот, Я тебе говорю, лично Я, спасибо! Убить лично Жертву это изумительный бонус. Такой изумительный, что я душу бы дьяволу продал за него. А тут никому ничего продавать не надо. Супер!

Довольный смех Палача долго звучит в комнате. Но Жертва так и не выдает себя, и ему приходится смириться и отступить. До утра.

Потому что утром, при ярком свете можно будет легко найти Жертву. И Палач это точно знает.

Также точно как и то, что времени на окончательное сведение счетов остается все меньше и меньше...

Часть 3. По праву мести.

28. Утопленная во лжи.

Ложь всегда была моей спутницей. От начала и до конца. Я ничего не знала о себе. О своей жизни, о своих родителях. Я ничего не знала о том, кто я. Просто девочка, подброшенная на крыльцо самого престижного детдома в плетеной корзинке. А вместо матраса - доллары. "Спонсорская" помощь, тьма подери. Ребенка с такой помощью взяли. Не посмели не взять, вполне логично предполагая, что где-то там в январской тьме, 13го числа, притаился кто-то. Кто проследит за исходом дела.

Детский дом... Как звучит просто, понятно и логично. А на деле... Мы ничем практически не отличались от тех, государственных домов. У них царила нищета. У нас разврат, похоть и ложь...

Ложь сопровождала нас от самого рождения.

Кто мы, для чего рождены, для чего живем.

Мы ненавидели друг друга. Улыбались и лгали. Лгали. Лгали. Где были. С кем были. Что делали. Мы лгали так естественно как жили.

И стоило вырваться из этого замкнутого круга, чтобы попасть в другой - во взрослый. Где ложь просто была изящнее и смертоноснее.

Я поняла только одно... Если я могла лгать так изящно, то надо этим зарабатывать на жизнь. От идеи продавать свое тело - я отказалась сразу же. А вот идея продавать ложь.

"Это было бы интересно", - думала я тогда, открывая дверь в элитное театральное училище. То, что все места куплены, то, что девочку не то что с улицы, а с детдома никто не возьмет - я не думала.

Я лгала. В лицо приемной комиссии, сдавая документы. И лгала... Лгала. Еще изящнее я лгала, когда смотрела на удивленного председателя комиссии.

Лгала телом, душой, лгала так, чтобы никому и в голову не пришло, что это ложь.

Меня приняли. Спустя две недели после проб, когда комиссия одним глазом смотрела в документы, а другим - на меня, я увидела свою фамилию в списках.

Ложь не вскрылась. Я могла этой ложью жить дальше. И жила. Виртуозно играя на своих нервах, нервах преподавателей и их сердцах. Где надо было, я жалобно хлопала ресницами, пускала слезы. Искренние, чистые, что подкупало кого угодно. На сцене я могла шипеть, кричать, плакать, танцевать, петь. Я могла все. И там ложь, в которую я окуналась, переставала быть ложью. Я жила!!! Жизнью чужой, но от того не менее привлекательной.

Вначале Снежная Королева в детском спектакле. Завораживающе холодная, пугающая. Затем дикая и пугающая леди Язель в авторском спектакле.

А затем кинопробы... И если до этого кто-то мог мне крикнуть: "не верю", то здесь никто не посмел.

Молодежный сериал искал девочку второго плана, которая сможет быть достойной подругой для главной героини. Наперсницей... Помощницей. И я сыграла...

А потом на протяжении года, в 15 часов появлялась на экранах телевизоров. Улыбалась подружке и любила ее парня. Но даже не помышляла о том, чтобы его увести... Он увелся сам. Режиссеру понравилась идея о том, чтобы добавить драмы в сериал.

И после того, как подружка кричала на меня, а я отчаянно плакала и клялась, что между нами ничего не было и быть не могло, что это все чудовищная ошибка, что это... это… В ту же ночь, такси на котором я уезжала от подруги, попало в аварию. Режиссер выводил из сериала ту, что появляясь во второстепенной роли, но в каждой серии, почти затмила главную герою.

А продюсер сразу же предложил другой сериал. Новый. Только стартующий. С мистикой. Это была ложь нового уровня. Сыграть волшебство так, чтобы в него поверили. Но мне понравилась идея. Это был вызов. Вызов моему умению жить ложью, дышать ею. И я не смогла устоять.

На экраны вышла "Хозяйка смерти". Про некромантку. Я-настоящая боялась кладбищ. А хозяйка смерти их любила. Спала на кладбище, убивала, любила, ненавидела – все, на кладбище. Она жила со смертью и была ее хозяйкой.

Это было интересно. Мучительно. Но мне нравилось. Старые кладбища. Другие города. Другие страны. Запах смерти тоже начал мне нравиться.

Пока, однажды, я не поняла, что он въелся в мою кожу. В мои волосы. Стал мной.

Сериал должен был закончиться. А я неимоверно боялась этого конца... И в последней серии - я не жила. Я играла. Играла так убедительно, что никто не понял, как мне на самом деле страшно!

Потом были новые сериалы. Новые жизни. Новая ложь.

Но "Хозяйка смерти" никуда не делась. Она жила во мне. Оставалась во мне.

До 13го. Пятницы.

Когда тринадцать человек изуродовали мою жизнь, мое лицо, тело. Отобрали мою ложь, ввергли меня в прах реальной жизни, которая мне просто была не нужна!!!

Тринадцать человек в один и тот же день...

Первой, в детдоме появилась высокая женщина. Красивая женщина. Ухоженная женщина.

Эльвира. Сидя напротив ее в приемной комнате детдома, куда меня спешно вызвали, я слушала ее тихие слова. Моя мать. Решила вернуть меня в свою жизнь. Это же престижно!

Я хохотала как ненормальная несколько минут. Потом успокоилась и сказала, что никогда. Никогда не вернусь к той, которая бросила меня. Слабые слова Эльвиры, что я ничего не знаю, заставили меня смеяться еще сильнее. Мне было плевать. Эта женщина ничего общего со мной не имела. Но она разбила мою ложь. У меня больше не было частички моей лжи. Частички, которая утверждала, что я не одна. Что в этом мире есть те, кто ищут меня просто потому, что когда-то потеряли. Случайно. Не намерено.

Моим отцом оказался какой-то заезжий кондитеришка, который сразу же сбежал, когда узнал, что Эльвира беременна. Борис. Динисов.

Он стал вторым.

Я убежала из детдома, словно за мной черти гнались. На душе было тяжело. Показалось, что я опять пахну смертью. И чтобы развеяться, я заехала в любимый торговый центр.

Пробегающий мимо мужчина, спасающийся от орды фанаток, столкнул меня плечом к стене. Кин. Фотомодель. Я даже не ударилась, он был осторожен. Даже прихватил за плечи, придерживая и извиняясь. Он уже исчез на лестнице, когда я поняла, что сломала каблук на единственной паре обуви, которая никогда не натирала мне ноги.

В обувном центре точно такую же пару, но последнюю забрала женщина. Она торопилась домой, к своей семье. И как я не просила, она так и не уступила мне эту пару обуви. Ее звали Мила. И когда она выбегала из центра, ее рыжие кучеряшки так смешно подпрыгивали... Мне смешно не было.

Вечером мне предстояли съемки. И на них я должна была быть. У меня не было другого выбора. Не было...

Моя ложь трещала по швам, разбивалась на кусочки.

И я ощущала это.

Новые туфли начали натирать еще на второй минуте.

Нет другого выбора. Нет другого выбора.

Я свернула вбок. В обычный магазин. Не брендовый. Купила джинсы, толстовку и кроссовки. Ноги уже кровили. И симпатичная девочка-продавщица помогла мне заклеить ноги...

Но меня увидели. Там. Высокий мужчина с дочерью, племянницей? Смотрел на нее и смеялся. Такая как я - и вдруг в таком обычном месте. Деньги закончились вместе со славой. Не иначе. Аркадий Иладов.

Он пошатнул мою уверенность в том, что моя ложь была идеально выверенной.

Изящной...

Прихватив свои инквизиторские колодки, я двинулась домой. Следовало хотя бы подремать. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы немного... Хоть чуть-чуть!!!

Но, но, но...

Я не успела доехать домой. Фильм, в котором я хотела танцевать, от меня ушел. А ведь я действительно хотела танцевать в этом фильме! Ложь танцовщицы, которая изменяется в каждом танце, сгорая раз за разом душой и сердцем, была мне очень близка. Но... Они взяли на мое место профессиональную танцовщицу. Настя.

Растоптанная. Измученная. Я надеялась на то, что смогу отдохнуть. Вот-вот. За мной закроется дверь моей уютной квартирки. И я смогу выдохнуть.

Но приехав домой, я увидела только искореженную дверь соседей. Ограбление со взломом. И там была девушка, сопровождающая полицейского. Два часа я пробыла на допросе у нее. Я вспомнила много полезного. Амели долго благодарила меня. Но вместе с тем, вместе с тем, я не смогла поспать. Не смогла умыться. Не смогла переодеться. Я была вымотана. Вымотана настолько, что сопровождающий их медэксперт, Ирина Аркадьевна, накапала мне капелек. Успокаивающих...

День катился к вечеру.

Вечер умирал за окном на моих глазах.

Сидя в небольшом уютном баре, перед тем, как отправиться на съемки, я смотрела на мальчишку сидящего рядом со мной. Уставшего, вымотанного. Почти так же, как и я. Димка. Я пыталась с ним познакомиться раз пять. И раз за разом получала отказ. Ему милее был его ноутбук...

Потом были съемки. По сценарию мы должны были на трех машинах мчаться через весь город... Обычно на таких сложных съемках вместо меня либо ехал каскадер, либо каскадер меня сопровождал. А тут... Мой привычный каскадер, который всегда меня страховал, Олег, взял отгул по семейным обстоятельствам.

Туфли натерли ноги, и, выжимая до упора педаль газа, я ощущала, как они опять начали кровоточить. Нога начала то и дело съезжать с педали.

Эпизод с гонкой мы переснимали двенадцать раз. Тринадцатый должен был стать последним. Он и стал. Последним для - меня.

Мы ехали мимо площади, которая была оцеплена. По сценарию меня таранила другая машина, я закручивалась на месте, и вторая машина меня таранила к стенке. За рулем и в той, и в той машине были профессиональные каскадеры. Мне ничего не грозило.

Но... на оцепленной площади появилась девочка, шатающаяся, наколотая. Она бросилась под колеса моего автомобиля. И пытаясь спасти свою жизнь, две машины уже мчались ко мне, я выкрутила руль.

Автомобиль занесло. Потеряв управление, я откатилась вбок. Машина несколько раз перевернулась… А потом под капотом что-то взорвалось.

Наркоманка Катя стала причиной того, что я навсегда потеряла возможность лгать.

Из загоревшейся машины меня вытащил Евгений. Незнакомый человек, возвращавшийся откуда-то, оказался ближе всех ко мне...

Зачем он это сделал?! Я предпочла бы умереть.

Я больше не могла лгать.

В момент взрыва разбилось стекло. Стекло оставило на моем лице слишком много шрамов. Больше никаких игр. Никакой лжи...

В реабилитационном центре, когда училась жить заново, жить как все, я познакомилась с Жертвой.

Именно с нее и началась идея этой игры «Тринадцать».

А уже через три месяца я пришла к крупнейшему бизнесмену нашего города, в руках которого собрались все реальные и теневые денежные потоки и предложила ему игру.

Он согласился, потребовав в обмен на нее - меня.

Так, для него, я продала свое тело.

Ложь... ложь начала возвращаться.

Ложью я опутала всех тех, кто решился на игру.

Ложью я опутала Голос, как назвали его тринадцать под куполом.

Никакой скуки. Никакой случайности.

Я хотела мести. Они вызвали у меня это желание - и им его утолять.

29. Воззвание беззаветно влюбленного мужчины

Я всегда ее любил. Она была для меня всем... Настоящим миром, дивной сказкой, волшебной мечтой, несбыточным желанием.

Я любил ее так, что сходил с ума. Не от желания обладать, а от желания прочувствовать.

Она была загадкой, которую я не мог разгадать. Прекрасная, невинная, воздушная и насквозь лживая. Меня всегда это удивляло. Ну как, как возможно, чтобы такая прекрасная принцесса, была такой ... лгуньей.

О, она никому не врала в лицо, никогда не старалась получить выгоду из своего обмана. Она просто врала. Дыханием, движением, каждым касанием, каждой улыбкой.

Моя возлюбленная принцесса была насквозь лжива, и несмотря на это, я не мог от нее оказаться. Я присматривал за ней издали. Ни на что не надеясь, ни на что не рассчитывая. Верил, что однажды, возможно, она сможет оценить то, что я для нее делаю.

Хотя, кого я обманываю... Ничего особенного сделать для нее я не мог. Она была исключительно талантлива, моя милая принцесса.

Вся та малость, что я мог для нее сделать, заключалась в наивных маленьких сюрпризах. Букетах цветов, коробках со сладостями. И в более крупном - когда спорное дело решалось в ее пользу. Когда ей шли навстречу, а она даже не ожидала этого, когда она оказывалась в более комфортных условиях, чем те, на которые рассчитывала.

Я старался делать жизнь для нее немножко легче, даже не думая о том, чтобы сказать ей о том, что она для меня значит.

Возможно, напрасно.

Но я просто ее любил. Со всеми ее достоинствами, во многом неоспоримыми. Со всеми ее недостатками. Просто-напросто. Любил.

Любовь к этой девочке была для меня всем, и все же - не уберегла от ошибок. Возможно, я слишком циничен, но любовь не помешала мне ни жениться, ни развести. Не помешала она мне и удушить любовницу, когда, заглянув в неурочное время, я обнаружил ее с другим...

Любовь к принцессе была для меня самой... настоящей болью.

Я сгорал от желания обладать ею. И знал, что этого никогда не будет. Я никогда не осмелюсь замарать ее своими руками.

Она всегда, всегда казалась мне немного не от мира сегодня. Волшебная, прекрасная, недосягаемо-недостижимая.

Моя.

О... Сколько раз я хотел сказать ей об этом. И не решался. Потому что знал правду. Она моей не была. Никогда.

Как последний болван я мечтал о церкви, о колокольном звоне и о венчании. Мечтал о том, что смогу, однажды, назвать ее - своей женой, возлюбленной... Своей по праву. Перед людьми и Богом. Но дальше мечтаний я ни разу не решился зайти.

Цветы, подарки, нежные признания... Если бы ими можно было купить любовь, она была бы моей.

Я бы купил ее чувства, как другие покупают дорогое авто. Но ее любовь не продавалась.

Среди той лжи, которой она окружила себя, только любовь - осталась нетронутой. Не товаром, а истинным порывом души...

Я был готов на все, чтобы любовь моей принцессы так и осталась - отражением ее души, ее истинных чувств. Но как оказалось, достаточно всего лишь раз потерять контроль над ситуацией, чтобы все пошло прахом.

Какая-то наркоманка, жалкий, конченый человек, пустила рельсы жизни моей принцессы под откос...

Обрадовался ли я тому дню, когда моя принцесса появилась в моем кабинете? Нет.

Просто боль моей женщины причиняла боль и мне. Да, она пришла. Да, она добровольна была согласна принять мою власть. Стать моей женщиной. НО... в душе моей женщины была боль.

И я готов был сделать все, чтобы эта боль стихла.

Тринадцать жизней, возложенных на алтарь жажды ее мести? Послушайте, какой пустяк...

30. Сказка о красной шапочке.

В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый народ. Люди в нем были алчны, накапливали свои богатства и ненавидели друг друга.

Прекрасны были мужчины этого народа. Возлежащие на шелковых подушках, с вином и дичью, зажаренной лучшими поварами.

Прекрасны были женщины этого народа. Укутанные в шелка и меха, украшенные жемчугами и драгоценными камнями, они могли в равной степени претендовать на звание самой красивой и самой подлой.

Достоинства других в взглядах прекраснейших обитателей государства мерялись по толщине и набитости их кошелька.

И был под городом огромный лабиринт, в котором властвовал минотавр. И был у него кошель, самый огромный из всех. И дом у минотавра был из золота, ел он с золота, пил из золота, спал на золоте.

Ненавидели минотавра люди и боялись его. Скор он был на расправу, да крут очень...

... Покусывая костяшку указательного пальца, Амели искренне пыталась понять, при чем тут минотавр и красная шапочка. Понимание не пришло, и молодая женщина вновь вчиталась в сказку, испытывая странный азарт...

И не было в королевстве никого прекраснее принцессы. Обожал народ принцессу, насколько могут любить цветок, никому не принадлежащий те, чей смысл в обладании подобными редкостями.

Прекрасная принцесса выходила каждое утро на балкон, чтобы пожелать доброго утра народу.

Но однажды, принцесса не показалась на балконе. И наступило утро, но не доброе. Темные тучи склонились над городом. Темный туман наполз от реки. И начали жители искать принцессу.

И выяснилась страшная правда.

Что сбежала принцесса из дворца, на один денечек всего лишь, и встретила на рынке красную шапочку с пирожками. А у красной шапочки пирожки не простые, с густым яблочным вареньем, да медом политые. Сладкие, сытные.

Не устояла принцесса, откусила кусочек и сознание потеряла, где стояла. А потом как всегда пришла - так и ахнула. Не отражалась принцесса в зеркале, не было лица у нее. Исчезло, растворилось…

И пришлось ходить принцессе теперь в простой фарфоровой маске, даже отдаленно не напоминающую красоту лица девичьего. Лучшие лекари с разных концов королевства устремились на помощь к принцессе. Приехали и властьимущие из других стран.

Золушка, за последние двадцать лет, родившая принцу троих детей, располнела, раздобрела. Долго золушка утешала принцессу. Рассказывала о балах, где блистала принцесса. Напоминала о том, как любят принцессу, и поглаживая пухлый животик, говорила, что не красотой единой живы люди.

Одна из подруг принцессы - прекрасная спящая красавица приехала, чтобы ободрить подругу, да так и уснула. Обратно ее увезли в хрустальном прекрасном гробу...

"Золушка определенно Мила... А вот подруга и спящая красавица? Так-так", - Амели огляделась по сторонам. - "Катя - мертва. Да и она, подозреваю, не спящая красавица точно. Я... если я правильно поняла, и Дима зашифровал в своей посмертной сказке именно нас, то я еще не появилась. Ира? Ирина Аркадьевна? Точно нет. Ее я отлично знаю и скорее всего, она появится в числе докторов... Какого-нибудь чудо-целителя. Остаются Настя и Эльвира. Кто из них? Кто?"

Следом во дворце появился обаятельный кот в сапогах.

"Кто?!"

Кот в сапогах буквально обаял принцессу, намурлыкивал ей на ушко, что так - без лица, ей гораздо лучше. Что теперь она самая прекрасная из всех, ее можно спутать с окружающими. Что она теперь такая же как и все, а значит может то, чего раньше никогда не могла.

Кота в сапогах с позором выгнала из дворца Егерь. О! Егерь во дворце появилась не случайно. Обшаривая границы королевских земель, она нашла лучшего доктора из всех, что могут быть. Знахарка...

Знахарка ничем не смогла помочь Принцессе. Да и не хотела. Знахарка смотрела в души и видела тьму в душе принцессы.

Отказавшаяся помочь Знахарка была отравлена вкуснейшими пирожными, которые подал на своем подносе Кондитер принцессы.

А Егеря, который не выполнил условия принцессы, казнил Палач.

"Палач? Этот Дима знал, кто он?"

Лихорадочно покрутив колесиком, Амели обнаружила, что больше строк нет. А посмотрев на дату создания и редактирования файла, молодая женщина обнаружила, что они разнились. Кто бы это ни был, но ему совсем не понравилась идея о том, что кто-то еще, кроме мертвого мальчишки, рассекретит личность страшного палача...

По привычке щелкнув на календарь, Амели вдруг замерла.

До дня рождения ее "обожаемого, холимого и лелеемого начальника" оставалось всего два дня.

Но...

Вскинув голову, Амели посмотрела на потолок.

Часы мигнули, всего на одно короткое мгновение, а потом... перевелись назад.

31. Обманутое время.

Можно было попробовать убедить себя, что ей просто показалось. Именно, что просто. И именно, что показалось. Можно было счесть это игрой усталого разума. А можно было принять правду, которая стучалась каждый час.

Голос отсюда никого выпускать не собирался. Голос просто развлекался, глядя как на что-то надеются обреченные. Обреченные на смерть. Обреченные его желанием и его волей.

Немного резче чем нужно, Амели закрыла крышку ноутбука, улыбнулась повернувшейся к ней Ирине Аркадьевне и взглянула на часы на потолке.

«Теперь становится понятно, почему у нас отобрали мобильники и обычные часы. Чтобы мы, во-первых, не могли увидеть вот эту ложь со временем. А во-вторых, чтобы не смогли сориентироваться в окружающем мире».

Вернувшись на свой шезлонг и устроившись на нем с максимум комфорта, Амели прикрылась пледом и улыбнулась встревоженной старой знакомой.

- Все в порядке? – тихо спросила Ирина Аркадьевна.

Амели кивнула.

- Просто немного подремлю.

Можно было сказать правду. Но девушка ощущала, что это будет не просто лишнее, а очень лишнее. Надо было врать. Надо было изгаляться. Ну или на худой конец, надо было делать хорошую мину при плохой игре.

А сейчас игра была слишком плохая.

«Надо уходить», - Амели исподтишка оглядывала то, что находится за пределами купола. Огромная крыша. Великолепная крыша чужого зимнего сада.

Спуститься вниз по лестнице, даже если удастся покинуть купол – будет невозможно. Голос уже успел любезно сообщить, что там стоят ловушки. На которых сгорел тот хакер… Дима.

Соответственно, идти надо в сторону лестнице обратной – к краю крыши.

Техника безопасности требует наличие пожарных систем, которыми можно воспользоваться и тем способом, для которого чисто технически они не предназначены. Например, пожарные рукава отлично подходят для прыжков с крыши. А с помощью обычного огнетушителя очень удобно бить стекла или скидывать их вниз.

В любом случае, оставаться здесь Амели больше не собиралась.

Чтобы кому-то помочь, надо было это место покинуть. Только в этом случае, она сможет что-то сделать…

Проблема была только в одном – как покинуть сам купол. В еде, а может быть и в воздухе, где-то в чем-то было снотворное. «Дверь» в куполе открывалась только, когда кто-то привозил еду. Но все это происходило в темноте. Видимо, входящий был с прибором ночного видения. Но это не значило, что сделать ничего невозможно.

Лежа под легким покрывалом, Амели, зажав между указательным и средним пальцем лезвие бритвы, осторожно отпарывала от изнанки собственной кофты тонкий нейлоновый шнур. Простейшая удавка, которая всегда была с собой у сотрудница отдела по спец.операциям.

Намотав удавку на запястье, Амели прикрыла ее рукавом кофты. Спрятала лезвие обратно в потайной кармашек брюк на внутренней стороне бедра.

Оставалась самая малость, найти то место, откуда появляются временные «хозяева» дома. А еще надо было каким-то образом решить проблему со снотворным…

Ведь не просто же так все засыпают на тот момент, когда приносят еду.

В конце концов, обмануть обманщика – это уже дело чести!

32. Подсказка от Хакера.

Часы отсчитывали время.

Секунда вперед. Секунда назад. Две секунды вперед и секунда назад. Если не знать, в чем подвох, то догадаться просто невозможно. С каждой отмотанной секундой влево, количество обычных секунд увеличивалось на одну, а потом счетчик сбрасывался.

Амели, «дремлющая» на своем шезлонге, буквально видела, как дергается на циферблате стрелка. Три секунды вперед. Одна назад. Четыре секунды вперед. Одна назад. Пять секунд вперед. Одна назад.

И снова, снова.

Темнота за окном стала почти осязаемой. Если не знать, что за окном сейчас царит день, то можно даже поверить в то, что сейчас действительно ночь.

Амели было интересно, как умудрились реализовать эффект затемнения. И хотя она подозревала, что в дело пошли обычные, далеко даже не самые продвинутые компьютерные технологии, все равно не испытывать легкую зависть перед Голосом ей не удавалось. Его бы разрушительные планы и его возможности да в мирное русло… Сколько бы удалось спасти жизней!

Впрочем, молодая женщина напомнила себе, что это ее не касается. Сейчас главное спасти себя. Спасти свою жизнь.

А уже потом можно будет подумать о других.

«Ты никогда не сможешь никому помочь, если не поможешь сама себе», - наставник внимательно смотрел на девушку, пока она перебирала свои пистолеты.

«А если будет стоять выбор или я, или другие?»

«Подумай вначале о себе. О том, сколько ты можешь сделать для других, если перед тобой не будет стоять этого выбора. Всегда смотри на спорную ситуацию со стороны».

«Наставник…» - Амели закрыла глаза. – «Почему я попала в такую дурную ситуацию? Почему поверила в просьбу о помощи? Почему так преступно расслабилась, просто потому что наконец-то вышла в отпуск?»

- Амели… - тихий шепот справа заставил девушку повернуться, словно во сне на другой бок. – Не открывай глаза. Просто слушай. Ты хочешь сбежать? У тебя не получится. Даже если ты найдешь, где именно появится тот, кто обслуживает комнату, то ты ничего не сможешь сделать. Если хочешь, я тебе помогу.

«Просить о помощи? Еще чего не хватало», - Амели перевернулась на другой бок. – «И принимать ее тоже не собираюсь. Особенно от того, кто может вот так запросто угадать мои планы».

Часы продолжали отсчитывать время.

Амели, плотно поужинав, рассеянно смотрела на рассвет за окном, ощущая всем своим естеством, что там – ночь. И что сейчас будет лучший вариант для побега. Ноутбук был на коленях у девушки.

Лениво пролистывая игры, которых на ноутбуке было полно, Амели думала о том, как сбежал Дима. Хакер. Все, что у него было – это именно ноутбук.

Соответственно, определить место, откуда появится обслуга, он мог только с его помощью.

Если он подключился к системе видеонаблюдения и определил с ее помощью, то повторить подобный подвиг Амели не сможет. Но если Хакер позаботился о других, не зря же он оставил ноутбук!, то где-то будут фотографии или хотя бы план, на котором указывается, в каком месте появится дверь на свободу.

Значок волка появился на экране сам по себе. Амели даже дернулась, испугавшись, что нажала на что-то не то. Загоревшийся и мгновенно потухнувший огонек веб-камеры, Амели успела заметить только благодаря опыту.

Именно поэтому и не удивилась, когда на экране появилось:

- О! Егерь!

- Хакер? – написала удивленная Амели.

- А то как же.

- Ты же мертв.

- Еще чего не хватало, - открестился торопливо Дима, с удобством развалившийся в своей запасной «берлоге».

- Значит, ты жив?

- Жив, жив. А ты сбежать решила?

- Да.

- Тебе помочь? – любезно предложил парень.

- Чем?

- Скажу, где выход.

- Была бы благодарна, - согласилась Амели.

- Только по лестнице ты не пройдешь, - отстучал Хакер по клавишам.

- А мне лестница и не нужна. Ты мне просто скажи, как покинуть купол.

- Через два часа будет полночь. В это время они и приходят. Там, где стоит стол. Выход – под ним. Скатерть длинная, поэтому момент, когда они проходят – незаметен. Люк закрывается, но не защелкивается. Будет темно. У них есть приборы ночного видения. Мой шезлонг стоял как раз напротив стола, поэтому мне удалось проскочить незамеченным. Тебе так легко подобное не удастся. К тому же, думаю, они будут настороже.

- Им это не поможет.

- Такая уверенность не к лицу милому Егерю.

- Имею на нее право.

Хакер промолчал. Потом неохотно напечатал.

- Если хочешь, я заберу тебя на машине.

- Не хочу. Сама справлюсь.

- Тогда удачи.

Амели не успела больше ничего написать. Волк исчез, словно его и не было.

Разбираться в природе происходящего было некогда.

Прикрыв глаза, девушка заставила себя уснуть ровно на два часа.

Время утекало сквозь пальцы…

33. Жертвенная улыбка.

Палач с интересом смотрел на Жертву.

Жертва нервничала, ежилась под его взглядом, и то и дело нервно оглядывалась, словно пыталась угадать, кто именно сейчас будет ее убивать.

Палач не спешил. Он точно знал, что его обнаружить Жертва не сможет. Точно так же как и Жертва, он поменял не только свое имя и свою фамилию, но и свою внешность. Поэтому, было так весело смотреть, как Жертва испуганно смотрела то на одного мужчину, то на другого, пытаясь угадать, кто из них – ее Палач.

И не могла угадать.

Палач поднялся, пересел рядом с Жертвой.

- Ты в порядке? – грубовато-добродушно спросил он.

Жертва вымученно улыбнулась.

- Голова болит, - тихо пожаловалась она.

- Магнитная буря?

- Никогда не думала, что они так на меня могут влиять.

- Может быть, - Палач подался вперед, взяв Жертву за плечо. – У тебя аллергия на снотворное? Нас же каждый день, - понизил он голос, - пичкают снотворным.

- Я знаю, - вздохнула Жертва. – У меня на них не аллергия, но после каждого приема голова как чугунная. Так что, я еще в первый же день поняла, что что-то не так.

- Везет, - Палач отодвинулся. – А я можно сказать, только на второй день понял что что-то не так.

- На второй? – Жертва испуганно вздрогнула. – О чем ты? Мы же здесь…

- Четвертый день, наверное, - зевнул притворно Палач. Потом подался вперед. – Слушай.

- Да?

- Орешки будешь?

- Не люблю их, - поспешно открестилась Жертва.

- Жаль, - Палач поднялся, потом взглянул на странно довольную брюнетку Амели, на Убийцу, не сводящего горящего взгляда с Жертвы и усмехнулся. – Знаешь что, давай-ка ты поменяешься местами вон с той девчонкой.

- Амели, кажется? – удивленно проследила за указующим перстом Палача Жертва. – Но зачем?

- Да вон тот мужик на тебя как-то странно смотрит, - понизив голос, сообщил Палач. – Может быть, он решил, что ты Жертва?

Если бы Палач не знал досконально Жертву, он бы решить, что это какая-то ошибка. Жертва осталась абсолютно спокойной, только взгляд загнанно метнулся к Убийце и вернулся обратно к спокойному лицу Палача.

- Смотрит точно странно. Но с личностью жертвы он ошибся, - сказала она тихо. – Но лучше я поменяюсь. На меня мужики почему-то странно реагируют.

- Слишком ты красивая, - ухмыльнулся Палач.

И Жертва ему улыбнулась. Искренне, доверчиво.

- Спасибо…

Посмотрев на Палача и Жертву, Ирина Аркадьевна вновь повернулась к Иладову.

- Аркадий Петрович. Ладно, я понимаю, что может находить во всем происходящим приятного Голос. Он демонстрирует явные шизофренические признаки. Но вы-то! Доктор наук. Историк. И вдруг, сидите и торопливо пишите и рисуете стрелочки.

- Мне интересно, - отозвался Иладов, поправив галстук. Затем недовольно поморщился. – Если бы я знал, что мы застрянем здесь на столько дней, я бы не отказался от свежей смены одежды.

- Ты еще закажи еду! – фыркнула зло Ирина Аркадьевна. – Ты что всерьез считаешь, что кто-то будет выполнять наши просьбы?

Иладов пожал плечами, спокойно воззрился на женщину.

- Ирина Аркадьевна, спокойнее надо быть. Уважаемый Голос, - запрокинул он голову вверх. – Будьте добры, на сегодняшний обед я бы не отказался от неаполитанской пиццы, светлого пива и салата с кальмарами.

… По другую сторону камер, Голос весело расхохотался.

- Мне нравится этот наглец, - громогласно возвестил он.

Резко повернувнувшись на стуле, мужчина посмотрел на женщину в фарфоровой маске.

- Что скажешь, милая?

- Как пожелаешь. Они скучны.

- Подожди немного, - предложил Голос. – Если расчеты аналитиков верны, то скоро станет веселее.

- Да? – женщина поднялась и двинулась к выходу из комнаты, - тогда можно будет и посмотреть. А пока это все, - сжала она кулаки. – Слишком пресно! Они не страдают! Не страдают!

Голос нагнал свою женщину в коридоре, прижал ее к стене.

- Ты хочешь, чтобы они страдали?

- Да!

- Тогда я начну приготовления.

- Приготовления? – наклонила набок голову женщина, заинтересованно глядя на мужчину.

- Да. Я переведу их в другое место. Где воплощу в жизнь все их страхи.

- Это будет интересно, - благосклонно сказала женщина, выскользнула из прижимающих ее рук и скрылась за углом. Голос вернулся обратно в пункт наблюдения, отдавать все необходимые приказания.

То, что скоро начнется новый виток, ему нравилось. Точно так как и то, что становится все меньше и меньше людей. А еще Голосу было интересно, убьет ли Палач Жертву до того, как они покинут небоскреб. Или заберет с собой в другое место, чтобы поразвлекаться там.

34. Приговор.

Убийце было скучно. Запрокинув ноги на стол, он даже не поленился встать и подволочь стол к своему шезлонгу, он заинтересованно косился то на брюнетку Амели, расслабленно дремлющую на шезлонге, стоящем совсем рядом с шезлонгом убийцы. То на шатенку Ирину Аркадьевну, сидящую за столом и разгадывающую кроссворды на ноутбуке сдохшего Хакера.

Убийца думал о том, кого убить следующим.

И главное, как это сделать.

Можно было удушить, конечно, повторяться Убийца не любил. Но в данном случае, почему бы и не повториться?

Так сказать, повторить уже знакомый опыт.

Самым сложным было решить, кого именно хочется убить.

Хотелось Настю. Настеньку… сказочную красавицу с длинными волосами, затянутыми в косу. Но Настю оберегали. Рядом с Настей сидел Олег, тихо что-то рассказывая из своего каскадерского опыта.

И Убийца подумывал о том, что справиться с Олегом он не сможет. Слишком крепким выглядел мужчина. Слишком расслаблено лежала его рука поверх плеча Насти. Если этот каскадеришка решил, что Настя – его женщина или станет ей, то Убийце лучше было бы не соваться к нему.

Из оставшихся Убийце нравились двое. Амели. И Ирина Аркадьевна.

Но и Амели… Убийце не хотелось трогать эту молодую женщину. Хотя пока его взгляд скользил по совершенным чертам ее лица, он мог себе позволить помечтать о том, чтобы взять в руки острый скальпель… Хотя нет, для таких совершенных черт лица, скальпель слишком неинтересно.

Лучше боксерские перчатки и россыпь синяков.

Каждый синяк своего цвета…

Чтобы заплыло все лицо…

Хотя нет.

Убийца потряс головой. Он же убийца, мастер смерти, а не садист.

Просто Амели, Амели казалась слишком странной. В окружении этого места она смотрела по сторонам изучающе, заинтересованно. Словно профессионал.

Убийце порой хотелось узнать, действительно ли эта девушка имеет право так смотреть. Но с другой стороны… Не хотелось.

Взгляд карамельных глаз был сладким. Приторно сладким. А Убийца ненавидел сладости. Он вообще ненавидел все, что было такого цвета и пахло так сладко, как Амели.

Амели…

Взгляд Убийцы скользнул дальше, к Ирине Аркадьевне.

Она была похожа. Похожа на его жену. Мерзкую склочную бабу, которая пилила его за то, что он не приносит в дом достаточно денег для того, чтобы она могла покупать все, что ей захочется для себя самой и своего молоденького любовника.

Убийца с трудом подавил желание сплюнуть.

Любовнику он устроил самоубийство. Довел до него осторожными шажками. Помог упасть в пропасть 12 этажа…

А жену удушил. Ее любимым шелковым шарфом. Точно таким же, как тот, что висел на шее Ирины Аркадьевны.

Убийца прикрыл глаза, раздумывая.

Три женщины. И каждая по своему интересна.

Но из всех убить легче всего было Ирину Аркадьевну. И Убийца кивнул сам себе, подписывая ей смертельный приговор. Все свершится чуть позже. После того, как принесут обед.

Убийца облизнулся.

Да. Это будет достойная смерть. Он даже не будет скрывать ее труп. Будет интересно посмотреть на то, как будет визжать Настя, и как поведет себя Амели. Настолько ли она хладнокровна, как прикидывается.

А потом. После Ирины Аркадьевны он убьет Амели. Да. Именно в таком порядке.

35. Шанс.

Темнота ластилась к рукам, к губам. Темнота скользила по напряженным плечам, разминая их. Играла на напряженных нервах, пронзительным звуком пытаясь заставить выдать себя.

Амели постаралась даже не двигаться, чтобы не привлечь к себе внимания. Но темнота не отступала, словно догадывалась о чем-то.

Сон и бред смешались воедино, кружились вокруг, обнимали, ласкали и задевали болезненными касаниями.

Амели не сразу смогла понять, что это не совсем сон. Что рядом с ней кто-то. Кто-то живой. Дышащий. Кто-то, чьи руки скользят по ее телу, плечам. Кто-то расстегнул на ней пуговицы тонкой шелковой рубашки. Кто-то ослабил лямки ее кружевного белья. Кто-то гладил ее по животу, пытаясь забраться под пряжку фирменного ремня.

Ее домогались!

Девушка с трудом удержалась от того, чтобы зарычать. Злость поднялась откуда-то с души, и осторожно подтянув к груди коленки, она со всей силой и немалым опытом ударила неизвестного "ловеласа" в грудь.

Тихо что-то щелкнуло, затем раздался грохот от упавшего стола, и следом что-то покатилось с металлическим звоном.

Присев на шезлонге, Амели всего пару секунд смотрела на открытую дверцу люка, затем метнулась с места вперед, увидев в этом шанс. Громадный. Великолепный. Единственный.

Женщина перекатилась под чьими-то руками, сделала резкую подсечку кому-то, кто попытался напасть на нее из темноты, а затем скользнула в люк, чтобы уже через мгновение стоять в комнате под прицелом двух автоматчиков.

- Тьфу ты, - ругнулся довольно беззлобно один. - Еще одной шалаве не спится.

- Не, не путай, в тот раз пацан был. Ты, девочка, давай, в обратную сторону двигай. Тебя там наверняка уже заждались.

Амели кивнула, но с места даже не двинулась, лихорадочно просчитывая ситуацию. Оба охранника стояли грамотно, не перекрывая друг другу сектор стрельбы. И сместиться так, чтобы подставить одного под пули другого было невозможно.

- Давай, давай, - поддакнул первый. - А то уже надоело небось стоять на холодном ветерке.

- Хотя если хочешь, то мы тебя и поиграем.

- И приласкаем.

- Мясцо свежее.

- Чего ж не приласкать-то?

Амели зарделась.

- А вы меня считаете красивой? Или вам просто скучно?

- Вот девки пошли языкастые! - явно старший из двух схватил Амели за руку и притянул к себе. - Ты хочешь слышать, что ты красивая?

- Нет, я всегда хотела, чтобы меня так притянули к себе! - ответила с дружелюбной улыбкой Амели. - А еще, - закинула она голову назад, обнажая красивую шею. - Всегда хотела, чтобы меня поцеловали. Грубо, а не жеманничая. Как и полагается настоящим мужчинам, а не слюнтяям.

Охранник хохотнул, наклонился к подставленной шее... Что его вырубило, он так и не понял. Амели же придерживая падающее тело, не для того, чтобы мужик не покалечился, а для того, чтобы он послужил для нее живым щитом, уже двигалась дальше. Вперед и вперед.

Напарник незадачливого «щита» ничего не успел, ни сказать, ни сделать, как в него летело уже живым снарядом тяжелое полудохлое тело.

Сплетенные в "объятиях" тела еще только падали на пол, а Амели уже бежала вбок, к стеклянному куполу зимнего сада.

Стойка с предметами пожарной безопасности ожидаемо нашлась в углу. Ровно в тот момент, когда на головой завизжали пули. Прибыл еще один патруль, только более опасный.

Мгновение ушло на то, чтобы ногой сбить навесной замок с дверей на пожарной стойке. Еще мгновение на то, чтобы топором вынести стекло зимнего сада. Певуче зазвенели опадающие осколки, пропуская в зимний сад грязный городской воздух, шум проезжающих автомобилей и смог ночи.

А Амели уже прыгала вниз, схватив пожарный рукав.

... Спустя десяток секунд, когда трое охранников подскочили к пробоине в стекле зимнего сада, снизу донесся панический крик и звук... влажный, чавкающий, словно кто-то разбился насмерть...

36. Охотница.

Она не считала нужным притворяться, а еще не любила выделяться. С самого детства считала, что лучше быть незаметной, чем в топе толпе "любимчиков" учителей или родителей.

Она была не тихой и не забиякой, не относилась к отличникам, двоечников ненавидела лютой смертью. И в этой ненависти иногда в старших классах, проглядывали застарелые детские раны.

Она не сошлась близко ни с кем из одноклассников, и долгое время считалось, что у нее вообще нет друзей. Пока однажды, Охотницу, в ту пору совсем еще юную, 9 класс всего, не застали случайно в парке. В дружной компании, вокруг костра. Кто-то играл на гитаре, а она вихрем кружилась вокруг еще одного парня с мечом и кинжалом. Жаркая схватка закончилась не менее жарким поцелуем, когда выбив меч и кинжал, ее уронили на траву. Впрочем, этого одноклассники уже не увидели. И романтичная тайна надолго оставалась тайной.

Как и настоящая жизнь Охотницы. Особенно ее спортивная часть. До ролевого движения, в которое Охотница влилась только в 8 классе, а в 10 уже покинула, она успела многое. Поиграть в футбол. Быструю, юркую, ловкую ее брали с собой охотно дворовые команды. Охотница отлично передавала пасы и стремительным рывком могла даже забить гол. Ее просто не успевали перехватить. На поле она была почти королевой.

Футбол надоел в классе третьем или четвертом. Охотница вначале побывала в гимнастике, потом в легкой атлетике, поиграла пару лет в теннис. Зимой каталась на лыжах, сноуборде, благо обеспеченные родители могли позволить себе каждую зиму выезжать на "природу". Потом было ролевое движение, влившись в которое - не магом и не друидом, как предпочитали многие девушки, она стала воином. И как-то очень быстро, легко освоила меч и набор метательных ножей.

В середине 10го класса Охотница пришла в секцию смертельных искусств, где обучали драться: карате, самбо, ушу, бокс, айкидо. Тренер секции считал, что его учащиеся должны найти свой особый стиль.

Долго в секции мало кто задерживался. Это было слишком тяжело физически и выматывающе морально. Охотница задержалась. Можно сказать - навсегда.

Как и в школе, первое время она старалась не выделяться. Присматривалась к тем, кому предстояло быть ее напарниками и к тем, кто будет служить ей грушей. А потом потихоньку начала наращивать свою мощь. Она била быстро. Великолепная растяжка - спасибо гимнастике, сильные и тренированные ноги - за это футболу спасибо, очень быстро Охотница полюбила верхний стиль боя. Она наносила быстрые резкие удары ногами, потом исчезала, ускользала за спину противника и заканчивала все подлыми приемами, после которых мало что понимающий противник оказывался на татами.

Охотнице было весело.

Сенсей - только укоризненно качал головой. Впрочем, не возражал. Считал, что если пришли учиться - учитесь всему и учитесь у всего. И если уж полутораметровая пигалица с легкостью двухметрового амбала по татами валяет, то видимо, амбал недостаточно хорошо занимался и не понял чего-то очень важного.

Охотнице такой подход нравился. Она находила своеобразное удовольствие побеждать, если кому-то случилось перед этим победить ее.

После школы, когда все одноклассники были уверены, что встретят Охотницу где-нибудь на факультете экономики, финансов - и после обучения она станет каким-то офисным планктоном, были неимоверно удивлены, узнав, что Охотница - в Полицейской Академии.

Чтобы попасть туда, куда Охотница хотела - в спец.подразделение, ей необходимы было быть в десятке лучших по теории. И как минимум в пятнадцати лучших по практике.

Пришло время показать все, чем Охотница успела научиться. И она показала - особо не спеша, к концу первой сессии она была там и там на 14 месте. А к концу обучения, к шестому году - возглавляла список по теории и прочно угнездилась на втором месте по практике. В обратном порядке - первый по практике, второй по теории, был самый любимый человек для Охотницы. Самый дорогой, самый важный - ее друг, единственный, самый-самый, самый любимый.

Очень часто, забравшись вдвоем на старое раскидистое дерево, росшее около коттеджа Охотницы, она и ее друг сплетали пальцы. И между горько-сладкими поцелуями, планировали свою жизнь.

Когда Охотнице было 22 - ее второй половинки не стало. Это было слишком больно. И она долгое время считала, что сошла с ума в тот день, когда стояла на кладбище, и видела как кидали землю на гроб самого важного для нее человека.

Впрочем, на работе это не отразилось. И долгое время никто даже не догадывался, что с одной из сотрудниц спец.подразделения по борьбе с организованной преступностью происходит что-то странное, что-то нехорошее.

Пока не сорвавшись на задании, она не сделала ошибку и не оказалась вначале в полицейском госпитале. Потом не реабилитации у психолога. Помогло.

Только эмоции куда-то исчезли. От Охотницы - юркой, быстрой, ловкой остался только Полицейский. Ни эмоций, ни желаний. Только цель, только движение.

...Амели, сидя на широкой кровати, закутавшись в шикарное черное полотенце, разглядывала мужчину за компьютером.

Каштановые волосы, прежде встрепанные, были уложены в стильную прическу. Серые глаза, из которых исчезли алые прожилки, смотрели равнодушно, даже не заинтересованно ни в чем. Под мешковатым свитером оказалось хоть и очень сухощавое, но мускулистое тело.

Повернувшись на офисном стуле к Амели, Хакер вздохнул:

- Может, ты прекратишь сверлить меня взглядом? Нервирует. У тебя взгляд такой, словно ты меня на месте убить можешь.

- Не могу, - лениво отозвалась брюнетка, хотя хищное выражение из ее взгляда, цвета карамели никуда не делось. Ей было интересно. Впервые за долгое время ей было интересно. - Ты же не подросток. И тебе не 20, как показалось там, у этого... хозяина игры.

- Мне 29. И я почти на два года тебя старше, - отозвался Дима. - Так почему ты не можешь меня убить на месте?

- Ты помог мне, - отозвалась Амели. - Не дал убить и не дал разбиться насмерть. Подсказал. Разве этого мало? Я как-то не очень люблю оставаться с долгами.

- Значит, - взгляд Хакера изменился. - Значит, ты тоже собираешься открыть войну на этого... Голоса?

- О, да, - молодая женщина улыбнулась, плавно меняя положение на кровати. - Я уже связалась со своим офисом, Голос успел подстраховаться. Там уверены, что я мертва. Разбилась несколько часов назад насмерть. Они даже "нашли" мою предсмертную записку. Подразделение стоит на ушах, но...

- Ты не хочешь появиться и сообщить, что к огромному сожалению окружающих, ты жива?

- Не желаю.

- Отчего же?

- А как же я воевать тебе буду? Официальные методы тут не помогут. Значит - в ход пойдут неофициальные. И начнем мы с того, что ты расскажешь мне все, что удалось тебе найти.

- С чего ты взяла, что мне что-то удалось? - притворно удивился Хакер.

Амели поднялась и подошла к нему. Наклонилась, упираясь ладонями в плечи мужчины.

- Раз теперь мы играем на одной стороне...

- Не просто на одной стороне, - Дима лениво положил палец на губы Амели. - Предлагаю играть в паре. Я умею не только быстро думать и находить информацию. Еще, как ты убедилась, я отлично умею водить мотоцикл.

- А я стрелять. Составим комбо, партнер?

- Составим, - согласился Дима. - Думаю, Хакер и Полицейская смогут если не все, то очень многое.

37. Танец со смертью. Ожидание.

Танец – смысл ее жизни.

Неважно танцует она на сцене театра или в кадре фильма. Отдает всю себя до последнего вздоха на танцполе не самого крупного дискотечного зала или просто двигается под бравурный ритм новой сальсы около зеркала дома. Упоение танцем не меняется.

Строгий вальс с неподходящим партнером, страстное танго, кокетливое движение современных уличных танцев, цель которых заронить страсть и желание в сердца окружающих…

Может меняться музыка, костюмы, партнеры. Неизменным, до самого конца, остается только танец. Танец на кончиках мысков. Танец на ладонях, истерзанных в кровь.

Все в этом мире она привыкла мерить танцем.

Короткое скольжение, гибкий наклон за якобы упавшей сумочкой, в которой нет ничего полезного. Чужие взгляды останавливаются на ее теле, и танцовщица читает в этих взглядах гораздо больше, чем хотели бы выдать их хозяева.

У Убийцы взгляд жадный. Он смотрит и решает, как он хочет ее убить. Поэтому для него она танцует танго, вовлекая в него третьего. Того, в ком убийца чувствует угрозу.

Сама танцовщица смелостью рядом с этим человеком похвастаться не может. Он страшен. Страшнее даже, чем убийца. И Танцовщица не сразу может уловить эту разницу. Глаза? Поведение? Внешность?

У них есть что-то общее, и что-то отличает их друг от друга. Танцовщица не сразу понимает, что это отличие в отношении к убийству.

Убийца пусть и сумасшедший, но каждое убийство для него имеет какое-то значение. Для него оно сопровождается какой-то эмоцией. В чем-то, танцовщица считает именно так, его отношения к убийствам, такое же, как у нее самой к безупречно отработанному танцу. Гордость. И желание покорить установленную самой же высоту. Повторить свой успех.

Тот, второй, кого боится Убийца... Он Палач. И для него убийство не имеет ни вкуса, ни запаха, ни эмоции. Это просто скука, рутина! Поэтому Танцовщица старается держаться от него подальше. А когда ей приходится танцевать для него, она выбирает восточный танец.

Пусть он смотрит на ее тело, но только не заглядывает в глаза. Страх в глазах приведет к тому, что Палач убьет Танцовщицу.

Каждый раз когда он смотрит на нее, каждый раз когда случайно касается, она ощущает вкус крови на губах. Потому что она его боится. Из-за этого Танцовщица всегда закусывает губу изнутри. Так сильно, как только это возможно. Только ради того, чтобы не завыть. Ради того, чтобы не попробовать сбежать навстречу смерти. А эта встреча с каждым днем, с каждой минутой все ближе и ближе.

Танцовщица знает, ощущает всем своим телом, ощущает в каждом танце, что она обречена. И что последним в ее жизни танцем, станет танец со смертью. Но она не возражает.

Хотя в какой-то момент, когда рядом с ее шезлонгом останавливается желанный мужчина, ей становится грустно. В темноте, когда становится трудно дышать, и внутри все сводит ожиданием страха и смерти, он всегда приходит. Мужчина никогда не спешит. Он ничего не говорит. Слова для света дня.

Под покровом ночи он вовлекает ее в танец страсти, и она не смеет ему не подчиниться. Все начинается с губ. Жаркий жадный поцелуй, сумасшедший. почти болезненный. Но только так можно забыться от происходящего.

Когда ей становится тяжело и больно дышать, а губы становятся припухшими от поцелуев, а в голове не остается ни одной мысли, он исчезает в темноте.

А она, наконец, засыпает.

Каждый раз он заходит чуть дальше и каждый раз она понимает, что приближается последний отсчет.

Она знает, что перед любым танцем идут приготовления. Вначале необходимо выбрать костюм. Затем готовят сцену, потом проходит репетиция и только после этого актер выходит со своим номером на сцену.

...Когда перед сном, сразу после того как гаснет и включается свет, она видит большие сумки, Танцовщица понимает что сцена готова. Репетиции только не будет, и уже поднимается занавес перед грядущим танцем.

Ее костюм для танца со смертью светло-персикового цвета. Широкая юбка, простой верх с длинными рукавами и с широкими манжетами, закрывающими запястья. Пояс чуть темнее, на два тона. И такого же цвета босоножки и легкий шарф.

Косметика тоже персиковая.

И когда она из ванной делает первый шаг, танец со смертью начинается сам собой…

С барабанного боя, когда гулкий пульс сердца бьется в голове, а ток крови сходит с ума…

В ожидании того, кого выберет Убийца...

38. Оборванное дыхание.

Он не спешил. Медленно и неторопливо он приводил себя в порядок в ванной. В больших сумках была новая одежда, бритвенные принадлежности и парфюм. Среди всего присланного, Убийца нашел свой любимый одеколон и не удивился этому. Кто-то знал о нем все и даже немного больше.

Впрочем, Убийце было все равно. Сегодня он готовился к свиданию. Классические брюки и рубашка – самый лучший выбор. Оставив галстук в сумке и закатав рукава белоснежной рубашки, Убийца расстегнул парочку верхних пуговиц и улыбнулся себе в зеркале.

Да. Именно это - привычный вид. Именно это то, что привык видеть Убийца, когда смотрел на себя в зеркало. Не помятое лицо, не одна одежда на несколько дней, а классика, которая смотрится на нем просто бесподобно. Убийственно бесподобно.

По губам Убийцы скользнула довольная улыбка.

Выйдя из ванной, он устроился со всем удобством на шезлонге, а мимо него в ванную скользнула Настя.

А когда она вышла, у Убийцы защемило сердце. Она была так прекрасна, эта девочка. Ее дивные волосы были уложены в высокую прическу, только пара непослушных прядей выбилась из-под темно-алой ленты.

Цвет этой ленты напоминал кровь.

Убийца облизнулся. Ему захотелось подойти к этой молодой женщине, вытащить ленту из ее волос. Разрезать на ней это персиковое платье, сорвать его с нее. И... И...

Взгляд Убийцы столкнулся с потемневшим, негодующим взглядом. И Убийца сглотнул. В другом, том взгляде стояла угроза. "Не тронь. Мое".

В том взгляде было предсказание смерти, и Убийца решил отступить. Опять. О да, он просто подождет. Подождет, когда соперник исчезнет. И тогда это сокровище, и тогда эта Настенька будет его и только его. Да. Главное немного подождать.

Потому что в воздухе пахло кровью. В воздухе пахло чужим нетерпением. И Убийца предполагал, что Голос, в последнее время замолчавший, готовит что-то новенькое. Что-то интересненькое.

Убийца не знал, что именно готовит Голос.

Но ожидал встретить эти самые приготовления в приятной компании.

А для начала, для начала свидание. Свидание было важнее и интереснее.

Его жертва, его драгоценная игрушка вышла из ванной почти последней. Она просто переоделась в другой деловой костюм. Из темно-серого он стал почти черным. И туфли. На ее прежних бежевых лодочках был каблук повыше, а на черных, которые она надела, каблук уменьшился.

Она больше не производила впечатление несгибаемой, и это было обидно. Убийца любил ломать людей. А она уже была надломлена.

Для таких женщин такое долгое заключение, невозможность поменять одежду, поспать без чужих глаз вокруг, постоянное давление окружающей атмосферы. Все это медленно, почти незаметно подтачивало психику Ирины Аркадьевны.

Так что не было ничего удивительного в том, что она - устала.

Убийца был уверен, что эта женщина знает, что такое смерть. Знает, что такое боль. Но не на себе.

А сегодня, да, сегодня на их свидании, он выступит посредником, между этой женщиной и смертью.

Часы успели несколько раз пересечь часовые отметки, когда, наконец, все затихли, и Убийца успел ощутить, что вот пришло оно, пришло то время, когда можно отправляться на встречу.

Короткую, да, но обворожительную, оставляющую сладкую горечь чужой крови на губах. Пожалуй, в этот раз он даже не будет спешить.

Подхватив липкую ленту скотча, именно такой небольшой подарок Убийца нашел на дне сумки, предназначавшейся для него, он тихим, крадущимся шагом двинулся к шезлонгу своей возлюбленной на эту ночь.

Пройдя мимо шезлонга прекрасной Настеньки, Убийца взглянул на него, в надежде, что еще можно переиграть. Еще можно...

Шезлонг был пуст.

Поморщившись, Убийца двинулся вперед. Раздраженный, обиженный, завидующий. Темные чувства словно фонтаном выплескивались из него. Поэтому когда он присел на край шезлонга Ирины Аркадьевны, залепил он ей рот слишком рваным, слишком жестким движением. Отчего женщина проснулась мгновенно.

- Это будет быстро, не бойся, - Убийца наклонился, запутавшись пальцами в ее тяжелые каштановые пряди с элегантной проседью. - Может быть, это даже будет не страшно. Считай, что я делаю тебе одолжение. Спасаю тебя от того, что будет дальше. Ты должна быть мне благодарна.

Обрисовав дорожки скул, Убийца довольно улыбнулся, обнаружив, что серые глаза жертвы смотрят спокойно.

- Не боишься, - констатировал он. - Ты действительно меня не боишься. Какая прелесть. Какая дивная, непередаваемая прелесть. Последняя, кто так на меня смотрел, была наркоманка.

В глазах Ирины Аркадьевны мелькнул страх.

- О, ощущаю твой вопрос на кончике языка, - Убийца чуть наклонился, закрепляя руки над головой Ирины Аркадьевны все той же липкой лентой скотча. - Ты хочешь спросить, не Палач ли я? Нет, увы. Я сам не знаю, кто может быть Палачом. Тут столько страшных людей, - прорвалась злая насмешка в речи мужчины. – Нет, все гораздо проще, я Убийца. Я талантливый Убийца. Я столько раз уже менял способы, которыми убиваю. Я долго думал, как тебя убить. Нож в сердце - слишком пресно. Ты заслуживаешь большего. Большей симфонии боли, большей радости от предвкушения смерти.

Женщина вздрогнула.

Убийца засмеялся, тихо-тихо, чтобы не привлекать к себе внимание. В темно-зеленом свете, льющемся от часов на потолке, он был похож на мертвеца.

В глазах Ирины Аркадьевны стыл ужас.

- Теперь ты хочешь спросить, не псих ли я? Нет, не псих. Я гений! Я гений убийства. Я гений симфонии этой музыки. Музыки боли. Но не бойся, не надо так метаться. Ты не сможешь уже вырваться, не сейчас. И я не буду тебя резать. Нож не для таких благородных, как ты. Еще когда я увидел тебя в первый раз, я понял, что для тебя лучшим орудием боли и смерти будет удавка.

Если бы было чуть побольше места, если бы... Я бы показал тебе всю прелесть медленной смерти от удушья. Я бы затянул на твоем горле тонкую леску. Она настолько тонкая, настолько нежная, что ты даже бы не поняла, что что-то происходит. Ты даже не ощутила бы, что в ловушке, пока она не затянулась бы. Потом, пока леска бы затягивалась все туже и туже, лишая тебя возможности дышать, я бы пел тебе колыбельную.

О да, ты уже чувствуешь это. Испуг. Твое дыхание становится прерывистым. Я еще ничего не сделал, а тебе уже страшно дышать. Но не бойся, тссс... - Вытащив белоснежный платок, Убийца бережно вытер испарину с лица женщины. - Не бойся. У меня нет удавки. Поэтому с радостью удушья я тебя познакомлю с помощью своих рук. Да-да. Тепло чужого тела будет до самого конца с тобой. Не надо бояться. Не надо метаться. Рядом с нами никого нет. У тебя было удачное соседство. Та красотка-брюнетка. Она же из полиции, верно? Ты считала, что пока она рядом - тебе будет не так страшно. Но красотка уже мертва. И я даже не приложил к этому руки. Хотя знаешь, я думаю, она бы отказалась умирать. Она бы сделала все, чтобы заставить меня пожалеть о том, что я поднял на нее руку. Но ты старше. Ты привыкла степенно относиться к жизни. Ах, - Убийца тихо засмеялся. - Вокруг нас нет никого, кто мог бы тебе помочь. А впрочем, никто бы не выразил желания этого сделать. А теперь, мы медленно, мы плавно, почти неторопливо, начнем знакомиться со смертью!

Ирина Аркадьевна даже не успела вздохнуть как можно глубже. Возможность дышать исчезла очень быстро. Чужие ладони на ее лице были теплыми, только мороз продирал по коже. Начиная от позвоночника, словно все покрывалось льдом.

Женщина даже не могла дернуться. Все словно было под водой, гулкое, горькое... Воздуха не было, возможности дернуться тоже не было.

Страх был, страх никуда не делся.

Отчаянно пытаясь вырваться, Ирина Аркадьевна даже не замечала, что она практически вообще не двигается.

А ее мучитель, сидя на корточках, еще что-то нашептывал ей на ухо.

Сосредоточившись на его словах, женщина неожиданно расслышала слова очень странной колыбельной.

- Спи моя радость усни,

В доме погасли огни.

Сердце твое застывает,

Сердце твое умирает.

Душа пусть летит к небесам,

Оставив тело на поживу нам...

Убийца улыбнулся, глядя на придушенную жертву. Убрав руки с ее лица, он присел рядом, поглаживая нежную ухоженную кожу.

Из тяжелого забытья, с разноцветными кругами под веками, Ирина Аркадьевна выплывала медленно, тяжело. Не хотелось двигаться. Не хотелось думать.

Мир вокруг кружился и качался.

Первое, что она ощутила, были руки, уже не привязанное.

А второе то, что нет больше липкой ленты на губах. И дыхание проходило в легкие со свистом, но проходило.

Не было сил кричать. К тому же, женщина предполагала, что если даже попробует закричать, с губ не сорвется ни слова.

Убийца, сидящий рядом с ней, нежно улыбнулся.

- Ну что, с возвращением на этот свет?

"Жива? Почему он не убил?"

- А, - Убийца тихо засмеялся. - Я знаю, какой вопрос тебя сейчас интересует больше всего. Почему я тебя не убил, верно? Потому что еще не время. Ты видишь в смерти только избавление от меня. А этого мало. Я позволю тебе умереть только тогда, когда ты полюбишь смерть...

"Как можно ее полюбить?! Я хочу жить!"

Дыхание снова оборвалось. Дышать было нечем. Сопротивляться нет сил. Сознание опять ушло. И снова вернулось. С диким спазмом. Когда больше всего хотелось вдохнуть поглубже, но не было сил даже сделать вдох.

Убийца сидел рядом, запрокинув голову.

- Знаешь, о чем я больше всего жалею? Что здесь нельзя курить.

Повернувшись, он смерил взглядом бледную, сипящую женщину и тихо засмеялся. Затем наклонился.

- Не думай. Ничего личного. Только искусственная вентиляция легких.

Когда губы убийцы прижались к губам женщины, ее охватила буря чувств.

Облегчение, ведь наконец-то воздух коснулся ее измученных легких.

Испуг, вдруг убийца захочет зайти дальше.

Ненависть, как эта тварь вообще посмела ее коснуться.

Презрение. Раскаяние. Прозрение.

"Это был последний раз... Ему надоело играть..."

- У тебя красивая шея. Просто потрясающе, - Убийца ласково погладил Ирину Аркадьевну по шее, расстегнув воротничок ее рубашки. Затем наклонился, губами касаясь мочки уха. - Это будет даже не больно. Ты не успеешь ничего почувствовать. Просто это будет почти как сон.

Сильные руки обвили шею женщины. Она даже не успела ничего сказать, не успела даже закрыть глаза.

Шея тихо хрупнула, ломаясь...

И Убийца видел приход смерти в стекленеющих серых глазах...

Когда его жертва умерла, Убийца закрыл ей глаза. Приподнял тело, расправляя сбитую простынь и вернул его обратно. Поправил воротничок, и затем одним движением сорвал с шеи цепочку с двумя обручальными кольцами.

Небрежно забросив их в карман, он расправил плед поверх тела убитой. Затем жестом фокусника, хотя и знал, что его никто не видит сейчас, вытащил из кармана два белых бумажных тюльпана и положил его мертвой на грудь. Потом тихо рассмеялся и перешел на свой шезлонг.

На губах убийцы играла сытая усмешка кота, довольного жизнью.

39. Линия прерывания.

Голос не спешил. Аккуратно собрал и упаковал все диски, снятые за несколько дней, пока тринадцать были под стеклянным куполом. Взяв золотой «Паркер», Голос подписал новый диск с записью этой ночи. Мужчина был уверен, что снятое – обязательно понравится ЕЙ, его возлюбленной.

Покрутив копию диска в руках, Голос убрал его в коробку к остальным дискам. Затем повернулся, взяв в руки шикарный букет черных орхидей, обвитых тонкой, белой лентой. Она любит неожиданные подарки, неожиданные сочетания. И ему всегда удавалось ее удивить. Не порадовать. Нет.

Она забыла, как это радоваться.

Только на короткое мгновение, глядя как страдает кто-то из той дюжины, что привела ее на край пропасти, она снова оживала.

Задумавшись, Голос вложил диск на самый низ корзины, сплетенной из ивовых прутьев. Сверху разложил причудливо белые искусственные перья, создавая ощущение, что стоит лишь подуть ветру, как это все взлетит.

Следом, по белым перьям, были разбросаны конфеты.

Орешки и цукаты в горьком шоколаде, в золотистой обертке. Небольшая вольность. Небольшая сладость.

И поверх букет черных лилий. Орхидей?

Он знал, что она сейчас в своей комнате, в его доме.

Странное сочетание, раздражающее сочетание. Но Голос уже не злился. Голос уже сдался. Дом не становился "Их" домом, как он того желал. А комната оставалась ЕЕ.

Когда она хотела, она могла войти в его комнату. Она могла скользнуть кошкой в его кровать, и устроиться подремать рядом с ним, но именно что ОНА. Это все было ее решением. Ее волей. Ее желанием.

Возможно... Только возможно. Голос взглянул на гаснущие экраны, возможно, когда все эти заблудшие бабочки и мотыльки, овцы и волки окажутся в другом месте, она утешится. Или же он найдет, что ей предложить еще.

Завтра, завтра вечером должны принести кое-что очень важное. Результаты. Результаты одной авантюры и одного таланта.

У него не будет времени, чтобы лично присмотреть за тем, как стеклянная клетка сменится на новую игру.

Ведь завтра утром, почти на рассвете начнется переезд. Всех, и волков, и овец перевезут в другое место. Место, где игра начнется заново.

Убийца получит карт-бланш. А Палач и Жертва поменяются местами.

Голос улыбнулся и кивнул сам себе. О да. У Жертвы хватит моральных сил, чтобы решиться на убийство. А уж о способе убийства он, Голос, позаботится.

...Рассвет пришел неожиданно. Просто спустился на город, нежным трогательным румянцем окрашивая кокетливый край горизонта.

Солнце не спешило подниматься из перины облаков. День был прохладным, не по сезону.

Внизу в городе суетились людишки. Кто-то с надеждой ждал конца рабочей смены, кто-то, с трудом просыпаясь после ночного кошмара, пытался привести себя в порядок. Кто-то никуда не спешил, сладко спал, накрывшись легким одеялом или наоборот раскрывшись, обнажая тело.

Кто-то еще не пришел в себя после ночного загула. Кто-то только собирался лечь спать.

А около одного из самых высоких зданий в городе наметилось странное движение.

Высокий, чем-то напоминающий похоронный микроавтобус, остановился около черного входа. Обычно им пользовались наркоманы, чтобы не попасться на глаза консьержу, различные клерки, почтовые служки, и те, кто желали обтяпывать грязные делишки.

Сейчас из этого входа выносили пластиковые черные мешки. В таких мешках обычно выносят трупы с мест терактов или преступлений.

Мешки не забрасывали в фургон с места, а укладывали очень даже осторожно. В машине заблаговременно были сняты все сидения. Остались только крепления, к которым двумя ремнями примотали каждый мешок.

Всего мешков было немного. Несколько дней назад их было тринадцать. С язвительными этикетками, от которых сейчас не осталось и следа.

Перед новой поездкой их стало меньше. Водитель покосился на зеркало заднего вида, разглядывая, как в фургон заносят последний восьмой мешок и закрепляют его ремнями.

Двое напарников с автоматами запрыгнули внутрь фургона. Еще двое закрыли задние двери и сели впереди. Автоматы были опущены вниз, чтобы не мозолить глаза.

Конечно, вряд ли бы нашлись сумасшедшие постовые рискнувшие остановить этот фургон, но все же мало ли... Психов. В городе бегает.

Последнюю мысль кто-то озвучил вслух, и под тихий и язвительный смех, а также шум заведенного мотора, автофургон тронулся с места...

…Палач открыл глаза. Медленно, словно преодолевая сопротивление. Он был привязан почти у самого края, почти у дверей. Рядом, только протяни руку - еще один мешок. Кто в нем, совершенно непонятно. Замки на мешках были подняты до самого верха, а задохнуться тем, кто внутри, не давали дыхательные маски, одетые на лица.

Палач отлично слышал, как разговаривали те, кто транспортировали их. Всего восемь мешков.

Кого-то убили ночью. Или же кто-то нашел, что предложить Голосу, чтобы прервать эту игру.

Палач улыбнулся. Не надо спешить. Но в воздухе пахнет кровью.

А значит, значит, скоро и у него появится возможность ворваться в игру стремительным вихрем.

Только пусть Голос не обижается, что играть он будет за другую команду.

40. Побег.

…У хрупкой бабочки опаленные крылья. Но раз за разом она упорно летит на один и тот же огонь, словно в надежде, что там за пеленой боли, она сможет встретить того, кого давно потеряла...

- Глупые слова, - Хакер откинулся на невысокий бортик крыши и покосился на Амели. Широко расставив ноги в высоких военных ботинках, в широких брюках цвета камуфляжа и коротком черном топике, женщина лежала на том самом бортике, прильнув к окуляру оптики мощной военной винтовки.

- Возможно, - пробормотала она, перекатив с одной стороны в другую чупа-чупс во рту, затем покосилась на Дмитрия, лениво щелкающего клавишами ноутбука. - Ты вообще, зачем за мной пошел?

- Ну, мы вроде как партнеры. К тому же, без меня ты не смогла бы высчитать маршрут автофургона.

- Атаковала бы в лоб.

- И была убита.

- Ну и что? - Амели философски дернула плечом. - Когда так долго живешь в спец. отделе очень быстро привыкаешь к тому, что твоя смерть ходит где-то рядом. На кончике чужого ножа, на спусковом крючке паленого револьвера в руках наркомана. Какая разница?

- Понять не могу, - Хакер подался вперед. - Ты умная или дура?

- Я полицейский. И этим все сказано. Правда, как выясняется я мертвый полицейский, а значит, могу то, что не могла раньше. Например, - потерлась Амели щекой о ствол винтовки, словно кошка о ногу хозяина. - Могу безнаказанно прострелить четыре колеса у фургона. А затем все колеса в еще двух машинах. И пострелять по живым мишеням.

Хакер хмыкнул.

- Что, в твоей душе живет монстр?

- Нет.

В моей душе живет зима.

А я волчица. Одинокая. Одна.

Бреду по снегу, в замкнутой глуши,

Играю болью раненой души.

Ищу себя в осколках между строк,

Ищу его, пока он одинок.

Ищу я путь, чтоб снова ускользнуть,

Ищу любовь, что снова обмануть.

- Что это такое? - спросил Хакер, спустя пару минут отчаявшись найти эти строки в поисковых системах.

- Это было в том же дневнике, моем дневнике, который ты зачитал. Правда, эта запись вроде была закрыта, и даже стоял пункт "без индексации". Не помню. Это было давно. Несколько лет назад.

- Не слишком ли депрессивно?

- Ничуть. Это было написано сразу же после того, как был убит мой несостоявшийся муж...

Чупа-чупс хрупнул под зубами, словно сам собой. Спохватившись, Амели выбросила палочку, затем взглянула вниз, на показавшийся кортеж.

- Внушительно, - пробормотала она, разглядывая массивный черный автофургон, сопровождаемый четырьмя мотоциклами и двумя автомобилями.

- Тебе не кажется, что это все же паршивая идея? - спросил Хакер, переключая светофоры перед кортежем на красный цвет.

- Ничуть. Ты быстро водишь, я успела в этом убедиться. Надеюсь, у тебя хорошо и с чувством экстремального вождения.

Хакер вздохнул.

- Ты же меня в историю втянешь. А мне и без историй неплохо живется.

- Насильно не тяну, - отозвалась Амели, плавно нажимая на спусковой курок. Внизу завизжали шины, и раздался отдаленный "бум". - Если хочешь, можешь через одиннадцать выстрелов остаться на этой крыше. И тогда...

- И тогда?

- Разговаривать с теми придурками, кто сюда заявится, будешь сам, - женщина сделала еще три выстрела, один за другим. - А можешь, через восемь,..., нет, уже через шесть выстрелов побежать со мной. Подальше. И побыстрее. Главное, успеть сделать все задуманное и бежать очень быстро.

Хакер вздохнул.

- Откуда берутся такие бедовые женщины?

- Вестимо сходят с ума от любви, а потом не могут вернуться в трезвый рассудок, - съязвила Амели, отбрасывая в сторону винтовку с опустевшей обоймой. - Ну что, бежим? Дальше внизу справятся без нас, если у кого-то еще есть желание сбежать.

Хакер вздохнул. Гибко поднялся и протянул руку Амели.

- Пойдем.

- Куда?!

- По крышам. Самый подходящий маршрут для волчицы.

- Ты ничего не перепутал? По крышам ходят кошки.

- В этот раз им придется уступить дорогу, - твердо сказал Дмитрий. А затем улыбнулся. - Идем. Иначе разбираться с... как ты сказала, "придурками", придется уже тебе. А обойма закончилась.

- У меня еще пистолеты. Но ты прав, не будем доводить до открытого противостояния. Для этого пока еще рано.

- Рад, что ты это понимаешь.

...Он не спешил. Секунды стали для него давно уже подвластны и послушны. Он чуял секунды, как другие чувствуют свой собственный пульс. Палач чуял окружающий мир так же, как другие отлично-развитым периферийным зрением могут уловить появление кого-то рядом.

Искусство выживать, полученное в девяти горячих точках, не менее горячо отрицаемых официальным правительством, дало Палачу немного больше, чем сущность волка и умение убивать, ничего не ощущая. Он чуял окружающий мир, ощущал каждое его колебание и мог предположить, что значит кровь, которой пахнет воздух.

Когда автофургон всего едва-едва уловимо закачался, а затем круто накренился в одну сторону, Палач не удивился.

Он не слышал пули. И тем более он не мог ее видеть. Но ощущение присутствия рядом опаснейшего и опытнейшего стрелка - снайпера, прошило его с головы до ног.

Визг шин смешался с дикой тряской, звоном разбитого стекла и матом сопровождающих автоматчиков.

А потом все звуки стихли.

Он не стал спешить даже тогда, когда две пули просвистев у самого лица, и разорвали два ремня, прикручивающих его мешок к полу. Он позволил себе подождать, целых тринадцать секунд, прежде чем одним рывком поднялся, разрывая пластиковый мешок. Оглянулся по сторонам, прикидывая кого именно взять с собой, а кого оставить на поживу Голосу.

Палач не думал, что стоит взять с собой элегантного джентльмена со склочно-истеричным характером. С Иладовым Аркадием Петровичем, Палач пересекался пару раз. И оба раза оставили в его душе только ощущение омерзения.

Эльвира? Блестящая, но и вульгарная. Обаятельная женщина с застывшим на дне глаз безумием? Или более явный псих, чем она сама, Динисов Борис? Нет. Эти оба совершенно не интересовали Палача.

Точно так же, как и Евгений, как и Настенька. Обворожительная девочка, которая его Палача боялась.

Она с самого начала почуяла в нем волчью породу и старалась держаться подальше.

Палач даже не стал спрашивать почему. Она сама сказала:

- Олег. Простите. Я вас боюсь. Я буду держаться рядом с вами, потому что чувствую, что пока вы не хотите мне зла, но я, правда, вас боюсь.

Палач после этого с трудом сдержался от смеха. Девочка, очаровательная глупенькая девочка мгновенно разгадала загадку его сущности Палача.

Но это не заставило его заинтересоваться ей.

Палач хотел свою Жертву. Палач хотел свою добычу.

Разорвав пластиковый соседний пакет, Палач закинул на плечо безвольное тело спящего парня. Потом усмехнулся, подхватив с пола автомат.

Вынырнув из фургона, Олег успел расстрелять в упор седоков двух мотоциклов и двух охранников в черном джипе, прежде чем исчезло внимание снайпера.

Открыв джип, одной рукой Палач вытряхнул оттуда два трупа, затем сел сам, предварительно забросив на соседнее сидение свою обожаемую Жертву.

Круто повернув ключ и ударив по газам, Палач и Жертва скрылись с места происшествия гораздо быстрее, чем туда прибыло подкрепление Голоса.

На свободу вырвался опасный волк, зачем-то прихвативший с собой глупую, никому не нужную овцу...

41. Опущенный занавес.

Все было белым. Белое постельное. Белоснежный тюль, белые шторы с смешными кисточками.

Круглая кровать с восточным балдахином в виде шатра.

Белый пушистый ковер и белые маленькие пушистые подушечки, разбросанные повсюду.

Только у зеркала была оправа, сделанная из тяжелой бронзы, имеющая тяжелый, темный цвет. Зеркало было видно из любой точки комнаты. И Она любила подходить к нему. Останавливаться около тяжелой рамы и скользить по нему пальцами.

Зеркало было старым. И изображение в нем было потускневшим, словно состарившимся или не принадлежащим не этому миру. Ее все устраивало.

В этом зеркале фарфоровая маска на Ее лице не казалась чем-то отталкивающим и уродливым. Так, грустная неизбежность. Случайность, допущенная по недоразумению.

Прижавшись лбом к матовой поверхности зеркала, Она закрыла глаза. Затем не глядя протянула ладонь, вытаскивая из корзины черную орхидею. Поднесла ее к губам, целуя бархатные лепестки.

Он действительно знал, чем ее порадовать.

- Ты угадываешь все мои желания, - наклонив голову к плечу, отчего длинные волосы, словно шелковое покрывало, рассыпались по спине, она спросила: - Как ты это делаешь?

Голос, вошедший в комнату и прикрывший за собой двери, пожал плечами.

- Наверное, потому что ты моя женщина. Мой клад. Пленница моего лабиринта. Моя путеводная звезда и моя принцесса.

- Ты как всегда изумительно подбираешь слова, - Она тихо засмеялась. - Пытаешься меня успокоить?

- Думаешь, у меня не получается? - Голос подошел ближе к стоящей около зеркала женщине и обнял ее.

А она не сводила взгляда с зеркала. С матовой маски, закрывающей ее лицо. С белой маски, у которой были совершенные линии, но у которой совершенно не было эмоций.

- Ты опять грустишь. Давай выбросим это зеркало?

- Тогда я забуду даже подобие своего отражения, - сказала она, а затем тихо вскрикнула: - зачем ты это делаешь?

- Мне нравится твое лицо, - Голос, отбрасывая в сторону маску, подхватил женщину на руки, чтобы спустя пару мгновений опустить ее на кровать. - Мне нравятся твои совершенные черты лица.

Кончики его пальцев очертили ужасные шрамы на некогда прекрасном лице. Шрамы, которые навсегда превратили лицо его любимой женщины в гротескную маску, навсегда лишив ее возможности улыбаться или плакать.

А она даже не ощущала его прикосновений. Даже когда он касался ее лица губами. Трепетно. Нежно. Она ничего не ощущала.

Она ничего не ощутила и тогда, когда он коснулся ее губ.

Просто – пусто. Там, где раньше была душа, окрыленная ложью, теперь пустота.

Вздохнув, он откатился в сторону, затем притиснул женщину к себе. Прижал ее голову к своему плечу.

- Ты как мертвая, - укоряюще сказал он.

- Я умерла, - послушно согласилась она, затем попыталась подняться, чтобы взять свою маску. Без нее ей было страшно, без этой маски мир вокруг казался опасным, приготовившимся к атаке. Поэтому хотелось надеть эту маску и больше ее никогда-никогда не снимать.

Но Голос не пустил, бережно перебирая шелковые пряди, он тихо сказал:

- Моя глупая запутавшаяся принцесса...

От его нежности внутри все дрожало. И если бы она могла плакать, она бы, наверное, заплакала. Если бы ее сердце было бы при ней, она, наверное, отдала бы его этому мужчине.

Но слез уже давно нет.

А сердце, разбитое сердце осталось по ту сторону зеркальной глади. Куда никому нет входа.

Глядя на то, как успокаивается ее дыхание, ощущая, как под его рукой, затихает ритм ее сердца, он не спеша спросил:

- Может, отпустить этих идиотов?

- Сколько их осталось? – спросила нехотя Она.

Голос вздохнул.

- Четверо сбежали. Трое мертвы. Семеро остались.

- Ммм... - Она задумалась. Серьезно задумалась над тем, чтобы остановить эту игру, потом спросила. - Те двое. Они... в какой они категории?

- Переправлены в лабиринт.

- Тогда мы игру продолжаем, - в ее глазах появилось что-то, всего на чуть-чуть отражение живой злости. Она словно на какой-то миг ожила, вспыхнула темными, разрушительными эмоциями. - Я хочу, чтобы они сдохли. Потерялись в ужасе и сдохли!

Голос тихо засмеялся.

- Да. Так то лучше. Я выполню твое желание. Обязательно.

Поднеся к губам кончики ее волос, он медленно поцеловал их.

- Я хочу сделать тебе подарок.

- Опять?

- Да. Идем. За мной.

Поднявшись с кровати, Голос протянул руку своей женщине, и когда она приняла ее, потянул на себя, не дав взять маску.

- Она не для тебя. Не сейчас. Идем за мной.

... Комната, в которую они вошли, была небольшой и оставляла полное ощущение некой незаконченности. Хотя и было непонятно, в чем оно выражалось.

Две стены занимали стеллажи, на которых стояли вперемешку диски с книгами, фотоальбомами и личными делами. Еще одна стена была превращена в экран домашнего кинозала.

Правее, в углу, в нише, где раньше был огромный аквариум, теперь была сцена, на которой стояли четырнадцать фигурок. Декоративный занавес, словно нависающий над этой маленькой сценой, притягивал внимание и тут же его отталкивал, стоило разглядеть маленькие картины на этом самом занавесе выбитые.

А в центре комнаты на манекене было платье.

Черно-алое. В меру элегантное. В меру вызывающее. Глубокое декольте. Длинный подол.

Тяжелый материал юбки и кокетливый материал верха.

А сверху - мантилья. Черно-алая, кружевная.

- Что это? - Она сама не ожидала услышать, как дрогнет ее голос.

- Наряд богини тьмы.

- Богини... тьмы? - повторила она севшим голосом.

Мужчина усмехнулся.

- Неужели ты не слышала? Мюзикл, для которого почти полтора года подбирали актеров. Не могли найти только одну актрису. Для главной роли. Роли богини Тьмы.

- И... - она протянула ладони, ласкающе скользя по плечам платья. - И?

- По сценарию богиня тьмы соблазняла человеческие души и мучила людей. Уничтожала страны и возрождала их из своей тьмы и своей бесконечности. Она была милосердна и жестока одновременно. Носила маску, чтобы спрятать за ней разводы шрамов. И гордилась шрамами, потому что они не давали никому заглянуть в ее душу. Ее голос очаровывал и убивал. Она отдавала приказы помиловать и казнить. Жила как хотела и хотела жить. Как ты.

- Зачем ты мне это рассказываешь?

Голос помолчал.

- Завтра начнутся репетиции.

- Что?! - она резко повернулась.

- И ты выйдешь на сцену как богиня тьмы...

Она рванулась к нему так быстро и так отчаянно, что он еле успел ее подхватить, когда она споткнулась о золотистый шнур, управляющим декоративным занавесом маленькой сцены.

Она смеялась и плакала одновременно, пока он придерживал ее за плечи, выслушивая бессвязный поток благодарности.

Было все забыто. Все, все было отринуто в сторону.

Ложь готовилась выбраться из глубин ее души и снова стать крыльями за ее спиной.

На сцене, где стояло четырнадцать фигурок, был временно опущен занавес.

... Это не было концом. Это не было началом.

Это был перерыв на антракт.

Волк и волчица, мчались по крышам.

Палач и Жертва сидели в маленькой квартире, и Жертва пыталась понять, знает ли Палач, кого именно забрал из фургона.

А в лабиринте страха, каждая клетка которого воплощала один человеческий страх, в маленьких комнатах просыпались люди. Для них после перерыва все должно было начаться заново. Только в этой игре должны были поменяться правила.

Убийца предвкушал пиршество крови и смерти.

Боксер думал о том, что он защитит хрупкую молодую женщину со сладкими губами и тонким станом любой ценой.

Танцовщица решала, что она будет танцевать, чтобы выжить.

Псих планировал новый план. План, который позволит отомстить.

Кондитер знакомился с кухней и думал о том, что он приготовит в первую очередь, кому и с какой добавкой.

Историк спешно черкал в тетради. Его монография обрастала новыми подробностями.

Незримая тень, четырнадцатая из чертовой дюжины, выбирала первую жертву на испытание страхом...

Акт 2. Волки.

Часть 1. Перетасовка слагаемых.

Проснулись? Проснулись! Успели понять, что очутились в комфортабельных номерах? А то, как же. А теперь, древнее магическое заклинание красной кнопки, которая пускает снотворный газ в комнаты. И мы поиграем. Всегда хотел взглянуть, что будет, если воплотить в реальности принцип монаха, видящего сон, что он бабочка. Кто быстрее сойдет с ума?! Я весь дрожу от нетерпения! Так, запись включить… ON.

 

42. Опустошенность.

Опустошенность. Она не была редким гостем. Нет. Она приходила, когда хотела. По-хозяйски устраивалась рядом, касаясь плечом плеча. Выдыхала в лицо сизый дым... Опустошенность всегда курила какие-то паршивые сигареты.

Ей всегда казалось, что это табак... такой дрянной, еще из советских времен. Еще из Советского Союза, в котором никто не был, но который все охаивали.

Дым забивал легкие, дым выедал глаза. Дым заставлял ее кашлять, отчаянно хватаясь за стены. Ненавидеть Опустошенность и швырять в нее вазами, когда на это были силы. Но сил обычно не было.

Была она. Опустошенность.

Опустошенность никто кроме нее не видел. А когда она пыталась о ней рассказать, ее никто не слушал. Ей никто не верил. Ее никто не слышал, хотя слушали многие.

Но еще больше ее осуждали.

"Чего тебе не хватает?"

"У тебя есть все".

"Зажравшаяся дура".

"С жиру бесится".

Рой грязных шепотков всегда окружал ее. Но грязь к ней не липла. Она не была святой. Не была слишком умной. По-житейски хитрой. Да... Пожалуй. А еще она была актрисой. Театра. Подавала надежды.

О да. Она их всегда подавала. Может, была не слишком талантливой, она признавала, что до всемирно известных ей далеко. Но она была въедливой, усидчивой. Она прорабатывала образ на сцене столько раз, пока не начинала им жить, дышать. Но стоило сойти со сцены, и все заканчивалось. Она возвращалась в свою привычную шкуру, а следом приходила Опустошенность.

Бездна пустоты внутри. Колючая, перекатывающаяся тонкими ледяными иголочками. Эта опустошенность не прогонялась ничем. Табак, алкоголь, наркотики, случайные встречи на одну ночь. Все, все было напрасным. Глупым. Ненужным. Ничто не разгоняло эту опустошенность.

Случайный любовник на одну ночь мог целовать ее плечо, лопатку, скользить жадными ладонями по ее шикарной фигуре, а она у нее была бесподобной, а за его спиной, спиной мужчины, смеялась опустошенность.

Секс не помогал. Даже забыть. Даже уснуть без сновидений. После очередного гимнастического этюда, она чувствовала себя грязной, заляпанной. Уходила из гостиницы или дешевой квартиры на сутки, которая снималась ради этого свидания, она возвращалась в свою квартиру и долго отмывалась в душе, почти до синяков растирая кожу жесткой мочалкой.

А Опустошенность скалилась у дверей.

Как можно описать то, что происходит в душе одного человека - другому? Как?!

Она всегда считала, что это не так уж и сложно. Надо просто немного постараться. Сложить буквы в слова. Из слов построить фразы и получить что-то понятное, что-то простое. Почти гениальное!

Но слова как карточный домик рассыпались. Слова ускользали из рук. Вместо того чтобы понятными стрелами лететь с ее губ в цель, она словно дохлые лягушки падали на пол. И ее никто не понимал!

Что такое опустошенность? Ощущение, глубоко-глубоко внутри, что тебя никто не любит. Ты просто никому не нужен. Ощущение того, что внутри, где когда-то было сердце наивной идиотки и мечтательности - как же! Весь мир будет у ее ног! - стало очень пусто. Об ребра стучал кусок мяса, который ничего не ощущал.

Опустошенность подбиралась ближе по ночам. Проводила ладонью по голове. И тогда хотелось выть. В голос. Или хотя бы по-бабьи разрыдаться, со всхлипами, с причитаниями, чтобы хоть кто-то подошел, притянул к себе за шкирку. Пускай как глупого котенка, просто притянул к себе и прижал к груди. Обнял одной рукой и шепнул, ну ты чего, малыш?

Всего этого не было...

Слез не было. А сухой вой слишком больно раздирал горло. Горло надо было беречь. Голос для нее, артистки, значил слишком многое.

Иногда Опустошенность отступала. На день, на два. Словно давала возможность сделать пару глотков острого воздуха, пахнущего дикой свободой, возможностью дышать.

А потом Опустошенность снова возвращалась. С разбитыми ногами, сорванными связками, растянутыми запястьями и болящим телом.

Опустошенность любила подкрасться внезапно. В 2, 3 часа ночи. Постучаться в оконное стекло и черной тенью залететь в дом. Страшно, слишком страшно. И тогда она накрывалась с головой. И тогда она делала все, чтобы забыться. И пила таблетки. Горстями.

Снотворное. Успокоительное. Снотворное. Успокоительное. По кругу. Но они не помогали. От этого незваную гостью можно было различить только лучше.

Ненужная беременность нагрянула нежданно. Она не хотела ребенка. Не от человека, которого даже толком не знала. Она хотела пойти на аборт. Избавиться от досадной помехи, которая проросла в ней вопреки ее желанию. Она пришла в больницу... Она дошла до врача. Получила все назначения на нужную ей процедуру. А потом случилось это! Она нашла человека, который стал бы для нее... изумительной партией.

Да. Расчет. Голый расчет и ничего больше. Она разыграла перед ним идеальную драму. Бедную девочку, которую испортили и бросили. Развратили и выбросили, словно ненужную игрушку.

Он сочувствовал. Жалел. Выгуливал ее по улицам, выводил в свет. Одевал ее как куколку. И полюбил. Сам не зная, как и почему.

Когда она родила, она даже не пожелала узнать пол того отродья, который не давал ей жить и наслаждаться жизнью 9 месяцев.

А потом она заплатила немалые деньги. И когда ОН пришел встречать ее из роддома, ему сказали, что она сама под капельницей, а ребенок умер.

Она строила планы, и все они вертелись вокруг него. Она опутывала его паутиной и наслаждалась, когда он увязал в ней все больше и больше.

Постепенно... они стали встречаться все чаще и чаще. Беременность и рождение пошло ей на пользу. Опустошенность к ней больше не приходила, и она играла, талантливо, искренне. Она набирала известность. И вместе с ней попадал в софиты и он. И ему понравилось. Он решил, что тоже хочет стать частью бомонда. И стал же.

Они были изумительной парой - он, режиссер культовых фильмов, и она - главная его муза, главная его актриса. Она была бесподобна в его фильмах...

Жизнь стала как в сказке. Дорогие авто, квартиры, особняк в Ницце и награда в Каннах. Пентхаус на Манхетенне. И семья. Они расписались. Шикарная дорогая свадьба. Они продолжали работать вместе.

А потом она узнала, что у него есть любовница. И она беременна. И он хочет развестись. Ради той. Беременной. Дурочки...

Опустошенность пришла в тот же момент, когда на пол упал конверт с отчетом от частного детектива. Она появилась просто и буднично. Села на стол, дымя своей чертовой папиросой. Нагло отпила кофе из ее тонкостенной фарфоровой чашки и спросила:

- Ты от меня отдохнула? Теперь я тебя не покину.

Опустошенность вела себя с каждым днем все наглее и наглее. Она толкала ее, мешала спать, мешала учить роли. И заставляла разговаривать с ней.

И в конце концов, встревоженный муж решил, хватит.

И вокруг - появились стены, желтенькие обои в белый цветочек. Решетки на окнах. Шикарная обстановка вокруг. И скромная надпись на фасаде здания: "Психическая больница №3 имени Джона Лендора".

Она провела там много лет. Очень много...

Опустошенность была рядом с ней всегда. А потом исчезла. Случайно исчезла, когда неожиданно, во время перевоза на частные медицинские процедуры, на фургон напали. И она оказалась под стеклянным куполом. Вокруг были люди! Живые люди!!! Люди, до которых можно было дотронуться. Люди, которые говорили. И они, они были настоящие!

Даже Опустошенность отступила.

А сейчас, сегодня, она проснулась рывком. Резко села на кровати и тоненько завыла.

Желтые стены в белый цветочек. Решетка на окнах. Выученная до каждой царапины мебель. И Опустошенность, сидящая с сигаретой в зубах на подоконнике.

- А что, - сказала она задумчиво. - Мне здесь нравится.

 

43. Страх тьмы.

Он всегда боялся темноты. Боялся до поросячьего визга и похрюкивания. Он мог строить из себя кого угодно – принца, героя, супергероя, шикарного мужчину, но тьма всегда напоминала ему, кто он такой.

Тьма приходил сразу же, как солнце опускалось за горизонт. И он ненавидел солнце. Как оно, бездушное светило, смело так поступать?! Как! Он приказывал солнцу не спускаться за горизонт, он молил его оставаться вечно у него над головой. Но солнце не слышало. Оно уходило. Солнце оставляло его наедине с самым главным страхом его жизни.

Он забивался в своей комнате в самый дальний от двери угол, он загораживал этот угол отовсюду яркими светящимися панелями. Он делал все, чтобы только, только!!! нигде не было даже тени.

Он знал, что если только появится тьма, его не станет. Там, за порогом темноты его ждали кошмары. Клыкастые твари с уродливыми когтями мерзко скалились и хихикали, прыгая у границы сумрака. Они ждали его, чтобы запустить свои когти в его плоть. Ждали его, чтобы разорвать его плоть на куски, ждали его, чтобы торжествующе провыть, празднуя его смерть.

Он ненавидел тьму и боялся ее.

Наступление ночи становилось для него каторгой. Адом. Личным кошмаром, от которого он не мог проснуться, потому что проснуться от жизни невозможно. Он бы попытался совершить самоубийство, если бы не знал, что там за порогом смерти, его ждут! Ждут все те же кошмары. Ведь там царит беспробудная жирная тьма.

И он цеплялся за жизнь. Цеплялся как никто и никогда ранее.

Он врал, извращенно и расчетливо. Он говорил то, что от него хотели услышать. Он был милым, послушным. Приятным. Был, Был. БЫЛ!

А потом возвращался домой. Швырял тетради в угол, включал везде свет и заставлял себя жить.

Счета за электричество приходили немеряные. Но он по-другому не мог. Было страшно!

В конце концов, со страхом он научился жить. Примерился к нему. Научился носить его, как другие носят норковую шубу. На одном плече, шикарно и небрежно.

Он не стал гордиться своим страхом. Зато нашел хороший способ подкатить к девушке. Превратил свой страх в свою фишку для знакомства.

Достаточно было доверительно сказать:

- Вы знаете, я боюсь спать один в темноте, не могли бы вы своей красотой озарить ту тьму, что поселилась в моей квартире?

И устоять никто не мог.

Вместо электрического света пришли свечи. Любая девушка приходила в дикий восторг, наблюдая целое зарево от электронных свечей. Любая девушка приходила в восторг на утро, когда одновременно с рассветом, пробирающимся в комнату, свечи гасли.

А ему было все равно. Он не заострял внимание на "девушках": синий чулок или гламурная барышня, элитная проститутка или случайная подружка на съем... они все были одинаковы. Абсолютно.

Но они прогоняли тьму. Тьма не любила соперников, а особенно соперниц.

А еще тьма не любила свечи. И пожары.

После каждого пожара она исчезала. И он мог спокойно спать по ночам, выстроив вокруг своей кровати баррикаду из сотни свечей...

Он даже стал поджигателем. Поджигал дом и с интересом смотрел за суетой и беготней. Пожар шумел, пожар охватывал все больше и больше квартир. И даже в какой-то момент начал собирать кровавую жатву. Чем разрушительнее был пожар, тем на большее время отступала тьма.

И ему это нравилось!

Он балансировал на грани сумасшествия. Доктор Джекилл и мистер Хайд. Днем он был добропорядочным. Его любили. С ним оставляли детей. Его ценили.

Ночью он поджигал дома, разрушал чужие жизни. И наслаждался этим.

Когда он оказался в стеклянной клетке, Тьма не могла вернуться. За день до этого он поджег огромный дом, а потом смотрел, как от жара лопаются стекла, как звенит пожарная сигнализация. Как кричат люди, попавшие в ловушку огня.

Сердце колотилось о ребра как безумное, сходило с ума. И ему это тоже нравилось! Хотелось наслаждаться вечно этим пожаром, этим сочетанием алого и черного - ночи и огня. И он наслаждался, пока мог!

Потом пришлось уходить. А на рассвете его забрали.

Стеклянная клетка ему понравилась. Разглядывая тех, кто оказался с ним в одном месте, он почувствовал прилив вдохновения. Ему вновь захотелось творить.

Но в клетке происходило что-то странное. И снотворное, которое все время подавалось в еде, в какой-то момент стало не таким, как было.

 

...Он проснулся в темноте. Темнота была полной. Не было видно ни зги. Ни малейшего проблеска света. Не было фонаря. Не была окна. Он начал нервничать.

Но заставил себя успокоиться.

Тьма еще не могла прийти.

Кошмары еще не могли вступить в силу.

У него еще была огненная защита.

Да. Можно было успокоиться.

Вдох. Выдох.

Вдох. Выдох.

Вдох...

Он поднялся с чего-то мягкого, теплого. С удивлением понял, что на нем не одежда. Только что-то непонятное. Тонкое. Легкое... и почти квадратное. Простынь?

Выдох.

Он понял, что не дышал, только когда в легких запекло. Сделал осторожный выдох и почему-то запекло губы.

Вдох.

Страх. Страх медленно кружил вокруг, как акула вокруг куска мяса, уже потерявшего возможность к сопротивлению.

Выдох.

Надо подняться. Надо просто подняться с этого теплого пола. И прихватить простынь, под которой ничего нет.

Замотать ее на манер тоги. И все будет хорошо.

Вдох. Выдох.

Шаг. Вытянуть руки вперед, чтобы не наткнуться головой на стену. Искры, конечно, от столкновения полетят, но вряд ли они смогут осветить комнату.

Вдох. Выдох.

Шаг. Осторожно пробовать ногой пол впереди, мало ли там ступеньки!

Вдох. Выдох. Шаг.

И так до того момента, пока он не дошел до стены.

Надо просто считать. Строго сказал он сам себе и начал.

Раз. Два... Три...

Он досчитал до пятидесяти. Несколько раз. Но так и не нашел двери.

В груди саднило. Дыхание вырывалось с присвистами.

Двери не было!

Тьма подступила еще ближе. Но еще не нападала. Выжидающе рассматривала, с интересом, с хищным, плотоядным. Примеривалась, за что укусить. За что цапнуть своими клыками.

Он нервничал. Он дергался. Он сходил с ума.

Он лазил по полу, он облазил все стены. Нигде ничего не было. Голая коробка. И пушистый ковер на полу. Одна тоненькая простынь, которая была на нем...

Больше не было ничего.

Сил дышать не было. Тьма подошла ближе, наклонилась, постучала по плечу сказала:

- Ку-ку.

И тогда он завыл...

 

44. Танец с прошлым.

Он не спешил. Он вообще никогда не спешил и все делал на редкость обстоятельно. Вначале спортивная карьера и пара чемпионских титулов, затем спортивный бизнес проект.

Он не спешил, не хватался за все сразу, ставил себе на пути к большой цели, цель маленькую и шажками, по чуть-чуть к ней шел.

Положено было жениться - он выбрал мисску года в городе, и никого не удивил его выбор.

Надо было сделать что-то громкое, связанное с благотворительностью? И он делал. Проводил спортивные соревнования и фестивали для детей. Создавал детские площадки. Становился спонсором молодежных турниров. И набирал известность и популярность.

Он звериным чутьем ощущал, где нужно двигаться одним стремительным рывком, чтобы отправить соперника в нокаут, а где надо покружиться вокруг него, выискивая в защите брешь.

Он все делал очень обстоятельно и гордился этим.

Он гордился тем, чего достиг в этой жизни и гордился своими желаниями, зная, что они исполнятся. Он чертовски гордился собой, как выяснилось, он оказался очень самолюбивым человеком.

Он был крепок, как скала, и казалось, что ничто и никто в мире не сможет поколебать его спокойствие и его уверенность.

Он был уверен в этом до тех пор, пока не встретил ее.

Цунами, тайфун, землетрясение, извержение вулкана, он был уверен что буйство стихии ничто по сравнению с девушкой, с которой ему выпало познакомиться.

Она влетела в его жизнь в ритме жаркого латинского пасадобля и осталась в ней надолго. С шорохом смятых простыней, вкусом клубники на припухших губах, с сумасшедшими поцелуями в переулках, коротких тайных свиданиях.

А потом, как-то очень быстро это светловолосое недоразумение стало для него всем. Он срывался к ней с совещаний. Он приезжал к ней после командировок. Он привозил ей подарки, которые она почти никогда не принимала. Он дарил ей одежду, а она оставалась висеть на вешалках в квартире, которую он купил для нее. Но она приходила в нее словно в гостиницу. Только для встреч. Жарких встреч, после которых они засыпали вымотанные на одной кровати.

А потом она от него ушла.

- Я просто не могу так жить, - горько сказала она, стоя у огромного окна и сжимая кулачки до побелевших костяшек. - Все эти тайны на пустом месте. Все эти шепотки за спиной. Эти встречи украдкой. Мне надоело прятаться. Я не хочу быть любовницей! Я не хочу связывать свою жизнь с женатым человеком, у которого на меня есть время только по вторникам и четвергам, как по расписанию! Я хочу семью. Я хочу детей! Я хочу в воскресенье со своей семьей выезжать на пикник. Хочу по вечерам кататься в парке на роликах! Хочу качать своего ребенка! Хочу кормить его грудью, смотреть как он растет. Переживать, когда он болеет. И радоваться за его первые успехи. Первые зубки. Первый шаг. Я уже… не девочка. И мне пора задуматься о том, что так дальше жить нельзя!

Он помнил, что тогда усмехнулся:

- Какие дети? Какая семья? У тебя карьера. У тебя фигура!

- Да, - она горько хмыкнула, отвернулась. - Фигура. Только на фигуру ты и смотришь? У меня помимо фигуры достаточно интересов! У меня помимо фигуры есть еще и ум! И диплом… В общем. Все. Я больше не хочу этих встреч. Я устала. Прости меня. Я… я старалась. Но я больше не приду.

Он не поверил. Просто не смог. Как это она больше не придет? Эта квартира была полна воспоминаний только для них двоих. Маленькая Эйфелева башня из Парижа. Там на смотровой площадке, которую он выкупил для них двоих, пол был усыпан лепестками белых роз и заставлен свечами.

Там они танцевали под ритмы вальса, а потом занимались любовью до утра.

Покосившаяся Пизанская башня и маленькая фигурка Колизея. Они бродили по Риму всю ночь. А потом у нее сломался каблук, и до гостиницы он нес ее на руках, а она заливисто смеялась. А потом уснула у него на плече.

Вон та большая кружка, с их фотографией, которую они сделали в Москве, когда она была на соревнованиях там, а он ездил ее поддержать. Эту кружку любили они оба, и если не воевали за нее, то пили из нее по очереди. Он глоток, глоток она. А потом кружка была забыта на столе, на подоконнике, а они жарко, как подростки окунались в море страсти.

Здесь все было только для них двоих.

И она больше не придет?

Пускай ей не нравились его дорогие подарки, но она любила его самого и неоднократно говорила ему об этом. Она любила их ночи и совместные утра. Она любила тихие вечера у телевизора или домашнего кинотеатра. Она любила…

Он не поверил ей ни на грамм. Бабья блажь. Чушь. Полная, безоговорочная чушь.

Когда он пришел в следующий четверг, в квартире никого не было. А в маленькой гостиной на журнальном столике стояли бархатные коробочки. Сердце колотилось где-то в горле, когда он откинул крышку у первой коробки. В электрическом свете хищно сверкнули острые грани бриллиантов. Каждая следующая коробочка заставляла его страдать.

Она не взяла его подарки. Она оставила их в квартире, как простые безделушки, ей не нужные. Все что она забрала с собой – это дешевый, даже не золотой, а просто позолоченный медальон, внутри которого была их фотография.

Он подозревал, что если бы была возможность забрать только фотографию, она оставила бы и медальон.

Он пытался ее искать. Связаться с ней, но вначале она была на своих танцевальных соревнованиях. А когда она вернулась в город, ему об этом сразу же донесли, он не успел ее найти. Она – исчезла.

Она закончила свою карьеру на пике побед и канула в никуда. Она поменяла телефоны, продала квартиру, машину и просто растворилась, затерялась в городе.

Он искал ее, но все было безуспешно.

А теперь она сидит напротив него, таращит свои сумасшедшие глаза, всегда сводившие его с ума, и краснеет, вспоминая ночи в клетке.

- Итак, - он сел напротив Насти, молча поставил на стол две чашки горячего кофе.

Девушка, тут же протянув руки, молча вцепилась в кружку.

- Ты знаешь, где мы? - незыблемая привычка из той, прошлой жизни, что он все всегда знает, Настю так и не отпустила.

Мужчина усмехнулся.

- Знаю. Мы в лабиринте страхов.

- И что это такое?

- Лабиринт с комнатами, каждая из которых воплощает одну человеческую фобию.

- Фобию?

- Да, есть комнаты темноты. Воды Высоты. Есть комната замкнутого помещения, где человек приходит в себя в гробу и слышит звук, как по крышке ударяет земля. Соответственно, его живым хоронят.

Побледнев от спокойных слов, Настя всегда отличалась очень живым воображением, она испуганно спросила:

- А мы сейчас в какой комнате?

- Personal Staff. В комнате для персонала. Этот лабиринт был выстроен полтора года назад одним богатым спонсором для главной актрисы экрана.

- Если это лабиринт страха, почему мы не в комнатах, и почему мы вообще сюда попали? - спросила Настя, нервно покусывая губы.

Мужчина кивнул.

- Хороший вопрос. Лично я не в комнатах, потому что я стопроцентно психически здоровый человек, и фобий из этого лабиринта у меня нет. Полагаю раз здесь ты, значит и у тебя фобия не нашлась. А по поводу того, что мы здесь делаем в общем... подозреваю, что это наказание.

- Какое? За что?

- Ты знаешь Джейн Регранд?

- Можно подумать, есть те кто ее не знает, - удивилась Настя. – Я ее огромная фанатка. Полтора года назад мы с ней на съемках встречались, так я до сих пор храню ее автограф.

- Итак. Знаешь ли ты, что некоторое время назад случилась трагедия, после которой Джейн покинула кино?

- Я читала. Авария на съемках.

- Именно. В тот день, где проходили съемки и именно там, где произошла авария, по случайности я проходил мимо. Возвращаясь с совещания, я увидел горящую машина и человека в ней. Я понятия не имел, что там известная актриса. Подумал простая авария. Увидел, что человек еще жив. Я смог вытащить ее из машины и сбить огонь.

- Но ведь это же хорошо! Она осталась жива! – не поняла Настя.

- Нет. В прессе этого не было, но лицо Джейн очень сильно пострадало. Именно поэтому она не вернулась в кино. Подозреваю, что это месть... Ты, скорее всего, тоже где-то перешла ей дорогу.

- Заяне! - Настя посерела, вспомнив привлекательное коммерческое предложение, которое ей сделали. – Фильм, в котором она должна была играть, но продюсер пригласил меня. Решил, что для главной героини нужна профессиональная танцовщица. А я отказалась! Сказала, что лучше выступлю тренером для актрисы, которая будет играть главную роль... - голос Насти упал. - Мне получается, вообще не надо было соглашаться на участие в этом проекте?

Боксер пожал мощными плечами.

- Я не могу тебе ответить. В любом случае, из этого лабиринта есть выход. Но поскольку здесь кухня, и в холодильнике, я уже успел посмотреть, полно продуктов, мы застряли не на один день. Сейчас приготовим что-нибудь поесть. А потом будем искать выход отсюда.

- А у нас получится? - жалобно спросила Настя.

Мужчина усмехнулся, перегнулся через стол, мимолетно, но очень ласково поцеловал танцовщицу.

- Мы сделаем все для этого, - пообещал он.

И Настя ему поверила.

45. Горечь.

Ее улыбка отдает горечью, а поцелуй вкусом металла. Под слоем пудры и помады разглядеть что-то невозможно, но ему смотреть не надо, чтобы понять, что это значит.

Сев на кровать рядом с ней, он вытаскивает из ее рук сценарий и смотрит укоряюще:

- Опять искусала губы в кровь?

В голосе не звучит укор, лишь немного, самая малость тревоги за нее. Он знает, что она злится, когда он начинает ей навязываться со своей заботой.

Но не переживать за нее он все же не может.

- Что случилось, Джейн? - на этот раз вопрос звучит значительно суше. Он заставляет себя спрятать свою заботу подальше. Но ответа все равно не поступает. Просто она медленно наклоняет голову, опуская ее ему на плечо. И он замирает. Это редкость, такое вот волеизъявление ее чувств.

- Джейн?

- Мне хотели отказать, - наконец говорит женщина. И в ее голосе не удивление, а задумчивая тоска. - Режиссер постановки сказал, что он не собирался всерьез рассматривать мою кандидатуру, поскольку я бездарная актриса. Я никогда не смогу на сцене сыграть такую царицу зла, какая она по сценарию! – Джейн разбито вздохнула, а потом запальчиво добавила. - А сценарий отвратительный. Царица здесь психопатка с раздвоением личности, а это так избито... Я не хочу это учить. И я не хочу в этом участвовать.

- Значит, откажись, - мужчина удивленно посмотрел на Джейн. - Что за нерешительность?

- Вот, и режиссер так сказал. Что я бездарность. И что я могу в любой момент убираться. А потом тут же добавил, что он бы сам дал бы мне пинка для ускорения, чтобы такие бездарности как я сцену не засоряли, если бы не два «но». Во-первых, моя фактура. Насколько я не нравлюсь лично ему, настолько он ничего не может сделать с тем, что я идеально подхожу на эту роль. Во-вторых, мой голос. Диск с моим прослушиванием единственный, который мало-мальски соответствует требованиям к царице...

- Тогда перепиши сценарий, - сообщил мужчина.

- Что? - Джейн растерялась настолько, что даже забыла о том, что она без маски лежит на плече у мужчины. Резко поднявшись, она нервно заглянула в его лицо.

- Перепиши сценарий. Измени свою царицу ночи и зла так, как того желаешь ты.

- Я? Желаю? - Джейн задумалась, поднялась на ноги. Походила медленно по комнате, разглядывая первые диски с записью из лабиринта страха. - Да, я желаю его изменить... И… Да! Я сделаю это. Мне поможет страх. И вот это… Кстати говоря, - вытащив диск, женщина покачала его между пальцев. - Ты можешь выяснить?

- Что именно, моя любовь?

- Действительно ли эта девочка, Настя, отказалась от роли.

- От этого будет что-то зависеть?

- Да. Если это правда, то в лабиринте ей не место. Кстати, здесь не все записи?

- Нет. Еще двое не пришли в себя. Как только это случится, сразу же диски придут тебе.

- Хорошо бы, - Джейн мило улыбнулась. - Я хотела бы на это взглянуть. Мне, пожалуй, очень интересно, как именно будет выглядеть ад этих двоих. И да, еще. Этот мужчина, тот, который не дал мне умереть в машине... У него действительно нет фобий? Или ты его пожалел?

Мужчина усмехнулся:

- Ты умеешь задавать вопросы такие, что я не знаю, что тебе ответить.

- Он тебе нравится? - спросила Джейн.

- Мы с ним встречались в паре бизнес проектов. Он хороший мужик. Интересный делец. У него отличная хватка.

- Значит, нравится, - подытожила проницательно Джейн. - В таком случае, эти двое меня больше не интересуют. Мне понравилось, как они вели себя в клетке. И я чувствую себя в их отношении отомщенной. Так что, - Джейн загадочно улыбнулась. - Пускай они убираются из лабиринта. Намекни им, где выход.

- Мне не нравится твоя неожиданная доброта, - заметил мужчина, время которого появиться в качестве голоса еще не пришло.

Джейн рассмеялась.

- Ну, что ты, это не доброта. Это другое. Я хочу красивое зрелище, а эти зануды могут все испортить. Овца и недоволк... Смотреть, как их зарежут, не интересно. Гораздо интереснее, - Джейн отошла от окна, устроилась за туалетным столиком, рассматривая себя в зеркале. - Смотреть на бой волков. И на то как волки страдают. Ты же... меня понимаешь?

Голос усмехнулся. Иногда его малышка была просто удивительно предсказуема.

- Понимаю. Можешь быть спокойна, я позабочусь о выполнение твоего желания.

- Спасибо, - прошелестела Джейн. - Спасибо.

- Для тебя, милая, что угодно, в любом качестве, в любом количестве.

Отложив в сторону гребень, которым расчесывала волосы, женщина удивленно спросила:

- Даже звезду с неба?

- Ткни пальчиком. И в любом желаемом качестве ты ее получишь.

Джейн засмеялась. Вот только смех ей самой неожиданно отдался на губах странной горечью.

46. Слабость.

Стук. Тихий. Негромкий. А затем царапанье.

Проснувшись, он не сразу смог понять, что все это значит. Вокруг был неяркий свет. Серый какой-то, тусклый, немного мерцающий, отчего окружающее немного размывалось перед глазами, причиняя боль.

Вокруг были стены подвала. Из склизкого камня с потеками плесени. Вот только до стен добраться было невозможно, он не мог сдвинуться с места. На правой ноге были тяжелые кандалы.

"Хорошо, что одежду оставили", - мелькнула в голове Убийцы задумчивая мысль. - "А то могли и раздеть, а потом сказать, что так и надо".

В заднем кармане джинс неожиданно нашлись сигареты, чудом не раздавленные и зажигалка. Глубокий вдох, глубокая затяжка и осторожный выдох. Неторопливый, размеренный. Просто, чтобы почувствовать снова вкус жизни.

Убийца уже успел догадаться, что это место, где он очутился - неслучайно. Неслучайно кандалы на ноге. Неслучайно стены, до которых не дотянутся. Неслучайно сквозит где-то на потолке, куда не добраться.

Дым от сигареты оставляет серое облачко, загрязняет воздух, отравляет легкие и буквально разъедает тяжелые мысли.

Убийца ощущает шкурой, что скоро что-то случится. Что-то, что заставит его бросаться на стены.

Но пока все тихо, спокойно. И эта сигарета так по-будничному тлеет…

Только по спине катится капля ледяного пота. Только на висках испарина. Без причины. Просто так. А может быть потому, что за спиной раздается тихое царапание. Едва уловимое.

Сердце стукнуло где-то в горле. Дышать стало нечем, поэтому Убийца затягивается сигаретой. Так сильно, что горло начинает раздирать сухим кашлем, а пальцы обжигает горячим пеплом. Отшвырнув окурок, он осматривается по сторонам.

Но ничего не меняется.

Те же серые стены.

Те же кандалы.

Та же пустота.

Только навязчивый звук. Словно маленькие лапки царапают по камню.

Шкряб... Шкряб.

Ноги коснулось что-то розовенькое, голое, и Убийца буквально подпрыгнул на месте, оглядываясь по сторонам.

Нет. Показалось. Ничего нет. Никого нет.

Все то же что и было. Стены, камень, пустота.

Только шкряб по камню за спиной. Шкряб.

"Этого не может быть", - сказал Убийца сам себе. - "Только не это. Я скрывал. Тщательно скрывал это. Никто не знал. Никто не мог рассказать. Я всех убил. Я никого не пожалел. Это просто иллюзия. Да. Звук. Просто, мне кажется. Я устал. Излишне устал. Надо просто немного отдохнуть, и все будет хорошо. Даже просто прекрасно".

Скрябанье прекратилось.

Стихло, словно его отрезало. Зато раздался шорох. Такой, словно внизу, кто-то бегал. Маленький, юркий, с длинным хвостом и аккуратными коготочками. И этих "кто-то" было много. Очень много.

Убийца задрожал.

Дрожь зародилась где-то в районе груди. А оттуда распространилась по всему телу. В ногах возникла мерзкая слабость, и Убийца закрыл глаза. Если не видеть - будет не так страшно. Не так ли?

Слабость - это просто он сам себе придумал.

Страх... это недостойно настоящего мужчины.

Но страх об этом не знал. Страх подползал с коготками, звучащими все ближе, ближе. Страж цеплялся голыми хвостами за камень и лез по спинам таких же страхов, как и он сам.

Страх нарастал с тихим писком становящимся все громче, с алыми глазами, которые зажглись в коридорах, которые как оказались притворялись стенами.

На небольшую тумбу, на которой сидел Убийца, сотрясаясь в диком ознобе, лезли крысы.

Маленькие крысы, большие крысы, серые дикие крысы и декоративные белые с алыми глазами и мерзким розовым хвостом.

Крысы пищали и упорно лезли к человеку.

Убийца взвыл.

А первая крыса уже вцепилась в его штанину, маленькими, но крепкими коготками. А вслед за ней и вторая вцепилась во вторую, стремясь по гладкой ткани подняться вверх.

- Мрази, брысь! Прочь! - Убийца стряхнул серых тварей и выпрямился, как натянутая струна. Махая руками, дергая не прикованной ногой. И понимая, что если он упадет то все. Это будет смерть. На месте.

А вслед за одной крысой уже следовала вторая, затем третья, а затем они лезли вверх прямо по шкурам своих товарок, поднимаясь все выше и выше.

Одной верткой крысе удалось забраться под штанину, и она пыталась забраться повыше, царапая когтями голую кожу.

Мерзкая серая лавина. Мерзкие алые глаза.

Убийца уже не выл, страх сменился животным ужасом. И он тихо скулил на одной ноте, метаясь по клочку тумбы, забыв о кандалах. Крысы метались вслед за ним. Словно за дудочкой Гамельнского крысолова.

Крысы хотели пожрать аппетитно пахнущую еду, которая по какому-то недоразумению еще дергалась.

Добравшись до руки Убийцы, чуть повыше локтя вцепилась первая крыса, вслед за ней вторая, третья. Еще одна мохнатая тварь вцепилась в горло. Мелкие твари раздирали ноги. Мерзкие твари кусали за уши, плечи. Одна вцепилась куда-то в бок.

И Убийца рухнул.

Удар о тумбу пришелся на спину. Что-то больно хрустнуло, но Убийца не чувствовал. Он отчаянно кричал, пока крысы, словно волна, закрыли его с головой.

- Пока этого достаточно, - раздался откуда-то сверху голос, но Убийца его не слышал.

А потом сверху ринулась лавина ледяной воды. Вода смывала крыс. Вода набивалась в коридоры на стенах и смывала крыс и оттуда. Вода промочила Убийцу до нитки, не оставив ни единого сухого места. А сверху, с потолка упала веревка.

- Поднимайся, - сказали оттуда. - Разговор есть.

Убийца, откашливаясь от воды, попавшей в легкие, пытался взять себя в руки. Не получалось. Мелкая мерзкая дрожь сотрясала тело. От мерзкой дрожи с мерзким лязгом сотрясались губы. По рукам, шее, ногам, животу немного разбавленная водой, текла кровь.

Хотелось лечь, свернуться в клубочек, как в детстве и расплакаться. Чтобы пришла мама. Обняла, и сказала, что все будет хорошо.

Но мама не придет. Мама никогда больше не придет...

Убийца встряхнулся. Он своими руками уничтожил мерзкое прошлое, поэтому надо вести себя подобающе. И для начала надо выбраться из этого крысиного колодца, воняющего чем-то странным.

Принять душ, переодеться. Поесть. И кого-нибудь убить. Просто, чтобы очнуться. Просто, чтобы прийти в себя.

Просто, чтобы прогнать этот животный ужас и доказать себе, что он еще жив... И не тварь он дрожащая, а право имеет. Спасать души других, души тех, кто не познали как он чудо смерти…

47. Привет из темноты.

Открыть глаза - невозможно.

Дыхание сбито. Губы искусаны в кровь.

А тихий насмешливый голос звучит откуда-то сбоку.

- Можешь не притворяться. Ты уже проснулся.

Открывать глаза Жертва не спешит, но знает, что все напрасно. Все закончено. Палач узнал. Палачу не надо больше притворяться. Он узнал. И остался неузнанным сам. Ведь он тоже изменился. Внешне. Стал более утонченным. Более красивым. И более опасным.

Палач научился притворяться. Или может быть, он не притворялся раньше и легко обманул Жертву сейчас? Именно тогда, когда бил и издевался, он был настоящим? Или когда он с лукавой улыбкой раздавал комплименты девушкам из компании?

Жертва содрогнулся. Ему было страшно. И мерзко. Он не понимал, что все это значит. Не понимал, что происходит. Не понимал, что тьма побери, ему делать.

Палач был для него недоступен. Недосягаем.

Вот и сейчас, сидит за столом в грязной комнатушке и пьет из кружки с отбитым щербатым краем. За окном шумят машины. Где-то у соседей шумит пылесос, сверху орет то ли телевизор, то ли плеер.

А Палач улыбается, медленно, уверенно. Так, что в душе от этого все сворачивается тугим комком ужаса.

- Давно не виделись, - замечает Палач почти спокойно. - Кофе будешь?

Жертва отрицательно качает головой, сев на диване.

- Не бойся, Макс, не отравлю, - голос мучителя звучит гораздо спокойнее, чем должен был быть.

Но только Жертве - Максиму, от этого совершенно не легче. Палач напротив всем доволен. Попивает горячий кофе. И смотрит на свою самую любимую игрушку для битья.

Максу кажется, что в миндалевидных черных глазах он уже видит отражения всех тех пыток, что с ним хочет сотворить Палач.

- Ты изменился, - вырывается у него, словно само собой.

Палач смеется.

- А, ты об этом, - лениво потянув за длинную черную прядь, он замечает. - Я крашеным тогда был. Да и дураком. Итак, Макс. Для начала, ответь мне на пару вопросов. Как ты попался Голосу, и где перешел дорогу этой курице, Джейн Регранд?

- А кто это такая? - спросил испуганно Макс, втянув голову в плечи.

- Как всегда, - Палач засмеялся, наклонился, отставил в сторону кружку и подошел ближе, проведя пальцами по подбородку и по щеке парня напротив. - Ты всегда так забавно меня боялся. А потом попытался убить. А когда ты мне попадался, ты не сдыхал. Ты так упорно цеплялся за жизнь, что это заставляло меня, меня!, смотреть на тебя с интересом. Подумать только, тщедушный мальчишка. Тебе еще и 25 лет нет. А выглядишь как подросток, наверняка до сих пор не куришь, не пьешь и не спишь с девчонками. Ведешь себя как примерный сын? Ты даже не сменил гардероб. Безликие деловые костюмы. Выглаженные рубашки, - смяв воротник рубашки Макса, Палач потянул его на себя. - Тебе самому от себя не противно, Ма-а-акс?

Максим испуганно молчит, и Палач негромко смеется.

- Не противно, да? У тебя классический синдром жертвы, Макс. Ты настолько идеальная жертва, что это даже смешно.

- Неправда! Все что ты говоришь, неправда! - Возмущение прорывается наряду с истерическим испугом. И очень быстро все вспоминается, словно и не прекращалось ни на мгновение. Хлесткие удары просто так, тяжелые удары за заданные вопросы. Унизительно тяжелые руки на плечах, не дающие отвернуться. Запах нагретой кожаной куртки и дорогого мужского одеколона, когда мучитель в очередной раз хватает за шиворот, не давая сбежать.

Воспоминания такие яркие, что Максим уверен, что сейчас сломается. Снова. Как это было не раз. Но удара не следует, да и Палач смотрит не так как должен. Не разозлено, а заинтересованно.

- Ушам своим не верю. Игрушка пытается стать человеком и сопротивляться мне, кукольнику?

Смех у Палача негромкий, и Максим с удивлением понимает, что никогда не слышал у него такого вот смеха. Теплого, живого, настоящего.

Темный смех, ехидный, насмешливый, торжествующий, издевательский – сколько угодно. А такого нет.

- Козявка, - в голосе Палача звучит что-то веселое, заводное и даже немного снисходительное. - Да ты никак рот научился разевать по делу? Удивительно! Восхитительно. Вот какие чудеса с людьми дрессировка делает.

Максим молчит, только кусает губы.

Палач коротко хмыкнул и снова спросил:

- Так, кофе будешь?

- Ты меня отравишь.

- Вот заняться мне больше нечем, как травить всяких козявок, - Голос звучит без всяких эмоций, а чужая рука так болезненно хватает за подбородок. И Максим уже знает что за этим последует... Боль. Удар. Страх.

Но... боли нет. Чужие пальцы немного рассеянно поглаживают синяк на скуле.

- Козявок принято давить тапком, если ты не знал. Впрочем. если боишься, можешь взять мой кофе, в кружке еще осталась почти половина.

Максим уже ничего не понимает, а Палач насмехается, уже удаляясь к ванной.

- Я в душ, а ты можешь попытаться сбежать, Козявочка. Это район разнообразного отстоя. Выйдешь без меня, умрешь. И я даже не могу гарантировать, что это пройдет быстро и безболезненно. Люди здесь ходовой и дешевый товар.

В голову Жертвы неожиданно приходит спасительная мысль.

«Это просто сон», - понимает Максим. – «Долгий сон. Рецидив, о котором предупреждала добрая тетя врач в белом халате».

Палач весело рассмеялся из ванной.

- Козявка, ты еще не понял? Это не сон. Будь это сном, ты бы уже умолял меня убить тебя. Но пока это просто реальность. И только по какому-то недоразумению ты еще жив.

С глухим животным стоном Максим оседает на пол, а вернувшийся за полотенцем Палач треплет его по голове, то ли как собаку, то ли как ребенка.

- Да не переживай ты так. У Голоса не сдох, а теперь я тебя в обиду не дам, - вытащив белое полотенце, с жизнеутверждающими цветочками, Палач буднично заметил. - Пока сам не наиграюсь и не сломаю тебя. А там ты сам смерть за высшее счастье считать будешь...

48. Подарок.

Спешить нельзя, не в этот раз, не в этом деле, не рядом с этим человеком. Каждое движение максимально нежное, почти ласковое. Никаких резких касаний, осторожность вкупе с аккуратностью.

Действовать нужно только так, но не получается.

Злость, поднимается откуда-то из глубин души, черным комком стягивает нервы, и они звенят накаленные до предела.

Злость не стихает ни на секунду, становится только сильнее, и Амели приходится отложить в сторону несовершенные крючки, сделанные из кусков мало подходящей для этой цели проволоки.

Хакер сидит рядом, то молча смотрит на заминированную дверь своей квартиры, то на Амели. И злость в ее теле накапливается именно от этого взгляда. Мужского, оценивающего. Тяжелого.

Заставив себя выбросить глупые мысли, Амели, стерев с лица капли пота, посмотрела на мужчину.

- Ну, скажи ты мне, кому надо было перейти дорогу, чтобы на тебя не пожалели столько взрывчатки?

- Не имею ни малейшего понятия, - отозвался хакер грустно, откинувшись спиной на дверцы лифта. – Я вообще понятия не имею, у кого хватило терпения столько бомб заложить ради одного маленького и хрупкого меня.

Первая взрывчатка была в лифте, ведущим из гаража в пентхауз, где Хакер и жил в основное время. Игра на фондовой бирже и активный взлом позволяли ему еще и не такие излишества. А работа на ЦРУ позволяла держать руку на пульсе происходящих событий и вовремя ложиться на дно перед облавами.

Вторая бомба была в коридоре, растяжка, тонкая серебристая лесочка была натянута параллельно полу и так и ждала, когда ее затянут. Затянут? Заденут?

Третья бомба была уже у дверей, причем на нее пластида не пожалели.

- Взломать просто не сумели, - добавил Дима довольно, - вот и подложили свинью.

- Каких-то она уж очень больших размеров, свинья эта. А если бы кто случайный погиб?

- Случайных здесь не бывает. Только я сам. А вот таинственные гости, оставившие такой замечательный подарок, не учли того, что из своего "отпуска", я мало того что вернусь не один, так еще и красивая женщина окажется спецом по бомбам.

- Служба в спецподразделении еще и не тому научит, - рассеянно заметила девушка. - А когда жить хочется, как-то очень быстро забываешь о том, что женщине не пристало стрелять из винтовки, обезвреживать бомбы и устанавливать их.

- Ты умеешь даже это? – «изумился» Хакер.

Взглянув на него, Амели попросила:

- Вот только придуриваться не надо. Это было в моем личном деле, которое ты уже успел мне даже процитировать почти в полном объеме.

- Ну, прости, - ничуть не смутился Дима. - Просто ты выглядела такой серьезной, что я не мог устоять!

Амели махнула рукой, взяла вновь проволочки и вернулась к бомбе. Во всем процессе самым плохим было не то, что у нее не было специальных приборов, самым плохим было отсутствие часов.

Время приходилось высчитывать по дыханию и биению пульса. Время было слишком важным, чтобы можно было себе при обезвреживании потерять хотя бы секунду.

Бомба, отравленная кем-то Хакеру в «подарок», состояла из трех частей, каждая из которых взорваться могла сама по себе, а вот обезвреживать их приходилось всем скопом.

Провода…

Счетчики…

Тонкие ниточки ловушек…

Системы регулятора веса, давления, даже дыхания.

Работа была выполнена с филигранностью и с исключительной любовью к искусству взрывов, но у того, кто ее заложил было мало опыта.

Только это позволило Амели не только обезвредить бомбу, но еще при этом обойтись и малой кровью - мокрой насквозь одеждой и мелко трясущимися от перенапряжения руками.

- Потрясающе, - Дима похлопал в ладоши, потом спросил, - открывать дверь можно? Или еще опасность может грозить?

- Уже можно, - отозвалась скупо женщина. - В любом случае, теперь с тебя еда, душ и сменная одежда.

- С душем будет проблема, у меня только джакузи. С одеждой попроще, у меня должна быть где-то одежда сестры. С едой самое простое. Как раз перед тем, как попасться, я собирался на пару недель залечь на дно, поэтому еды в холодильниках завались.

- Холодильниках? - сделала акцент на многочисленном окончании Амели.

Дима кивнул.

- Ну, да. У меня их четыре. В кухне, спальне, в ванной и в компьютерной.

Амели совсем некультурно хрюкнула, подавившись смешком.

- Я могу понять зачем тебе холодильник на кухне. Если ты страдаешь ночных хомячизмом, могу понять спальню. Но компьютерная? Но ванная?

Вытащив из тайника у двери связку из десятка трех ключей, Дима пожал плечами.

- Еда во время работы, святой перекус! А в ванной, ты только представь, горячая вода, шапки пены, а в холодильнике шампанское, фрукты и сливки.

- Сейчас я могу представить только другое. Ты параноик.

- А? - Хакер обернулся, заметил взгляд Амели направленный на систему его замков и усмехнулся. - Да ладно, всего-то два электронных замка, считыватель кода и семь замков, от каждого из которых ключ уникален. Зато эту дверь нельзя взломать и нельзя взорвать. А еще у меня внутри свой генератор электричества. Да, в общем, сама увидишь.

Дверь тихо и мелодично пропиликала, и отступив в сторону, Хакер насмешливо показал Амели на открывшийся темный проем.

- Прошу в мою маленькую и скромную обитель.

Амели некоторое время гипнотизировала мужчину задумчивым взглядом, потом шагнула во тьму, приветливо раззявившую пасть, прижав к груди всю снятую взрывчатку. Хакер шагнул вслед за ней, и дверь захлопнулась с гулким тяжелым звуком.

 

49. Рейс №13.

Выйти из дома. Медленно, осторожно. И не оглядываться по сторонам.

Олег ушел почти полтора часа назад, а он говорил, что только на дорогу час. Значит, сейчас он должен утрясать свои вопросы.

Поэтому можно, Максим был уверен в этом, что сейчас можно спокойно, а главное безопасно уйти.

Спрятаться ото всего мира. Поменять место жительства, поменять фамилию, имя, внешность… Да что угодно, только чтобы не оставаться здесь…

Максим осторожно закрыл за собой скрипящую деревянную дверь, качающуюся на одной петле и сплошь покрытую выжженными пятнами и выцарапанными словами.

В лицо ударили солнечные брызги, и он с удивлением понял, что еще может улыбаться. Может! Как ни странно. Это было так удивительно приятно, что Макс сам не понял, как на лицо выползла совершенно идиотская улыбка.

В перспективе был проход по самому черному и опасному району, причем так, чтобы не привлечь ничье внимание. Максим даже не мог вызвать такси, чтобы смотаться отсюда. И не потому, что денег не было, они-то как раз были – после обыска они так и лежали сиротливо во внутреннем кармане брюк.

Ни один таксист в здравом уме не рискнет поехать в этот район…

Макс накинул на голову капюшон, торопливо пробежал мимо пары подъездов и выбежал к остановке. Там уже были люди. Толстая бабка с двумя сумками. Двое подростков, оживленно обсуждающих какую-то новую, недавно вышедшую песню. Высокая девушка, покачивающаяся на высоких шпильках, не в силах удержать равновесие после отлично проведенной ночи.

Буднично.

Знакомо.

Так по-человечески…

Макс привалился тяжело к стене остановке. В один миг словно исчез стержень, на котором он еще держался.

Игра Голоса, встреча с Палачом, эти воспоминания – все мгновенно исчезло. Остался он сам. Дизайнер из небольшой фирмочки, которого занесло по велению дурня-шефа в неблагоприятный район.

Бывает. Бывало. И еще будет.

Конечно, контракт заключить не удалось. Хорошая рыбка в таких местах не плавает. Но и это не страшно. В конце то концов.

«Это не сон». Циничная усмешка на губах.

Максим вздрогнул, пошатнулся.

Подъехавший автобус №13, скрежеща на поворотах каждой своей ржавой деталью, не вызвал у него особой радости, но надо было садиться. Этот номер ехал в нужную сторону. По крайней мере, с его помощью можно было выехать за границы района.

Если бы только Макс был чуть внимательнее, если бы он взглянул, как забормотала себе под нос молитву бабка, как отвернулась, делая вид, что отвечает на важный звонок девушка, как весело захохотав, бросились к магазину подростки (только смех прозвучал удивительно натянуто), он бы никогда не шагнул в автобус.

А потом двери закрылись за ним, Максим поднял голову и встретился со змеиным взглядом высокого накаченного мужчины, с сигаретой в зубах, сидящем в практически пустом салоне.

- Я его не знаю, что за тля осмелилась переступить порог моего автобуса?

Макс шарахнулся назад, но не успел, его поймали за плечи, удерживая на месте.

Мужчина медленно встал. То, что Макс принял за отсвет тени на его щеке, оказалось уродливым шрамом.

- Какая птичка, - пробормотал он негромко. – Белый. Невинный. С таким испуганным взглядом. Ты. Проверь его по базе. Ты. Проверь его по связям. Если он никто и звать его никак, - мужчина провел ладонью по щеке Макса, скользнул по подбородку, пока парень смотрел на него расширенными глазами. А потом ударил под дых…

Два других удара, не менее тяжелых, пришлись под ребра.

Сознание уже ускользало, когда мужчина спокойно продолжил свою фразу.

- То доставьте его мне… Свежее мясо всегда интересно. И да, не забудьте…

Мир поглотила черная дыра, и Макса не стало.

 

50. Искаженная реальность.

Река? Как может река течь по стенам? Такими неспешными плавными движениями? Или это не река. Нет… но мир покачивается.

Ааа… Наверное, он на корабле? Корабль маленький, вокруг буря. И светлые огни, которые странными мазками отражаются на асфальтовых волнах.

Но разве корабль может плавать по асфальту? Наверное, может.

Мысль успокоительная, проходит мягкой лапкой по голове.

А потом становится понятно, что он никуда не двигается. Просто все вокруг качается. А то, что он принял за асфальтовые волны и отблески света в них, это пол из дорогой древесины, покрытый каплями крови.

Он сам лежит у дивана, на коврике. Руки распяты и привязаны к ножкам дивана, а ноги на свободе. Все вокруг качается и качается. Только как-то странно качается. Рывками. То налево все перекатится, то направо.

Алые брызги пролетели мимо лица, оставили алый отпечаток на щеке.

Дождь?

Следом перед взглядом появилось тяжелое лицо, на лице был странный грим, бело-алый.

- Ты кто? – вывели непослушные губы.

Олег сплюнул.

- Чем они тебя накачали, интересно мне знать? – спросил он сам себя, вытаскивая нож.

Перед взглядом Максима, в окружении белых лепестков роз и парящих бабочек вниз упал канделябр, вокруг которого обвилась змея.

- Осторожно, - хихикнул Макс. – Она тебя сейчас укусит.

Змея укусила его самого, даже боль пришла, и Максим резко сел, притянув обе руки к груди, обиженно похныкивая.

- Больно! Мне больно! Зачем ты меня обижаешь?

Олег, присев на корточки, посмотрел на свою Жертву, только хмыкнул и покачал головой.

- Это грозило проблемами с самого начала. Но ты же, придурок, поперся туда, куда не стоило…

Поднявшись на ноги и выпрямившись, он ударил под ребра лежащего мужчину с шрамом.

- Я тебе сколько раз говорил, не лапай своими мерзкими конечностями то, что принадлежит мне.

- Я не знал. Прости! Прости! Я правда… не думал! Ты же обычно клеймишь своих! Вот мы и… мы и… Прости!

Еще один удар, только не в лицо той груде мяса, в которую превратился мужчина, а в пол, и Олег улыбнулся.

- Считай, это было последним китайским предупреждением. Приведешь в действие свой план, и я тебя убью, Шрам. Ты напрасно понадеялся, что раз я решил выйти на белый свет и заняться бизнесом, я уже забыл с какого конца надо держать пистолет. Ты меня понял?

- Да. Прости…

- Не важно, - подойдя к Максу, по-прежнему скулящему у дивана, Олег рывком поднял его на ноги. Подумал о том, стоит ли ударить по щекам, но с сожалением понял, что это не поможет.

- Чем ты его накачал? – повернулся он и усмехнулся. Пока он занимался мелкой гадостью, его противник уже сбежал. – Значит, будем угадывать по косвенным признакам. Времени сдавать кровь у меня нет.

- Ой! – раздалось радостно от Макса. – А у тебя крылышки?

Олег медленно взглянул на свою чокнутую Жертву. Раскраснелся, глаза сверкают, радостный, довольный…

- Какие крылышки?

- Черные! Кожистые! Как у летучей мыши! Или вампира! – фонтанировал счастьем Максим.

- Караул, - пробормотал Олег, - полный караул.

Поддержав парня за руку, мужчина потянул его вперед, но с раздражением обнаружил, что стоять на ногах чудо не желает. Падает.

- Надо было тебя привязать, - пришла в голову Олега замечательная, но запоздалая идея, когда он взваливал Макса на плечо, словно мешок с картошкой.

- Надо было тебя убить, - пробормотал он, скидывая Макса на землю и становясь сверху для верности ногой.

Восемь свиных рыл под предводительством Шрама не слишком приятная компания для ночной прогулки…

- Ну вот, - Олег рассеяно запустил пальцы в волосы, потеребил черные пряди. Потом взглянул на Шрама. – Придурок. Ты меня не понял?

- Нас тут девять человек. Ты один, а тот, что у тебя под ногами, чмошник, тебе почему-то дорог.

- О, - Олег хмыкнул, кивнул. – Он еще не выплатил мне долг за свою шкуру. Поэтому… Будьте любезны, - сладкая патока голоса совсем не вязалась с стальным взглядом черных пронзительных глаз. - С дороги, шваль.

- Ты смотри, как заговорил! – рявкнул кто-то и все сорвались с места.

Для Максима это выглядело красиво. Страшный и опасный вампир в окружении девяти тонкокостных феечек, танцующий посреди болота…

А в болото были крокодилы… И эти крокодилы ползли именно к нему! Они хотели его порвать! Оторвать от него кусок!

С отчаянным всхлипом, Макс метнулся в сторону, в сторону, еще быстрее, пока вампир ломает маленькие хрустальные сердечки на шеях у феечек, отчего те такими неаккуратными кулями падают в болото, где их пожирают крокодилы.

- Пожалуйста! Пожалуйста! – невнятно молил он. – Не надо.

А потом пасть крокодила сомкнулась у него на ноге, и он отчаянно заорал.

От удара в челюсть рот наполнился солоноватой кровью, и мира опять не стало.

- Игры закончились.

Олег присвистнул. Сбитые костяшки ныли, но боль была довольно приятной. По крайней мере, можно было расслабиться.

- Ты знаешь, - сказал он, пока Шрам держал Макса на весу, приставив к шее парня нож. – Боксирование хорошо помогает сбросить стресс и напряжение. А мне это было очень необходимо после пары мерзких дней, которые были совсем не интересными. Но раз игры закончились…

- Закончились, - подтвердил Шрам.

- Тогда придется следующую порцию злобы вымещать в каком-нибудь другом подпольном клубе. Твой сегодня закроется, - вздохнул Олег с раздражением. Затем раздались шесть выстрелов.

Последних трех, лежащих на асфальте, Палач равнодушно добил. Затем подхватил Макса на плечо и спокойно пошел прочь от клуба. Что именно заставило его так поступить, он не знал. Да и не собирался задумываться.

Захотелось – значит, поступил.

Что потом делать с этой глупой Жертвой… он решит потом. Но скучно не будет. И это окупало все сторицей.

К тому же в грядущей войне, даже такой союзник лишним не будет.

 

51. Свидетели.

- Дим!

- Как меня злит, когда ты меня так называешь, - пришел ответ, и из комнаты высунулся взъерошенный и недовольный парень. Чего тебе, страдание ты мое?

- Почему сразу страдание?! – возмутилась Амели, уперев руки в бока. – И кстати, почему твое?

- Потому что в данный момент, - смерил мужчина взглядом ее. – Ты сейчас на моей кухне. В моей рубашке. И готовишь мне блины.

- Могу не готовить! – сразу же обрадовалась Амели.

- Не прокатит.

- Но помечтать-то можно?!

- Не стоит, - усмехнулся Дима. – Так чего ты кричала?

Метнувшись к плите, на которой в сковородках шипели блинчики, Амели ткнула лопаточкой через плечо:

- Взгляни на столе газета.

- Девять трупов, - прочитал Хакер с интересом. – Свидетелей нет. Говорят, что в этот день у хозяина подпольного клуба, где торгуют наркотиками и живыми людьми, был гость. Ну-ка, ну-ка. Молодой человек, на вид 22 года. Волосы длинные. Светлые. С отдельными алыми прядками?! Цвет глаз был скрыт за темными очками. Одет был в потертые светлые джинсы, футболку. На поясе был завязан свитер, темно-фиолетовый. Амели. Это же?

- Точно. Кажется, он представился как Максим. И он был в том самом втором «конверте», который прихватил с собой азиат. Тебе удалось о нем что-либо узнать?

- Азиат? Каскадер, - Дима утащил прямо из тарелки блин, и, обжигаясь, начал отрывать маленькие кусочки. Речь, перемежаемая жеванием, звучала немного невнятно. – Каскадер. Нынешний. Раньше – прошел несколько горячих точек. Состоял на учете у психиатра из-за немотивированной агрессии. Много узнать о нем не удалось. Если быть точнее, этот азиат, как каскадер Олег существует всего лишь три года. И не он один такой.

- Не он один в плане чего? Психов? Или существования?

- Существования. Максим. Вот этот, второй. Также состоит на учете у психиатра. И он существует всего год. До этого такого человека не существовало.

- Поддельные документы?

- Вряд ли. Скорее оформлено все максимально законным путем, но так, что подобраться попросту невозможно.

- Не радует.

- Слушай, Амели.

- Да? – девушка повернулась, покачивая в руках лопаточкой.

- Ты хочешь отомстить Голосу? – спросил Хакер.

Амели прищурилась.

- С чего вдруг такой вопрос?

- Мы можем уехать.

- Он будет нас преследовать.

- Мы свидетели его преступления. А я гениальный хакер. Я легко смогу взять те записи, которые он сделал. Если мы их обнародуем, он навсегда лишится своей карьеры, своей репутации и своих денег. Мы можем с ним связаться. Никаких денег, я легко их заработаю.

- Украдешь, если быть точнее.

Хакер хмыкнул.

- Да нет, заработаю. Я же все-таки гениальный хакер. И работаю еще и на спецслужбы. Нам, конечно, не придется летать на вертолетах и собственную виллу на Кайманах мы не купим. Но на хлеб с икрой для нас двоих я заработаю.

Задумчиво дернув край подола, Амели задумалась.

- Ты думаешь Голос не поставил блокаду на границы города?

- Мы познакомимся с ним поближе, - улыбнулся Хакер. – Мы продиктуем ему СВОИ условия, которые он примет. И спокойно покинем этот город.

- Ты не хочешь воевать?

- Абсолютно не хочу, - кивнул Хакер. – Да и зачем нам это? Нас не били, ногами не пинали, не травили. Ну заманили в дурацкую какую-то игру, зато теперь у меня есть ты. А у тебя есть я.

- Сомнительное достоинство, - насмешливо заявила Амели, повернувшись к плите.

Холодная рука, скользнувшая ей под рубашку, заставила девушку прерывисто выдохнуть сквозь плотно сжатые зубы.

- Дим.

- М?

- У меня сейчас сгорят блины.

- Я нисколечко тебе не мешаю, - кивнул Дима, медленно расстегивая пуговички сверху вниз.

- Дима…

- Аюшки? – довольно мурлыкнул мужчина, покрывая поцелуями напряженную спину. Пощекотал чувствительное местечко между лопаток. Амели, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за стойку.

- Дим! Блины…

По кухне разнесся запах горелого. Щелкнула тихо комфорка и басовито загудела вытяжка, когда Хакер перевернул Амели к себе, покрывая поцелуями, а время от времени еще и прикусывая зубами чувствительную шею.

- Черт с ними, - решительно сказал он, когда с губ девушки сорвался стон. Затем легко подхватил ее на руки и подсадил на стол. – Правда же?

Амели ответить не могла по гораздо более приятным причинам. Сложно отвечать на вопросы, когда тебя целует мужчина, от которого ноги становятся ватным и появляется стойкое желание, чтобы исчез весь мир и не возвращался обратно…

 

52. Безумие.

Они собрались снова в небольшой уютной кухне. Наверное, в таких помещениях легко можно было бы снимать домашние комедии.

Бабушка в подвязанном фартучке стояла бы около плиты, помешивая что-то дивно пахнущие. Двое внуков... а может быть, и внук с внучкой затеяли бы возню на широком диване. Около порога, положив на лапы лобастую башку, дремал бы огромный рыжий пес.

Около подоконника, поливая цветы, суетилась бы веселая мама.

А папа семейства, сидел бы в центре стола, поглядывая на всех поверх газеты. И не финансовой, а спортивной или про рыбалку.

Кухня действительно была уютной. Настоящая мечта...

Вот только те, кто собрались здесь, совершенно не смотрели по сторонам.

Настя стояла около плиты. И на ней действительно был повязан фартук. Помешивая лопаточкой омлет, она то и дело поглядывала на часы, боясь упустить тот момент, когда булочки в плите начнут подгорать.

Евгений сидел в центре стола, словно уткнувшись в книгу. На самом деле между страниц был заложен план помещения, который удалось найти в кабинете директора лабиринта, в нижнем ящике стола.

Впрочем, чем больше мужчина изучал план, тем явственнее становилось, что выбраться отсюда невозможно.

На плане не было ни одной двери.

Как сказать об этом Насте, Евгений пока не думал. Он еще не сдался. Он еще надеялся найти что-то.

Остальные собравшиеся в кухне перестали напоминать людей. То ли в их глазах, то ли в мелком треморе конечностей, то ли в странном оскале, в котором иногда кривились губы, читалось что-то опасное. Злое.

Кин, сидящий за столом, кутался в длинный свитер. Когда рукава немного приподнялись, обнажились длинные царапины. Впрочем, на это никто не обратил внимания.

Все были заняты собой.

Борис, забившись в угол широкого дивана, мелко дрожал. И если прислушаться, можно было бы услышать не просьбы спасти его. И не обещание немедленной кары.А нечто странное. Нет, для карьеры Бориса это, безусловно, было важным. Понятным и простым.

Но не в этой обстановке.

Немного покачиваясь, Борис твердил себе под нос:

- Е123 амарант, добавим Е 150 , по аммиачной технологии, приправим синим блестящим Е-133, разотрем Е-152. Рибофлавин 101 смешаем с химическими Е1515. Украсим все это Е1103... А потом смешаем с Е301. Е512... и может, и может, и может... - бормотание становилось из отчетливого то совершенно испуганным и затихало до неразличимого, то становилось наоборот четче. Более спокойным и уверенным.

Слева от Бориса, удобно устроившись за столом, сидел Аркадий Петрович, обложившись чистыми и исписанными листами. Его взгляд, взгляд кабинетного ученого, неожиданно нашедшего изумительную подопытную крысу, метался между Кином и Борисом.

То словно найдя какое-то подтверждение своей теории, Иладов быстро начинал записывать что-то в белоснежные листы (совершенно, не обращая внимания, что ручка у него в руках - не пишет).

То наоборот, найдя опровержения чему-то все той же непишущей ручкой, он что-то перечеркивал в листах.

Производило это впечатление в равной степени отталкивающее и пугающее.

Из этих четверых, демонстрирующих признаки чего-то нехорошего, какого-то надлома, наиболее спокойной казалась Эльвира.

Скинув смешные тапочки, которые были на ней надеты, забравшись с ногами на диван, она смотрела по сторонам.

То на одного посмотрит, то на другого. То переведет насмешливый взгляд на Настю, то на Евгения.

Впрочем, принять ее за разумную, мешала тонкая струйка слюны, сбегающая по подбородку, да истерический смех, время от времени срывающийся с губ.

Страшно.

Пугающе.

- Готово! - радостно сказала Настя, выключая духовку и ставя на стол омлет. - Кто-нибудь будет есть? - радостная улыбка увяла одновременно с тем, как взгляды всех четверых обратились на нее.

"Убью!"

"Интересно, если ее приготовить? Из нее получится курочка-гриль?"

"Девиантное поведение. Демонстрирует первичные признаки неадекватного восприятия действительности. И почему я не пошел в психиатры? Такой материал для исследования пропадает!"

"В полку психов прибавление".

Свет мигнул. Лампочка на потолке мигнула, раз, другой и погасла.

Потом неохотно включилась.

Настя рванулась к стене, упала и покатилась по полу чашка с чаем, выпавшая из ее рук. Алый оттенок пятна со странными сгустками был не самым худшим, что могло случиться.

Сидящие в кухне медленно оглядывали друг друга. Темно-зеленый трупный цвет лица, черные круги под глазами. Шрамы на теле.

Евгений почесал голову, и Настя отчаянно завизжала, увидев как на пол упали тонкие белые червячки.

- Настя! Настя! - Евгений подскочил ближе и встряхнул за плечи девушку, а она отчаянно и изо всех сил начала отбиваться от монстра, в которого превратился ее мужчина.

- Не трогай! Не трогай меня!

С трудом спеленав визжащий комок нервов, Евгений обернулся на флегматичную четверку, которая так и не стронулась с места. И содрогнулся уже сам.

Потому что в комнате людей не было.

Все четверо оставшихся выглядели отвратительно. Мертвецки отвратительно.

Евгений нервно оглянулся по сторонам.

Девушка в его руках единственная оставалась живой...

Женщина за столом деловито выбирала белые катышки из чего-то серо-зеленого. Двое мужчин перетягивали длинного белого червя.

Третий мужчина катал по столу череп, то и дело заглядывая в его глазницы.

Мерзко...

Мысль была спасительной, и Евгений уцепился за нее. Подхватив за пояс Настю, двинулся к выходу из комнаты.

Сидящие за столом даже не обратили на него внимания.

Скучающе, они разглядывали друг-друга, тыкали пальцем в разъеденные временем тела и хохотали.

Безумие крепло с каждым мигом, нарастало.

А потом оборвалось, одновременно с взорвавшейся на потолке лампочкой. И в комнате воцарилась тишина.

Когда свет снова включился, кухня уже была пуста.

И было неясно, то ли кому это приснилось, то ли кому приглючилось...

53. Выброшенные на обочину.

Боль. И почему-то холод. Пустота.

В душе.

Мерзкая сосущая пустота, которая словно кричала о том, что случилось что-то страшное. Что-то горькое. И непоправимое.

Выбраться из объятий кошмара было сложно. Кошмар не отпускал. У кошмара были костлявые руки, которые тянулись к нему. Синие губы, дрожащие и выводящие его имя.

Кошмар плакал, что-то просил, о чем-то умолял, смотрел пустыми глазницами, что-то требовал, снова что-то просил.

Кошмар был настолько мерзок, что руки сжались на горле этого кошмара совершенно инстинктивно. Тело не думало, тело действовало.

А разум, разум вернулся нескоро. Когда он наконец открыл глаза, уже темнело.

Правый глаз открывался долго и мучительно. Ресницы слиплись.

Во рту была не меньше чем Сахара. Потрескавшиеся губы хотелось смочить хоть чем-то. Впрочем, когда Евгений попытался дотянуться до лица, то обнаружил, что саднящие руки связаны в локтях. Точно так же как и ноги.

Чуть левее, в стороне от него, почти полностью у обочины дороги, лежала Настя. Русые волосы, рассыпавшиеся в грязи, были покрыты еще и чем-то запекшимся, алым.

- Настя! – крик сорвался с губ, раскатился по пустынной дороге. И стих, словно пыльный комочек подхватило ветром и растрепало. – Настя! Настенька!

Голова была запрокинута назад. Тонкая шея была покрыта глубокими царапинами, на которых уже подсохла корочка крови.

Царапины располагались далеко друг от друга, словно девушка царапала чужие мужские руки. Руки, в которых ее шея хрустнула так легко и так беззащитно…

- Настенька… - мужской голос осип. Сел.

Девушка не шевелилась. Глаза мертво смотрели в яркое, чистое небо.

Руки были широко раскинуты в стороны.

Губы были распахнуты в немом крике.

На левой щеке была царапина.

Край светлого платья был запачкан в грязи и крови.

- Настя!!! – отчаянный крик подхватил ветер, закружил в небе и бросил обратно вниз. На дорогу…

Гром не прогремел. Земля не раскололась.

Небо на землю не упало.

Убитая рукой любимого человека… Настя слепо смотрела в небо, чтобы больше никогда не улыбнуться. Больше никогда не обнять. Больше никогда…

Никогда…

 

…Горло было сорвано.

Вместе с сухим кашлем на асфальте осталась россыпь кровавых капель. На левой руке, содранная краем липкой ленты, которой были замотаны руки, текла кровь.

Евгений сидел у края обочины, медленно раскачивался, укачивая в своих руках навсегда уснувшую любимую.

Потрескавшиеся губы выводили старые строчки ирландской колыбельной.

Все ушли... Остались только горы,

Туман зелёный с озера несут ветра,

Как сотни лет назад проходят годы,

А вереск всё цветёт и пахнет по утрам...

И я пою Тингаратин-тингаратай

И я пою Тинргаратай

Играет старая свирель,

И ворон-странник прокричит порой,

Но жалко нету королей,

Чтоб охранять его собой....

И я пою Тингаратин-тингаратай

И я пою Тинргаратай

Тиннгаратай....*

Лицо мужчины превратилось в маску. Кровавые потеки на щеках создавали ощущение того, что Евгений плакал кровавыми слезами…

Но слез не было…

Ничего не было…

Души не было…

Была только пустота, в которой дивным озарением прошло понимание.

Во всем виноват Голос.

Только он.

И надо отомстить!

Евгений кивнул сам себе.

Да. Надо…

Над придорожным лесом поднялась полная луна. Чистый свет ее далекого круга падал на землю, на мужчину. Сидя на коленях перед свежей могилой, он смотрел пустым взглядом на собственные руки, стесанные в кровь.

В ладонях было полно заноз. Рядом валялись палки, которыми он рыл полночи могилу.

Холодный ветер касался обнаженного торса. Куртка и водолазка остались вместе с Настей… Закрывая ее тело.

Потом мужчина поднялся, слепо покачнулся, но устоял. Перед глазами мельтешили яркие круги, чудился нежный голос, его зовущий. Но оглядываться было некуда, и пошатываясь, мужчина вышел на дорогу, поглядел по сторонам.

В тяжелой голове всплыла неожиданно кем-то брошенная фраза, из какого-то то ли мультфильма, то ли детской книги:

- Налево пойдешь - смерть найдешь. Направо пойдешь - коня потеряешь. Прямо пойдешь - счастье найдешь.

Прямо идти было некуда. Чистое поле простиралось до горизонта. Да и не верил больше Евгений в счастье.

Налево идти смысла не было. Ему было рано умирать. Вначале, вначале он собирался показать Голосу, какого это – когда теряешь того, кого любишь. Какого это – когда на твоих руках твоя мертвая женщина. Женщина, без которой для тебя весь мир – глупая неинтересная пустышка.

Коня у него не было. И Евгений повернул направо…

54. Шантаж.

Компьютер вел себя странно. Мышка дергалась и металась из стороны в сторону, словно неожиданно зажила своей собственной, отдельной жизнью.

На экране появлялись и тут же исчезали окна, с белыми буквами на черном фоне. Панель задач исчезла и возвращаться отказывалась. Компьютер перестал реагировать на попытки вернуть над ним управление.

А попытка позвонить в компьютерный отдел или хотя бы связаться с секретарем – провалилась.

Кто-то извне блокировал и телефонную связь, и компьютер директора крупнейшей финансовой компании.

А потом рабочий стол компьютера очистился окончательно. Исчезли все папки, все ярлыки, вместо них появился скромный экран блокнота, по которому побежали быстро буквы. От которых даже на расстоянии веяло холодом и чужой злобой.

«Привет».

Хозяин кабинета нахмурился.

«Ты кто?» - напечатал он в блокноте.

«Я Хакер – ты Голос. Приятно познакомиться».

«Мне не очень. Что ты хочешь, Хакер?»

«Просто кое-что рассказать и не более того».

«Я тебя слушаю».

«Зачем слушать? Смотри…»

На экране медленно. Один за другим начали появляться ролики. На которых была… Джейн Регранд. И ее слова. Они не звучали в пустом кабинете, они были заменены субтитрами.

«Чтобы никто не услышал», - пояснили черные буквы в блокноте. – «Не надо убивать лишних».

«Что ты хочешь?»

«Пока совершенно ничего. Я подготовил приятный перечень видео. Здесь милейшая Джейн приказывает убить кого-то, там говорит то, что говорить не должна. А там она снимает маску. Сейчас ее образ в фарфоровой маске окутан тайной. И в качестве богини ночи она приобретет гораздо больше, чем потеряла в той аварии. Именно поэтому… количество желающих заглянуть под ее маску достигает невероятных пределов».

«Ты шантажируешь меня?»

«Да. У меня нет другого выбора. Я хочу жить. Я очень хочу жить. А ты не даешь»

«Что ты хочешь? Денег? Квартиру? Машину? Власти?»

«Нет. Вся эта чушь мне нужна. Мне нужно немного. Ты на три часа снимешь блокаду с города. Со всех выходов и вокзалов. Со всех аэропортов и железнодорожных вокзалов. Уберешь посты со всех дорог».

«Почему именно три часа?»

«Этого времени мне хватит для того, чтобы покинуть город. Навсегда».

«Деньги?»

«Нет. Мне ничего не надо. Только снятие блокады».

«Ты понимаешь, что мне нужно подумать?»

«Да, безусловно. Делай, что хочешь. Я пока займусь своим внешним видом. Я же не могу отправиться в свою новую жизнь в старом виде. Когда будешь готов дать ответ – напиши письмо вот на этот электронный адрес hack@...com. Правда, запоминается исключительно легко?»

«Да».

«Ну тогда приятных раздумий! Свяжемся с тобой, когда ты решишь, что согласен снять блокаду. В противном случае, не хочется повторять это еще раз. Но в противном случае, я сделаю все, чтобы навсегда похоронить мечту Джейн Регранд о возвращении на большую сцену».

«Какие у меня гарантии того, что ты не обманешь?»

«Моя жизнь. Я хочу жить. Если для этого надо не мстить и вести себя как примерный мальчик, я так и сделаю».

Блокнот очистился, затем закрылся и исчез.

Следом на рабочем столе появились папки и ярлыки, панель задач. Мышка перестала дергаться.

Заработал селектор, и секретарша сообщила, что прибыл по расписанию посетитель.

Жизнь продолжалась, словно ни в чем не бывало…

55. Решение.

Голос нашел Джейн в зале, отданном под ее тренировки.

Как только стало известно, что она останется играть богиню Тьмы и ночи, была вызвана бригада мастеров. Прибывшие рабочие мгновенно установили требуемую систему звуко- и шумоизоляции, провели необходимое оборудование, настроили 5ти канальную стереосистему, хотя Джейн по ее же словам легко обошлась бы обычным компьютером с двумя колонками с усилителями.

Одна стена была полностью зеркальной, чтобы было удобнее тренировать танцы. На полу постелили ковролин, чтобы не скользили ноги и при этом не замерзали. Джейн часто танцевала босиком или занималась.

Вот и сейчас, сидя на ковре в центре зала, Джейн наклонялась то к одной ноге, то к другой, мимолетно касаясь кончиками пальцев до босых ног.

Привычное упражнение на гибкость всегда успокаивало Джейн.

- У тебя какие-то новости, - спросила она, разглядывая отражение своего мужчины в зеркале.

- С чего ты взяла?

- Ты никогда не прерывал моих репетиций и тренировок. Это было табу. Но раз сейчас я тебя вижу, значит, что-то случилось и, скорее всего, довольно неприятное, - отозвалась с немалой долей иронии Джейн.

- Действительно, - иронично согласился Голос. - Это я не подумал. Следовало придумать заранее причину своего прихода или хотя бы подождать.

- Это уже не важно? – отмахнулась девушка, - так что произошло?

- Двое из сбежавших вышли на связь.

- И что же они хотят?

- Снятия блокады с границ, чтобы они могли покинуть город.

- Ну и сними, - пожала плечами Джейн, потом задумалась, явно собой недовольная. – Нет. Не так, - пробормотала она. – Это должно звучать совершенно не так!

- Ты сейчас о чем? - вздохнул мужчина, совершенно перестав понимать, о чем говорит его возлюбленная.

- Я переписала сценарий, ты же мне сказал это сделать? Я подумала и решила, что это действительно отличная идея. В итоге, получилось у меня немного не то, что я хотела, но мне это даже нравится. И режиссеру понравилось. Сценарист немного недоволен, зато теперь хореограф готов на меня молиться. Три танца, откровенно провальных, мы уже успели убрать из мюзикла.

- Джейн, - кашлянул Голос.

- Ой, да! – если бы Джейн могла краснеть, то ее кожа сейчас покраснела бы. Но ожоги на лице давно уже потеряли свою способность, а фарфоровая маска краснеть не умеет. – Итак. Слушай. Богиня ночи заключила сделку с другими богами и выпустила из своей темницы четверых пленников. Двое из них решили, что попытаются ей отомстить, а еще двое покидают территории богини, чтобы больше никогда не вернуться... Богиня удивлена их поступком, их желанием жить. Но их отпускает. Я не могу понять, почему она так делает... Не могу осознать, что она при этом чувствует... Сказать, что эти пленники ей не интересны, нельзя. Потому что здесь... есть некий интерес, какой-то такой снисходительный! - Джейн замолчала, снова задумалась. – Но она их отпускает. Парня и девушку. Почему?

Голос хмыкнул.

- Ставит эксперимент?

- Эксперимент?

- Да.

- Эксперимент, - покатала слово на языке Джейн и скривилась. – Не зазвучит это слово в этой истории. Но что-то в этой идее есть.

- Пацифисты. Она их совсем не понимает? – заинтересовался Голос, опускаясь на ковер.

- Совершенно. Но может быть, может быть, вот! Я поняла! Я знаю, что ей интересно! Богиня хочет взглянуть, что получится из ее пленников, которые предпочли мир, а не войну! Как сложится их жизнь, когда они обнаружат, что лишились божественного покровительства. И богиня больше не отзывается на их слова. А значит, никакой удачи! - Девушка воодушевилась, ее глаза возбужденно засверкали. Прикусив губу, она закивала. - Да! Да! Именно! А при этом песенное сопровождение будет… Так где моя ручка? Это надо немедленно написать!

- Джейн, - привлек внимание девушки к себе Голос. - Так со сбежавшими что делать?

- Ничего, - отмахнулась девушка. - Пусть уходят. Сними кордон с границ. Они дали то, в чем я нуждалась, и более мне неинтересны.

Голос, не веря, хмыкнул, потом вспомнил о том, что в лабиринте страха еще есть заключенные, и вышел из зала, подумав о том, что его возлюбленная все же жестока.

А она об этом не задумывалась. За его спиной Джейн лихорадочно что-то строчила по белым листам бумаги.

И над всем этим царила мелодия «Танго в сумасшедшем доме».

 

56. Дымовая завеса.

Стянув с головы наушники, Дима повернулся на своем стуле. Амели сидела на кровати, аккуратно укладывая в футляр из-под контрабаса автомат и винтовку.

- Не жалеешь? – спросила она, не поворачиваясь.

Хакер усмехнулся.

- Ты говоришь о том, что я бросаю этот прекрасный дом? Свои холодильники? И их содержимое? Или ты говоришь о том, не жалею ли я, что мне не повезло оказаться в сфере внимания такого… Голоса и его возлюбленной женщины?

Амели немного нервно пожала плечами, покосилась на приготовленный к «маскараду» костюм.

- Я не знаю. Я подумала, что может быть, если бы не я, ты решил принять участие в этой игре. Это я… насмотрелась в свое время к чему приводит ответ местью на месть. Горем. Болью.

- Ты была довольно убедительна, когда рассказывала это, - кивнул Дима.

В первую ночь, после того как они оказались вместе на свободе, они оба напились. Вдрызг. Именно тогда Амели и рассказала о своей работе, а Дима о том, что такое быть хакером.

Именно тогда они провели вместе предрассветные часы, делаясь своим теплом и жадно черпая тепло чужое.

- Дим.

- Что?

- Извини.

- Да ладно, - усмехнулся Хакер. – Я по натуре трус, Амели. Я бы не стал участвовать в этой войне.

- Вообще?

- Вообще, - легко согласился мужчина, быстро щелкая что-то на клавиатуре. Пальцы так и мелькали, тихий стук клавиш разгонял напряженную дневную тишину в комнате. – Для меня было уже подвигом и совершенно нестандартным поведением, когда я взломал сеть Голоса, чтобы поговорить с тем, в руки кого попадет ноутбук.

- Тебе было все равно, кто его возьмет? – уточнила тихо Амели.

Дима оторвался от своего дела, уголки губ приподнялись в смущенной улыбке.

- Нет. К этому моменту я уже знал, с кем именно находился под одной крышей, и был уверен, что ты в любом случае возьмешься за мой ноутбук. Мне надо было только подождать, когда с ноутбука придет сигнал, что он включен и получил доступ к сети. А дальше было только делом техники, которой к счастью я отлично владею.

- То есть… ты помогал именно мне?

Хакер вздохнул.

- Женщина! – с нарочитой гнусавостью сказал он, - ну, неужели ты еще не поняла? Я тебя забрал на машине мотоцикле. Я лазил с тобой по грязным крышам. Я доверил тебе свой дом и свою спину. Так неужели ты еще не поняла, что ты уже умудрилась украсть мое сердце?

- Э нет! – возмутилась Амели, - я ничего не кра… - губы девушки приоткрылись.

Дима засмеялся.

- Ну вот. Услышала, наконец-то.

- Всегда найдется какая-то женщина, ради которой мужчина будет совершать глупости и подвиги, - пробормотала она немного не в тему, но зато очень пафосно. Потом смешно наморщила нос и чихнула. – Я все понимаю, но мне… Мне…

- Не самое лучшее время для изъявления чувств, - кивнул Дима.

- Да нет же! Нет! Я не к этому… Я к тому… Что… все это…

- Не ко времени, - повторил Хакер, в голосе едва-едва заметно звякнул металл. – Пообещай мне.

- Что именно?

- Что ты скажешь мне свой ответ, когда мы будем в безопасном месте. С новыми документами, в новом доме. На пороге новой жизни, ты скажешь, готова ли ты разделить ее со мной?

Амели зарделась, опустила смущенно голову.

- Ну вот, заставил циничную полицейскую краснеть. Тебе не стыдно?

- Ничуть, - Дима повернулся к компьютеру, как только тот замигал, - ну, вот. Наши требования выполнены. Правда, весьма условно. Блокада будет снята с 2:30 до 5:30 AM. В это время только один самолет и один поезд. Он надеется, что таким образом сможет нас отследить.

- Сможет?

- Нет, конечно, - тихо засмеялся Дима. – Я предвидел, что он приготовит некоторую подлость и успел заранее подстраховаться в этом смысле.

 

… В три часа утра, в городе началась паника.

На единый телефон спасения 911 поступили несколько десятков вызовов, сообщающих о взрывах, пожарах, авариях, о побеге из зоопарка животных, о том, что из психбольницы сбежали пару десятков психов, о взорванном банке, о НЛО, приземлившемся на центральной площади, о Лох-Несском чудовище, к удивлению ночных случайных прохожих, вылезшем из центрального фонтана.

Сразу в четырех местах в городе начали взрываться яркие салюты.

Ночное небо раскрасилось яркими «кляксами», ракеты и шутихи, громкая музыка из припаркованных машин превратила город в сумасшедший дом.

Именно в это время в аэропорту задержали пару, находящуюся в состоянии алкогольного опьянения. На стол начальнику полиции в числе прочих лег отчет о том, что в аэропорту были задержаны Ларионов Дмитрий Иванович и Амелия Крэсси.

Отчет с такими же именами лег на стол начальника охраны голоса, о том, что вышеупомянутые люди покинули город, отбыв в северном направлении на скором экспрессе.

Еще раз эта пара была упомянута в отчете визового отдела, они отбыли уже под утро из того самого аэропорта, где была задержана пара №1…

Место прибытия самолета – был яркий и шумный Рио-де-Жанейро, где было легко затеряться…

Впрочем, настоящие Дима и Амели отбыли из города на стареньком Форде Мустанге и держали свое направление на Скалистые горы. Благодаря обману и «дымовой» завесе, след этих двоих был потерян…

Дымовая завеса сработала и в обратную сторону. Пока служба безопасности Голоса металась по городу, наряду с полицией, пожарными и скорой помощью, в город вошел мужчина, весь в грязи, крови и с пустым жутким взглядом, взглядом обещавшим смерть любому, кто станет у него на пути…

 

57. Сделка с Совестью.

Проснуться. Надо проснуться.

Над головой тяжелым набатом шумела вода, на обнаженные плечи падали ледяные капли, от тяжелой тугой струи, разбивающейся о старую чугунную ванну.

Знакомый голос над головой был полон насмешки.

Но слова, слетающие с губ того, знакомого, опасного и злого человека, никак не складывались в понятную человеческую речь.

А потом стало понятно, что сейчас что-то произойдет.

Макс даже не успел набрать воздуха в грудь, когда его бесцеремонно макнули головой в бочку с ледяной водой.

Подержали там секунд 20, а затем вытащили.

И пока Макс откашялся и отфыркивался, над головой ехидно осведомились:

- Соображаем?

- Фашист! – пробормотал парень.

- Еще не очень, - хмыкнул Олег и повторил лечебную процедуру.

Когда Макс второй раз вынырнул из воды, на этот раз он вспомнил, с кем разговаривает, и хамить не стал, к своему счастью.

Олег довольно усмехнулся, смерил взглядом грязного, в крови, исцарапанного, словно после драки со стаей бродячих кошек, парня и повернул его к ванне.

- Теперь тебя можно оставить, не боясь что ты грохнешься? Или лучше подержать тебя за ручку?

- Не надо! – торопливо открестился Макс, хватаясь за занавеску, чтобы не упасть. Над головой опасно затрещала палка. И за мгновение до того, как она упала, Олег поймал парня и потянул в сторону.

Палка рухнув вниз, жалобно хрупнула.

Занавеска с тихим шелестом опустилась на пол, пощелкивая кольцами, когда те разъединившиеся падали на пол.

- Совсем больной? – спросил Палач задушевным тоном. – Решил, что раз тебя не убили в том грязном переулке, ты «героически» скончаешься в ванной съемной квартиры на задворках задрипанного города?

Спустя мгновение Олег с удивлением обнаружил, что Макс не разучился краснеть. Лицо парня вспыхнуло мгновенно, и краска залила даже уши и шею.

- Всегда думал, что так сильно могут краснеть только рыжие, - задумчиво сказал мужчина. – Потрясающе. Ты еще безнадежнее, чем я думал.

- Отпусти!

- Ты же на ногах стоять не можешь. Отпущу я тебя, а ты рухнешь и нос разобьешь. А твоя симпатичная мордочка понадобится нам для другого.

- Для другого?! Эй! Я не хочу! Я не буду участвовать ни в каких твоих грязных делишках!

Воздух закончился как-то очень быстро.

Олег просто швырнул парня к стене, а потом пережал локтем горло.

- Я разве спрашивал твоего мнения или желания, козявка? Ты будешь делать то, что я тебе скажу.

- Не буду! – прошептал Макс, когда получил возможность дышать.

Олег совершенно по-волчьи ухмыльнулся.

- Козявка, ты жить хочешь?

- Хочу, - осторожно признал парень.

- Значит, будешь делать то, что я скажу.

- А если нет? – решил рыпнуться Макс.

- Значит, я тебя убью, - сообщил Олег буднично. – Просто-напросто. Ты будешь жить, мелочь, пока ты мне полезен. Ясно?

Макс кивнул. Всякое желание спорить отпало сразу же, стоило взглянуть в холодные глаза мужчины. Он не шутил.

А парню жить хотелось. Очень.

Поэтому опустив голову, он попятился к выходу. Олег не препятствовал, сложив руки на груди, молча смотрел вслед своему единственному «союзнику» и думал о том, что с этим котенком, ему еще придется повозиться с дрессировкой.

Хотя бы для того, чтобы от этой мелочи была какая-то польза, вместо неприятностей…

 

58. Объявление войны.

Около Мюзик-Холла остановился длинный черный лимузин.

Из машины медленно выбрался водитель, одетый в черный костюм, склонился к дверце машины и открыл ее.

Для двух охранников, стоящих у дверей, зрелище было довольно привычным. Но все же дрогнули и их лица.

Первыми из машины показались ноги. Мужские ноги в черных кожаных брюках и черных высоких ботфортах на неимоверной платформе.

Ботфорты были из кожи невинно убиенного крокодила.

Следом из машины показался обладатель ног и ботфортов. И охранники малодушно подумали, что лучше бы они в этот день заболели.

Штаны заканчивались на бедрах, обтягивая их так, что была видна каждая складочка мужского тела. Наверху была черная полупрозрачная рубашка, расстегнутая до середины груди. В разрезе мелькала тонкая цепочка с двумя кулонами.

На голове у парня был ирокез. Высокий. Розовый.

Заступить дорогу «чуду», двигающемуся к двери, охранники не осмелились. Точно так же, как не осмелились они завернуть и охранника, который вытащив из лимузина букет великолепных розовых роз, двинулся к дверям холла, а затем с поклоном открыл перед своим подопечным дверь.

Добили охранников белые лайковые перчатки на руках охранника.

Поэтому они отвернулись и сделали вид, что их здесь нет, не было и не будет.

Когда за ними закрылась дверь, Олег переложил букет роз поудобнее, так чтобы в любой момент можно было вытащить пистолет с глушителем, надежно спрятанный среди цветов.

- Вперед, вперед! Бедрами виляй и не сутулься, - прикрикнул он на Максима, который замер на месте, испуганно оглядываясь по сторонам. – Пока все идет отлично.

- У меня такое подозрение, что ключевое слово «пока», - огрызнулся уставший Макс.

Олег коротко хохотнул.

- Нарываешься, мелочь.

- А что мне еще остается делать в таком виде? – с долями истерики уточнил Максим. – Только нарываться! Глядишь, отправишь домой.

Олег поправил перчатки, потом провел ладонью по лицу парня, сдвинув его одновременно к стене. Испуганно расширившиеся глаза того, стали достаточным признаком того, что Макс осознал, что зарывается.

- Мелочь. Ты имей в виду, ширме для того, чтобы выполнить свою роль, совсем не обязательно говорить. Будешь разевать варежку не по делу, я быстро найду, чем тебя заткнуть. Ясно?

Макс кивнул.

Олег довольно улыбнулся и снисходительно потрепал парня по плечу.

- Вот и хорошо, идем. И бедрам вилять не забывай, манекенщиц.

Максим злобно взглянул на мужчину, потом двинулся в сторону индивидуальных гримерок. Походка стала похожа на движения манекенщиков, и когда парочка женщин загляделась на молодого красавчика, Олег усмехнулся, поняв, что своей цели они все-таки добились. В качестве ширмы Макс прошел на ура.

А в гримерку Джейн, парня Палач втолкнул, закрыл за собой дверь и одним слитным движением оказался рядом с Джейн до того, как она успела закричать.

Приложил палец к ее губам и улыбнулся.

- О нет, нет. Не надо кричать. Мы просто зашли в гости. По-дружески.

Вручив Джейн букет, Олег под его прикрытием упер ей в бок пистолет.

- Миледи, вы же не будете кричать.

- Олег? – удивленно спросила женщина, потом усмехнулась. – Что ты здесь делаешь?

- Пришел объявить войну, миледи.

- Мне?! – глаза Джейн удивленно расширились.

- Ну что вы, в мужские войны женщин вовлекать нельзя. Это против правил. Вашему мужчине, миледи. Который заставил меня потерять пару-тройку сотен нестойких нервов, которые покинули меня в результате нескольких неприятных инцидентов. Согласитесь со мной, оставить это без внимания – как-то не по-мужски.

- Я удивлена, - пробормотала Джейн. – И, Олег, ты не хочешь убить меня?

- Помилуйте, миледи. Зачем? Я и вашего мужчину убивать не буду. Просто пощекочу ему нервы. А потом мы квиты. Вы же уже получили свою долю удовольствия? Вот теперь будет моя очередь.

- Звучит не очень вдохновляюще.

- Как есть, миледи.

- Ну что ж, - Джейн хотела отступить немного в сторону, но не смогла сдвинуться с места. Рука Олега легла на ее локоть, сжала словно в металлических тисках, причиняя не боль, но определенное неудобство.

- Ни шагу больше, миледи. Вы расскажете своему мужчине о случившемся, но только когда будете дома. Не стоит сейчас отвлекать его от работы и от важных дел. А мы с моим спутником сейчас тихо и мирно уйдем. Вы же будете хорошей девочкой, и не будете вызвать охрану. Не хочется, чтобы пострадали невинные люди в нашей небольшой игре.

Джейн тихо засмеялась. А в следующий момент, она словно перетекла из одного образа в другой. Изменилась мимика лица и модуляции голоса, она мгновенно вошла в свою роль. И на простого смертного, дерзнувшего пересечь порог божественной обители, взирала богиня тьмы.

- Хорошо же, - склонила она голову. – Я передам моему мужчине твой вызов. Но что ты хочешь в награду.

- Вы не спросите, что я хочу получить, если проиграю?

Ответом Палачу стала снисходительная усмешка.

- Смерть – единственная награда проигравшему. Ты интересен, а значит умрешь быстро. И без мучений.

- Если я выиграю, - Олег коснулся Джейн, провел кончиками пальцев по фарфоровой маске, скрывающей лицо женщины, - я сорву с вас, миледи, эту маску.

- Достойная награда победителю, - ничуть не испугалась женщина. – И это заставит нас отнестись к игре с должным интересом. Ты же желаешь этого?

- Да. Миледи.

- Тогда, оставь нас.

- Война начнется через полчаса, миледи. Когда будете отправляться домой, внимательнее смотрите по сторонам.

Джейн промолчала, а затем рука на ее локте разжалась. Олег отступил, на один шаг, на второй. Затем, засунув за пояс костюма пистолет, легко и насмешливо поклонился и вышел за дверь, прихватив с собой чучело с розовым ирокезом.

Джейн смотрела ему вслед, затем взглянула на часы.

- Полчаса форы, - пробормотала она, не трогаясь с места. – Что ж, теперь это станет еще интереснее, чем было. Волки на свободе и волки голодны. Посмотрим, что случится раньше. Пастухи пристрелят взбесившихся волков, или волки зарежут пастухов…

 

Часть 2. Шахматная война.

59. Подведение итогов.

Тук. Тук.

Тук. Тук.

Колпачок ручки медленно постукивал по столу, выбивая неторопливую дробь.

Тук. Тук.

Перед Голосом на столе веером рассыпался ворох белоснежных бумаг. Кое-какие листы уже были перечеркнуты черными линиями. Список мертвых.

Впрочем, гораздо интереснее был другой список.

Четырнадцать имен. Напротив каждого - короткий прочерк. Жив или мертв.

Первой на тот свет отправилась Наркоманка. Маленькая миленькая девочка Катя, со светлыми волосами и карими глазами.

Катя должна была стать настоящей волчицей. Она, его богиня, хотела, чтобы эта девочка умерла не быстро. Но не вышло.

Катя сломалась и не нашла дозу, которая была спрятана под подушкой ее собственного шезлонга. Растерялась, запуталась, заметалась. И погибла под рукой Убийцы.

Голосу было смешно вспоминать, с какой обидой Убийца смотрел на девчонку, которая отказалась играть по его правилам.

Вторым должен был умереть Хакер. Ларионов Дмитрий. Голосу не нравилось, что этот мальчишка посмел отказать его девочке. Голосу не нравилось, что этот парень был тем самым, кто заинтересовал его богиню. Поэтому Хакер должен был погибнуть. Сдохнуть, пойманный в ловушку тока, как курица, возомнившая себя птицей и попытавшаяся взлететь. К сожалению, Голос недооценил парня, и он сбежал. Он. И присоединившаяся к нему девушка. Амели. Полицейская ищейка, умная, опасная. Пожалуй, Голосу было даже радостно, что эта девочка осталась в живых. Она ему импонировала. Ее жажда жизни, ее умение оставить позади все и вся и не мстить. Конечно, можно было заставить Амели вступить в бой. Для этого всего и надо то было - намекнуть, что ее напарник погиб не без участия Голоса. И все, после этого можно было смотреть, как эта девчонка грудью кидается на амбразуру. Голос бы так и сделал, если бы Амели не оказалась снайпером, и ему реально не стало... нет, не страшно. Голос ничего не боялся. Голос просто решил, что если у него появилась возможность вывести из игры такую сумасшедшую и опасную девушку, то лучше это сделать. Ведь в игре, где такие высокие ставки - могла пострадать его богиня. Его обожаемая Джейн.

Следующей забрали жизнь домохозяйки. Забавные кудряшки Милы Игоревны подпрыгивали и покачивались, когда она суетливо дергалась и пыталась что-то сделать, кому-то помочь, не в силах спасти даже себя. Или свою семью. Задумчиво проведя пальцами по фотографии, на которой была изображена счастливая семья, Голос задумчиво кивнул. Сообщение о потере такой замечательной семьи, подкосить может кого угодно. Проведя подушечкой большого пальца по изображенной на фотографии рыженькой малышки, с такими же как и у ее мамы кучеряшками, Голос подумал о том, что стоит забрать эту малышку себе. Вырастить ее и дорастить до директора какого-нибудь отдела. Она точно будет очень умненькой и преданной.

После домохозяйки Убийца забрал жизнь Ирины Аркадьевны. Доктора. Тонкого психолога, благодаря которой игра была довольно интересной. умная женщина помогала всем балансировать на краю, не давая скатиться в истерику. Если бы не она, возможно все продлилось бы немного меньше. И было бы чуть больше драматических моментов.

Но увы, все сложилось так, как сложилось.

А потом была неприятная ситуация, когда из перевозки сбежал Палач и прихватил с собой Жертву. Теперь эти двое на свободе. И если Жертва это мало интересная тряпка, то Палач... Палач опасен.

За спиной Палача была служба в горячих точках, подпольные бои, не менее подпольные секции по самбо, ушу, айкидо, карате и прочему бреду. Теперь благодаря этому "бреду", Олег мог убить человека пальцем. И знание того, что этот опасный человек будет теперь всячески играть против Голоса, ему не нравилось. Но с этим было уже ничего не поделать. Всю информацию о человеке по имени Олег ему собрали, когда уже было поздно, и изменить было ничего нельзя.

После перевозки их осталось семеро.

Незримая и невидимая Тень, незнакомая никому. Никто даже не подозревал, что эта Тень есть.

Боксер и Танцовщица.

Двое, связанные узами из прошлой жизни, нашедшие способ сбежать и воспользовавшиеся им, после того, как надышались наркотиков. Тень позаботилась о том, чтобы все увидели нужное. И вместе с наркотиками повсюду были голограммы, воспроизводящие кадры из фильма ужаса. Запахи, картины - все это должно было сделать реальной одну галлюцинацию на всех.

Голосу было интересно, остались ли в живых эти двое, которых отвезли на машине и оставили в лесу, чтобы они быстро не смогли вернуться в город и помешать планам Голоса?

Теперь, в лабиринте оставалось четыре человека, которым был подписан смертный приговор. И один, который должен был в случае чего привести эти приговоры в исполнение.

Историк был мало интересен Голосу. Точно так же как и Убийца. Эти двое должны были просто добавить перчинки в происходящее.

Главным было то, как быстро погибнут еще двое. И сколько им придется мучиться.

Еще раз взглянув на бумагу в своей руке, Голос встал, отложил ручку и подошел к окну, выглядывая на темную улицу.

Где-то там, в темноте перекрестков притаился Палач. Где-то там, за пеленой тьмы, в переплетении ветвей должны были убегать Боксер и Танцовщица.

И где-то там, под землей, в шикарном обустроенном бункере, Тень должна была воплощать в жизнь самые страшные кошмары четырех подопытных крыс...

 

60. Пауки в банке.

Пальцы Кондитера двигались мягко, неторопливо. Золотистая лопаточка приятно лежала в ладони, пока мужчина загибал марципановые лепестки.

Алые, зеленые, золотые. Кондитер никуда не спешил, спешить было некуда, да и положа руку на сердце – не зачем.

После того, как пропали еще двое, и их осталось всего четыре, почти как в каком-то произведении Агаты Крести про десять детишек, сны прекратились.

Кондитер знал, ему осталось недолго. Тьма отступила ненадолго, он уже ощущал смрад ее дыхания на своем затылке.

Огонь развести было негде. И не из чего. Ласковый огонь в духовке не мог разогнать демонов темноты Кондитера. Сладкий запах ванили и горькая нотка корицы на языке не могли успокоить его мятущуюся душу.

Пальцы не дрожали, лопаточка была в руках послушна. Но Кондитер знал, недалеко тот момент, когда начнется ломка. Когда он будет кататься по полу, сгибая пальцы и думая только о том, как предать своих демонов огню. Или как залить их чужой кровью.

Отложив в сторону лепестки, Кондитер наклонился, разглядывая подходящий бисквит. Чуть в стороне, на подоконнике, остывали ватрушки. Стол уже был заставлен пирожными. Взгляд мужчины метнулся к одному, на вид не отличимому от остальных. Тонкая прослойка сливок, корзиночка с тонкими шоколадными прожилками мраморного бисквита и наверху точно такая же вишенка, как и везде.

Только если на остальных пирожных этого вида вишенка была в ликере, то в этой, аппетитный бочок скрывал капельку яда. И Кондитеру очень хотелось знать, кому именно достанется этот шедевр кулинарного искусства.

Вытащив бисквиты и поставив их остывать, Кондитер медленно вышел из комнаты. Кружилась голова и от сладкого запаха, которым казалось пропитался он сам до костей, его тошнило…

Шаги Кондитера еще не успели стихнуть, как в кухню проскользнула темная фигура. Практически сливаясь с обоями, метнулась к столу, меняя местами все и вся, а потом – прихватив с собой парочку корзиночек, исчезла так же незаметно, как и появилась.

А через полчаса, собравшись вокруг стола, четверо товарищей по несчастью, отводили друг от друга взгляд. Все сладости были убраны со столешницы и расставлены – по подоконнику, по кухонным тумбочкам. Аркадий Петрович, вытащив из холодильника бутылку пива и легко скрутив крышку пальцами, усмехнулся.

- Чего вы так на меня смотрите? – спросил он. – Ну, преподаватель. Ну, культурный человек. А люблю пиво, светлое. С раками.

Первой рассмеялась Эльвира. Глубокое приятное контральто заставило улыбнуться и мужчин.

- Ну а я, как все настоящие дамы, обожаю сладкое. Аркадий Петрович, подайте мне, пожалуйста, вон ту мраморную башню. Я буду ей наслаждаться.

Борис немного дернулся, потом пододвинул к себе корзиночки с вишнями.

- А я буду есть их. По виду они интересные.

- Ну-ка, ну-ка, - Кин перегнулся через плечо Эльвиры, ненароком мазнув пальцами по ее щеке. – А ведь действительно. Хочу вот это!

- Чем будем заниматься? – спросил Аркадий Петрович, снисходительно поглядывая на расшалившуюся молодежь, делящую выпечку.

- Как насчет того, - Эльвира подняла голову, - чтобы поиграть в карты? Ничего лучше не придумалось, - добавила она задумчиво.

- Почему бы и нет, - пожал плечами Кин. – Кажется, где-то в кухне… А да, в холодильнике я видел карты.

- В холодильнике? – округлились глаза Аркадия Петровича.

- Ну да, - не вставая со стула, Кин потянулся к дверце холодильника и вытащил из-за упаковки с яйцами коробку с картами. – Ну что? Сыграем?

- На что?

- А, давайте…на сладкое что ли? – предложила Эльвира.

Взрыв смеха был ей ответом.

Сидя на корточках около бункера, темная тень прислонившись к стволу дерева кормила с ладони маленького щенка. А когда тот, завалившись на бок, отчаянно захрипел, только усмехнулась.

Интуиция не обманула.

В этом пирожном был яд.

Щенка было жалко, но хозяин приказал, что убийство должно быть зрелищным.

«Что ж», - выпрямившись и засунув руки в карманы, Тень посмотрела в сторону бункера. – «Кондитер свой ход сделал. Подождем теперь хода кого-нибудь другого…»

 

61. Взрыв.

За ним кто-то шел. Он не слышал шагов, он не видел теней на стенах окружающих зданий, которые могли бы выдать, кто за ним двигается. Но там точно кто-то был.

Угар наркотиков прошел еще не до конца, и некоторое время он пытался списать все это на навязчивую идею.

Списалось легко, а вот легче от этого не стало. Мысли напоминали вспуганных птиц, то разлетались в разные стороны, и тогда он замирал на одном месте, пытаясь вспомнить, кто он и куда идет. То слетались обратно, и в голове возникала мешанина образов, понятий и идей.

Сколько раз после такого «слета» он менял направление, мужчина сказать не мог.

Когда ноги подкосились и он сполз по стене, ему уже было все равно.

Кто он, где он. Что он должен сделать и зачем.

За спиной была мусорка, у ее грязного искореженного бока дрались за кусок красной рыбы два бродячих кота. А впереди, через узкую дверь, в здание вошла женщина с лицом, закрытым белой фаянсовой маской. Джейн Регранд. Метнулся на ветру подол черного атласного платья на корсете, и женщина исчезла.

Глаза, уже почти закрывшиеся, распахнулись мгновенно. Из черной полуспортивной машины вышел водитель, повернулся спиной к ветру, прикуривая сигарету.

Тонкий дымок поднялся вверх, и мужчина проводил его взглядом.

А потом все исчезло.

В голове прояснилось.

И поднимаясь с асфальта, Боксер уже знал, что он здесь делает, зачем он сюда пришел. Мысли работали как часовой механизм, а сам он превратился в робота, нацеленного на последовательность действий, которые должны дать результат.

Шаг. И апперкот снизу.

Водитель слабо хрипнув, рухнул вниз.

Евгений даже не наклонился, чтобы взглянуть, жив ли он.

Шаг. И он уже наклоняется к машине, вытаскивая ключи из замка зажигания.

Еще один деревянный шаг, и открытый капот. Теперь можно заставить себя согнуться и ожить. Потому что здесь надо очень осторожно перемкнуть всего несколько проводов и кое-что…

Наклонившись к водителю и по совместительству явно охраннику Джейн, Боксер обыскал его карманы. Вытащил пригоршню мелочи и рассовал по деталям капота. Затем включил мотор. А когда тот достаточно прогрелся, отлил немного бензина и плеснул в капот.

Связанный водитель отправился в багажник.

Сам Евгений круто повернувшись, двинулся в обратную сторону. На одну съемную квартиру к покладистой бабенке с отличным характером. Ему нужен был доступ к информации и деньгам. А там же полная «смерть» его самого в глазах окружающих.

Проходя мимо мусорки, мужчина подхватил кота, победившего своего соперника в драке. Погладил за подраным ухом, добившись удивленного мурчания.

- Будешь жить со мной, - решительно сказал Боксер.

Он уже был на расстоянии двух кварталов от театра, когда раздался чудовищный взрыв, и завыли сирены служб быстрого реагирования.

 

62. О бедной тени замолвите слово

Бармен за своей стойкой протирал тяжелые хрустальные стаканы, матово поблескивающие в неярком свете потолочных светильников.

То и дело мужчина бросал недобрые взгляды на одну из немногих посетительниц, которой не спалось в эту позднюю ночь.

Она сидела за стойкой, в стороне от веселой компании. Познакомиться с одинокой «дамой» ни у кого не возникало желания.

«Дама» была страшна.

Не как смертный грех, но близко.

Тонкая кожа, прокуренный голос – с этим можно было бы смириться.

Как и с обилием странного темного антуража на этой посетительнице.

Короткие черные волосы с фиолетовыми кончиками, стоящие ежиком… Шипастый ошейник из черной кожи. Черная мини-юбка, обнажавшая гораздо выше допустимого длинные ноги. Черные колготки в сеточку были кое-где порваны. Под ногами у девушки валялась тяжелая куртка, со множеством заклепок. Блузка была в беспорядке.

Дополняли неухоженный облик - черные тени, черная помада, черные длиннющие когти. Немереное количество побрякушек.

Впрочем, интерес вызывал и заказ девушки. Стакан томатного сока, соль. Водка. И пепельница, в которой уже лежали пять окурков.

Вот опять сверкнула зажигалка, выполненная, бармен даже поежился, в виде симпатичного гроба.

А затем напротив девушки опустился мужчина. Неприметный, дохленький, в сером плаще, серой шляпе.

И бармену пришлось перейти на другую сторону стойки. Правила бара гласили, что во время разговора рядом с посетителями ни стоять, ни сидеть, ни чем-либо заниматься – нельзя.

- Какие новости?

- Боксер, - отозвалась девушка, с наслаждением выдыхая дым колечками. – Это был Боксер.

- Один?

- Да.

- А девка?

- Я прогулялась по его следам, хотя этого медведя-шатуна найти было нелегко. Помогли видеозаписи с автозаправок, мелких магазинов.

- Ближе к делу.

- Мертва. Он ее убил. Тот газ, который я использовала в комнатах страха, подавляет разум, вызывает немотивированную агрессию, - Тень затянулась, держа сигарету по-мужски, большим и указательным пальцем. – Он сильный мужчина, на него наркотик сразу не подействовал. А девчонка наоборот. Попала под него раньше, и выветрился он раньше. Полезла проверять, как он. И он ее убил.

- Откуда знаешь?

- Запись. У меня есть запись этого «деликатного» момента. Потому что ребята выкинули эту парочку как раз рядом с нашим гостевым домиком. Вот она.

На стол лег диск в тонкой папочке. Исчезла она со стола мгновенно.

- Что-то еще?

- Если только предупредить. Он не остановится. Будет убивать.

- Кого?

- Джейн. Она его цель.

- Не страшно. Брось этих детей в доме и присмотри за моей девочкой.

- Как скажешь, босс.

- Кстати. Тень.

- Да?

- Машина могла взорваться сама по себе?

- Нет, - девчонка тихо засмеялась. – Я ей помогла, чтобы убрать этого идиота от театра, когда там началась генеральная репетиция первой части. Не хотелось, чтобы он помешал Джейн.

- Ты умница. – Мужчина поднявшись со своего места, потрепал девушку по голове. Бросил на стол деньги и конверт. – Я рад, что у меня такая дочь.

- Спасибо! – с немного натянутой улыбкой отозвалась девушка.

А потом Голос двинулся к дверям, Тень осталась одна.

Долгое время она ненавидела мужчину, который был ее отцом. Ненавидела настолько искренне и отчаянно, что добровольно пошла вначале в армию. Затем в отряды спецподразделения. Она не собиралась учиться на снайпера. Опосредованная смерть ее не прельщала. Она хотела убить этого человека лично.

Подойди к нему вплотную, приставить пистолет к виску и выстрелить.

Тень даже не думала о том, что потом будет с ней самой.

Казалось, достаточно просто сделать, а дальше. Дальше пусть трава не растет! Она просто хочет его смерти. Медленной. Мучительной. Тяжелой.

Служба в спецвойсках оказалась не такой уж и простой. Зачистки в арабских территориях вначале выбили из Тени девичий максимализм и наивность, а следом сделали ее немного сумасшедшей. Она уже не думала о том, что хотела кому-то отомстить.

Она хотела выжить.

А их команды швыряли то в одну сторону, то в другую. Под девизом грязной невидимой войны она убивала…

«Я научусь, чтобы однажды убить его!» - именно с такими мыслями Тень пришла в отряд.

«Кто-то должен убивать тварей в человеческом облике». Такими стали мысли девушки после того, как счет ее убитых перевалил за три десятка.

«Это просто работа». Цинизм пропитал мысли девушки, когда в казарму, где она сидела пришел мужчина. Остановился, разглядывая худенькую, но жилистую девушку с бритой головой.

- Чего надо? – недружелюбно осведомилась девушка, подняв голову. Сейчас она мечтала только о ванне и отоспаться. Но в душе было полно потных вонючих мужиков, смывающих с себя грязь джунглей, из которых они только вылезли, и мечтать об этом не приходилось.

Сырая казарма была даже хуже улицы, но там сейчас шел дождь. Поэтому Тень терпеливо сидела на кровати, и ждала, когда же вернутся остальные члены отряда и можно будет пойти в душ, а потом лечь спать. Маленькая привилегия единственной девушке отряда – она могла совсем чуть-чуть нарушить режим.

В эти мысли совершенно не входил какой-то неприметный невзрачный мужик, пусть даже одет он был в дорогущее пальто, в руках держал кейс с цифровым замком, а из-под рукава на миг показался циферблат самых настоящих Ролексов.

- Я твой отец, - спокойно сказал мужчина. – И я пришел за тобой. Собирайся.

- Меня никто не отпустит! – засмеялась Тень ему в лицо. – Я капитан…

- Уже нет. Я заплатил за тебя всего лишь триста тысяч долларов, и тебя с удовольствием отпустили. Если у тебя что-то есть нужное с собой, забирай. Если нет – идем. Нас ждет вертолет. Вымоешься уже в отеле.

Тень сама не знала, почему она поверила. Но она пошла за этим мужчиной как на веревочке. Он умел повелевать и умел приказывать.

А она была надрессирована как умный зверек именно выполнять приказы.

Потом были уроки танца. Этикета. Моды. Политики. Бизнеса.

На выбор любое высшее заведение мира.

Две квартиры. Дорогие машины. Личный катер.

Улыбки мужчин, заглядывающих ей в глаза. И тоска, разъедающая сердце и душу.

Тени было скучно. Ей не хватало адреналина, того самого, который помогал выживать в отряде. Ей не хватало запаха пороха и стрекота автоматной очереди, не хватало отдачи от дробовика в плечо. Не хватало ощущения рукояти ТТ в ладони.

Она пришла с этим к отцу и сказала, что она не хочет быть его наследницей. Она хочет заниматься тем, что ей нравится и тем, что у нее отлично получается.

Голос смотрел на нее долго. Потом спросил только одно:

- Ты снова хочешь убивать?

И Тень ответила:

- Да.

 

63. Гости бара

Дверь тяжелого элитного бара открывалась тяжело. Старая медленная пружина постоянно заедала, а заменить ее у хозяина не доходили руки, да и не особо хотелось это делать. Мужчины откроют, а детям в его баре делать нечего.

И без того странные гости наведывались время от времени. Вот как сейчас – по ступенькам спустился высокий тяжеловесный мужчина. Сел за стойку, даже не глянув на необычную соседку, и взгромоздил на конторку рыжего ухоженного кота.

Повелительно щелкнул пальцами, привлекая внимание бармена.

- Нам два куска мяса с кровью. Большую тарелку деревенских колбасок. Томленого картофеля. Мне виски. Двести грамм. И всем присутствующим шампанское. Вам? – мужчина повернул медленно голову к девушке рядом. – Водку и томатный сок?

- Мне ничего не надо.

- Отчего же? Выпейте со мной. У меня сегодня большой праздник.

- О, отмечаете свое день рождения?

- Свою смерть, - Евгений косо усмехнулся.

- Вы так не улыбайтесь, - посоветовала девушка, распаковывая вторую пачку сигарет. – От вашей улыбки дрожь до костей продирает.

- А вы не боитесь?

- Я не из пугливых, - девушка медленно подняла голову. В упор на Евгения взглянули разноцветные глаза. Левый был темно-синим. Правый – карим.

- О, - мужчина откашлялся. – Я вижу. У вас очень тяжелый взгляд.

- Это комплимент, - девушка опустила голову, разглядывая почти переполненную пепельницу.

Евгений толкнул в ее сторону свою пустую пепельницу.

- Я все равно не курю, - пояснил он негромко.

- Иногда это помогает, - задумчиво сказала девушка. – Выкуришь после убийства сигарету, две. И жизнь становится лучше.

Евгений хохотнул через силу.

- Вы верно шутите?

- Нет, - девушка поднялась с места, оставив на столе деньги. – Я никогда не шучу, мужчина. И вам стоит остановиться, если вы не хотите расстаться со своей жизнью.

- Остановиться? Где?

- Вестимо в своих планах. Переезжайте в другую страну, женитесь или выходите замуж. Разводите котов, коров, собак. Кого хотите, но даже близко не подходите к Джейн Регранд.

Евгений подскочил на месте и … остановился. В живот ему уперлось холодное дуло пистолета.

- У меня нет приказа пристрелить вас сразу при встрече. Поэтому, могу сказать, что сегодня вы останетесь живы. Я даже рада этому, - разноцветные глаза девушки гипнотизировали, как взгляд змеи. Потом она улыбнулась. Только красивее от этого не стала, потому что одновременно с улыбкой проявился на лице тонкий шрам, придавший девушке выражение твари, вышедшей не иначе из ада. – Вы симпатичны мне. И если вы отступитесь от своих планов, я помогу вам покинуть город. Если вы согласитесь, то скорее всего, вы погибнете. И возможно даже от моей руки. Приятной ночи.

Дуло исчезло, девушка накинула на одно плечо куртку, чуть наклонилась, поправляя ремешок босоножки на правой щиколотке. Потом с усмешкой выпрямилась, глядя на Евгений.

- И да. У вас отличный кот. Адью!

Хлопнула дверь, из подсобки вынырнул с огромным подносом бармен, поежился.

- Она ушла?

- Да, - заторможено кивнул Евгений.

- Она здесь уже два года постоянно появляется, а все никак не привыкну, - бармен споро расставлял тарелки. Потом поежился. – Опасная дамочка. Она вас не обидела?

- Нет, - Евгений усмехнулся, просто похвалила кота.

Глаза бармена расширились, кажется, его представление о мире только что перевернулось. Евгений приступил к еде.

Но мысли то и дело возвращались к опасной пантере с разноцветным взглядом, и хотелось побеседовать с ней еще раз. И еще. И не только побеседовать.

А потом прибить. Чтобы не строила из себя мужчину…

Женщина должна быть нежной, хрупкой. Сидеть дома. Варить борщ и растить детей. А не бегать с пистолетами, не грозить мужчинами и не быть такой будоражащей кровь. Для собственного же благополучия.

И Евгению вдруг захотелось приручить эту дикую кошку. Получить и приручить. И даже мысли о мести отступили в сторону ненадолго. А потом вернулись с новой силой.

Одно другому не мешает. Не так ли?

 

64. Убить с трех попыток.

«А в груди сердце не бьется!

Нет, там что-то есть. Бессмысленный комок, который даже иногда болит, словно на погоду реагируя.

Но не бьется.

Какой-то комок мышц, ничего не имеющий – не бьется. А я понять не могу, отчего мне так больно!

Мне, королеве Тьмы, властительнице Ночи, богине Зла! И больно.

Как обычному человеку.

Может быть, я слишком много времени провела с этими людишками? Может быть, эти игрушки смогли меня сломать?!

Я не понимаю!»

Фигура в темно-алом бархатном платье неожиданно осела на подмостках, и режиссер с двумя помощниками даже подскочили на месте, так это было резко и не по плану.

А главная актриса, раскрываясь с каждой репетицией все сильнее и сильнее продолжала, и голос ее, резонируя от стен, все возвышался и возвышался.

«Как я могла опуститься так низко? Как я могла заинтересоваться в этих людях и найти утешение не в их смерти, а в их жизни. Как, ответьте мне небеса?!

Почему? Почему все сложилось именно так? Почему эти игрушки стали ценнее и интереснее, когда они живые и не сломленные? Почему мне больше не хочется их растоптать? Это неправильно! Я есмь зло! И нет в этом мире ничто меня злее!

А сердце не бьется».

Сидя на полу, королева зла подтянула к себе коленки, сжалась, став необычайно трогательной, маленькой.

И уже забылось при виде ее воплощенного отчаяния, что еще десятки минут назад она приказывала направо и налево казнить и не миловать.

Здесь и сейчас она вызывала безотчетную жалость.

И когда на сцену вышел главный герой – рыцарь света, которому по сценарию надо было убить зло, в зале даже те, кто видел это все десятки раз, затаили дыхание.

А он тоже затаил дыхание. И трехзарядный арбалет в его руках даже не покачивался. Но у него было всего лишь три выстрела, по числу зарядов.

Перезарядить даже самый компактный арбалет в таком месте невозможно.

Но она уже была на мушке. Тварь, по вине которой он потерял свет своей жизни. И за это она должна была получить сполна.

У него было всего три выстрела, но больше ему и не нужно было. Он уже видел эту репетицию дважды. И точно знал, куда он будет стрелять.

По три секунды между каждым следующим выстрелом. Первым прибить платье к полу. Вторым – выстрелить прямо в маску, сбивая ее с испорченного аварией личика. А третья стрела – в правый глаз. Чтобы сразу насмерть.

Так просто.

Надо просто сделать вдох и стрелять.

Раз.

Сейчас она поднимется с колен. Два. Сделает шаг к рыцарю и отвернется. И наступит – три.

А она не встала, подняла голову к рыцарю и отвернулась, пряча от него лицо.

Прижала ладонь к щеке, словно собираясь снять маску. И не сняла.

Только спросила:

- Почему оно не бьется?!

В который раз режиссер порадовался тому, что не стал экономить на исполнителях главных ролей и все-таки решился на выскочку Джейн Регранд. На которую теперь не мог нарадоваться.

- Потому что ты не человек, - прошептал рыцарь.

И Он вздрогнул, первая стрела, сорвавшись с тетивы, ушла в молоко.

- Ничего страшного, - прошептал он себе под нос. – Она сидит, а у меня еще две стрелы… Я убью ее. Я убью эту тварь!

- Кричи потише, - посоветовали у него над головой. И не веря себе, своим ушам, он резко поднял голову, даже не подозревая о том, что там, на той тонкой веревочке, которая казалась котенка не выдержит, может с видимым комфортом устроиться девушка!

Да еще… знакомая.

- Ё, - сообщила она с усмешкой, сверкая разноцветными глазами. – Давно не виделись, Евгений, свет батькович. Не против, что я на «ты»? Не находишь, было бы очень глупо, если бы я называла на вы того, кого собираюсь убить.

- Ты же не собиралась, - отозвался Евгений, подтащив поближе к себе арбалет.

- Почему же не собиралась? У меня просто не было соответствующего приказа. Нет его и сейчас, но она – приоритетная по защите. Так что, у меня просто нет выбора. И если ты поднимешь арбалет, я подниму свой пистолет. Да! Знаю! Считай это своеобразным отражением тебя и твоих действий. Если ты сейчас уйдешь, ее не тронув, я не стану тебя убивать. А если ты попытаешься, то я выстрелю. И вниз, к ее ногам упадет лишь твой труп. Не хочется тебя расстраивать, но таким образом ты даже не испортишь ей настроения.

- Ты довольна этим?

- Мне она нравится, - сообщила пантерка, удобно устроившись на веревке и покачиваясь на ней. – Она необычная. Она интересная.

Евгений кивнул, еще чуть-чуть поменял положение тела. А в следующий момент ему к виску был уже приставлен пистолет.

- Я быстрее, - сообщила девчонка, даже не помышляя о том, что она сейчас находится в очень не устойчивом положении, опираясь лишь ладонью руки на тонкий бортик, за которым прятался Евгений.

Впрочем, причина спокойствия стала понятна сразу же. На поясе у пантерки была страховка.

- Спокойно и не торопясь положи свой арбалет. Не хотелось бы попортить твою шкуру неудачным выстрелом, а то потом замучаюсь придумывать для тебя несчастный случай, который привел к твоей смерти. – Довольно осклабилась Тень.

- А если я пристрелю тебя?

- Кишка тонка. Ты спортсмен, не убийца. К тому же, бывший боксер, а вы всегда на другое ставили.

- Спасибо что напомнила.

Резкий удар справа должен был сбить наглую тварь в сторону, заставив повиснуть н страховке и раскачиваться как бабочку на нити паутины, но там куда Евгений нанес удар, ее уже не было. Зато перед взглядом мелькнули длинные ноги, затянутые в кожу.

И последним, что запомнил Боксер перед тем, как перед глазами потемнело, был тяжелый каблук с металлической окантовкой.

- Итак, итак, - Тень, сноровисто связав мужчину его же ремнем, вновь перевесилась на веревке.

Весь «бой» занял полминуты, и она еще ничего интересного не успела пропустить. А поскольку она еще ни разу этой сцены не видела, сейчас все зависело от слов королевы зла.

- Итак, я его убиваю или как, что скажешь, королева?

На сцене королева зла дрожала всем телом, обнимая себя за плечи, а рыцарь заносил над ней меч.

- Нет! – внизу королева рванулась в сторону, - нет!

- Принято, - усмехнулась Тень, набирая номер мусорщиков.

Здесь ее больше ничего не держало. На смерть королевы ночи от человека, который пробудил в ней любовь (а именно это было в сценарии), смотреть она не желала.

 

65. Твое безумие.

Знал ли, кто-нибудь в этом мире, что такое предательство? В той самой его худшей форме, когда предают те, кого ты считал самым близким, самым дорогим, самым важным человеком в мире?

Иногда она задавалась таким вопросом, впрочем, сразу же находя на него ответ.

Конечно же, знал. Безусловно.

Этот мир успел прогнить достаточно давно, и такие происшествия давно стали частью обыденности. Повседневной жизни, которая окутывала с рождения любого.

Серый пустой мир. Картонные декорации вокруг.

Занятость родителей и пустышность их душ.

Умирающие дети.

Умирающие взрослые.

Умирающие старики.

Просто так. На пустом месте, без причины, без следствия.

Просто смерть заходила в дом, садилась на край кровати, обнимала своими крыльями и тут же исчезала, унося с собой еще одну жизнь.

А вместе со смертью шло под руку безумие.

Безумие было разным. Отчаянным. Горьким. Гордым.

Безумие было самодостаточным и отчаянно-ищущим, когда спасения люди искали в ком-то или чем-то другом.

Ее безумие было самодостаточным. Оно замкнуло ее в одном маленьком мирке, обнимало панибратски за плечи и нашептывало милые глупости об окружающих.

А еще она сама была воплощением безумия. Тонкого, игривого, почти аристократического. Она была воплощением безумия отвергнутой и растоптанной женщины. Безумием злым и непрощающим.

Она узнала мужчину, с которым ее свела чья-то злая воля. Она узнала его с первого взгляда, несмотря на то, что он постарел, обрюзг, стал суетливым, мелким. На дне его рыбьих глаз отражалось все тоже самое, знакомое ей безумие.

Безумие, которое толкнуло ее в его руки, и которое было сродни ее личному кошмару.

Она вошла в его комнату сразу после второго акта личных кошмаров, после этого как стояла в ледяном душе несколько долгих минут, а потом выскочила на коврик, отчаянно трясясь.

Она вошла в его комнату и буднично закрыла за собой дверь.

Он сидел на стуле, чуть покачиваясь, и то чиркал спичкой из стянутого с кухни коробка, то задувал ее и брал следующую.

- Привет, - сказала она негромко, и он поднял голову, разглядывая ее.

Взгляд был пустым. Он слишком глубоко ушел в тенета собственного кошмара, а ей, пожалуй, не хотелось, чтобы он выходил оттуда.

Ей было скучно, хотелось немного развеяться, а что может быть лучше разговора двух ненормальных, двух психов? Один из которых псих опасный для окружающих и для общества, а второй Псих нормальный, почти. Гениально, филигранно талантливо играющий роль нормального человека?

Его взгляд дрогнул, стал немного осмысленнее, и она подумала о том, что он возвращается в реальность слишком рано. Она еще не успела задать тот самый главный важный вопрос. Помнит ли он ее, узнал ли он!

Но вопрос мужчины становится ответом, наклонив по-бычьи голову, он спрашивает:

- Кто ты?

И она смеется.

- Я – твое безумие.

Естественно, он не поверил. Скривил презрительно губы, отвернулся.

Но она уже была в своей стихии. Псих в ней подсказывал нужные слова, а актриса, которой она была когда-то воплощала их в жизнь, вольно или невольно давая сейчас удивительный мастер-класс для своей дочери.

- А я знаю, - ее тихий шепот стелился вдоль комнаты, огладил его по позвоночнику, пощекотал за ухом как непокорного кота. – Я знаю, что ты хочешь сделать. Я знаю, что ты уже попытался, и у тебя ничего не получилось. Но это была достойная попытка. И хороший яд. Такой гениальный кондитер как ты не мог смешать яд другого качества. Только какая досада, что у тебя не получилось никого убить. Ведь ты так старался… Так старался, что даже себя подверг опасности… Впрочем, я думаю это было ненамеренно, - скользнув пальцами по его плечу, она пробежала по его щеке, обрисовала контур губ и наклонилась, словно желая поцеловать. И тут же отпрянула пугливым ветерком, когда он потянулся к ней навстречу. Завороженный, загипнотизированный. Ей было скучно, и слова, которые она подбирала звучали в его ритме. Размеренно, неспешно. Она замешивала в его душе коктейль из ужаса и кошмара. Коктейль из пустоты и желания убивать. Она знала, что делает. Она ощущала в нем желание убивать, прикрытое наносной моралью. И хотела вытащить это желание на свободу.

Убьет он или погибнет сам, ее волновало мало. Хотелось хлеба. И зрелищ. Хотелось чужой смерти и чужой боли. И безумие в ее душе получив возможность увидеть это за счет чужих рук ликовало!

И она шептала, шептала, то касаясь его, то исчезая, чтобы появиться за спиной, скользнуть к лицу, огладить по плечу.

Она рассказывала о смерти, о ее красоте.

Она рассказывала о том, как ей скучно, когда он забывает о ней и перестает приносить ей огненные жертвы.

Она рассказывала о том, что ему хочется убивать, что ему хочется напиться чужой смерти. Что ему хочется прервать спокойствие этого лабиринта и загнать свой кошмар глубоко-глубоко в душу.

Она шептала ему на ухо о том, как сладко ему убивать, как нравится ему касаться чужой кожи, как нравится ему сходить с ума, ни о чем другом не думая…

 

…Она ушла перед рассветом. Вышла из комнаты, поправила волосы у зеркала кокетливым движением истинной женщины, подмигнула себе, и ее задорный, немного безумный смех еще долго звучал в коридоре…

 

66. Поцелуй со вкусом миндаля.

Напевая что-то себе под нос и в слова особо не вслушиваясь, он замешивал тесто, щедро сдабривая его цедрой, изюмом и колотыми орехами.

Бисквитами пахло так одуряюще, что даже смена из монтажной давилась слюной.

А Кондитер никуда не торопился. И в этот раз не спешил, не создавал десятки вариантов. На этот раз он замешивал идеальный рецепт, который создал пока началась эта история с жертвами, палачом и убийцей.

Основа из шоколадного бисквита с темным горьким шоколадом, нежный воздушный крем, второй шоколадный корж, еще одна прослойка крема, и снова корж. Сверху глазурь и присыпки, а в коржи щедро замешать добавки.

И не надо никуда спешить, это должен был получиться настоящий шедевр. Отдельные кексики уже остывали, остатки от коржей пошли на ленивый торт.

А с этим бисквитом он никуда не торопился. Медленно, аккуратно.

Так, чтобы даже по виду, отказаться от такого чуда было невозможно.

Когда в кухню кто-то вошел, Кондитер даже не повернулся. Что ему было до какого-то букашки, посмевшего попрать его священный транс?

- Опять сладкое? – насмешливо спросил Кин, усаживаясь на подоконник, вытащив предварительно банку с пивом из холодильника. – У тебя кое-что не слипнется от такого количества сладости?

- Тебя не касается.

- Точно, точно, - поддакнул мужчина, прихватив резинкой ухоженную гриву волос. – Но слушай, я тебе даю три попытки отвлечься от своего идиотского занятия. А после этого, если ты не уделишь мне внимание, противный, я тебя убью.

Кондитер сбился. Нож махнул мимо коржа, и аккуратная форма была чуть-чуть покорежена.

- Мне это не нравится, - пробормотал он, суетливо перебирая вилочки, ложечки. – Не мешай мне.

- Ну если я откажусь, не будешь же ты на меня бросаться? – расхохотался довольный Кин, сминая двумя пальцами пивную банку и забрасывая ее одним метким ударом в глубокую миску с остатками теста. От удара тесто брызнуло в разные стороны, и пара сладких вязких капель оказалась на лице Кондитера.

Руки у того задрожали еще сильнее.

- Уходи, - попросил он плаксиво. – Уходи же! Уходи!

- Вай! Вай! Вай! Да ты никак сейчас расплачешься! – в голосе Кина так и звучала острая неподдельная радость. – Замечательно! Великолепно! То, что надо. Все, кого я убивал раньше, были довольно сильными личностями, но такую тряпку с замашками маньяка я буду убивать впервые.

Кондитер вздрогнул. Из глаз исчезла загнанность. Суетливость пропала из глаз. Медленно он расправил плечи, втянул живот. Нож, который еще миг назад он держал почти двумя пальчиками, он сжал всей ладонью, готовясь в любой момент вонзить его в мягкую податливую плоть.

- Ты Убийца? – Кин, прекрасный обворожительный Кин, фотомодель и просто образ мечты многих наивных девочек, девушек и женщин, оказался Убийцей?! – Не верю!

- Тебе доказать? – Кин, покачивая ногой, весело расхохотался. – Какой интересный! Да ладно, мне не трудно. Первой я убил наркоманку. Девочка оказалась веселой. Ей совсем не было страшно умирать. Она даже не плакала и не просила о помиловании. Потом я убил эту вашу женщину. Психолога. Доктора. Ей было страшно. И убивать ее было весело. Я хотел еще девчонку. Настеньку. Настасью. Но, к сожалению, тот кто ее забрал и увел с собой был быстрее. А я так хотел ее, убить. Убивать. Я бы убивал ее долго, она бы познала всю страсть смерти. Всю умиротворенность ее объятий… О, спокойнее. Спокойнее. Твое «произведение» сейчас свалится с конторки.

Кондитер вздрогнул, вырываясь из-под власти голоса Кина, и обнаружил, что успел попятиться настолько, что еще мгновение и противень с бисквитом уже свалился бы.

Угроза драгоценному произведению мгновенно вернула его в привычное суетливо-брезгливое состояние. Подхватив противень, Кондитер запихнул его в духовку и облегченно улыбнулся. Дело его жизни было почти закончено. Почти свершилось…

Теперь можно было…

В стену рядом с Кондитером ударил нож.

- Я не разрешал тебе забыть обо мне, - сообщил Кин. – Ты моя жертва и моя игрушка на ближайшие сорок минут.

- Сорок минут, - снизошел Кондитер до назойливого мошкаренка. – Я тебе могу уделить. У меня как раз бисквит к этому моменту пойдет.

- Ты сумасшедший? У тебя шизофрения? – удивился Убийца, вытаскивая из задних карманов брюк черные перчатки. - Я тебе говорю, что буду сейчас убивать, а ты в ответ на это говоришь, что снизойдешь до меня и уделишь мне время?

- Ты меня не убьешь.

- Вот как? – Кин спрыгнул с подоконника, подошел к Кондитеру, наклонился к нему. – А позволь узнать, кто мне в этом помешает?

- Я сам!

От смеха у бедного Убийцы потекли слезы, согнувшись пополам, он хохотал до колик в животе. Только успокоившись, смотрел на Кондитера, и истерика от смеха начиналась заново. Убить в таком состоянии он явно никого не мог.

А у Кондитера тряслись руки, и нож в его руках потряхивало мелкой дрожью.

- Сколько можно ждать, - раздался прохладный голос.

Убийца круто повернулся. Кондитеру отступать было некуда, когда его шею сзади обвили женские руки.

Поверх головы Кондитера, на Убийцу смотрела единственная женщина, оставшаяся в живых. Эльвира. Прекрасная, обворожительная, женщина, остающаяся женщиной даже в таком месте.

- Ты передумал его убивать? – спросила женщина, игриво проводя пальчиками по плечу Кондитера, его щеке.

- Такую тряпку мне скучно, - отозвался Кин, отступая обратно к подоконнику. – Что будешь делать?

- Для четверых здесь маловато места и воздуха, к тому же, я так хотела, чтобы он сдох! Даже навестила его вчера ночью, а он вместо того, чтобы выйти на тропу войны, начал замешивать какую-то чушь на сливочном масле. Сплошное разочарование!

- Не верю своим ушам! Да ты опасная женщина, Эльвира.

- Есть немного, - согласилась она. – Ну так что? Кажется, наша игра затянулась. Палача давно нет, Жертвы с нами тоже нет, а игру все не останавливают и не останавливают. Не лучше ли провести оставшееся нам время в более приятной компании?

- Намекаешь на себя и меня?

- Нет, что ты. Намекаю на то, - тонкие пальчики расстегнули пару верхних пуговиц и скользнули под рубашку, поглаживая Кондитера по груди. – Намекаю на то, что он здесь лишний.

- Не планируешь же ты лично его упокоить! – восхитился Кин.

- Именно это и планирую, - согласилась Эльвира. – Но только в том случае, если ты не посчитаешь что это покушение на твою добычу.

- Да забирай! Никогда не видел вблизи, как могут убивать красивые женщины!

- Хочешь взглянуть? – удивилась женщина.

- Буду очень благодарен!

- Странный, - пробормотала Эльвира, перейдя из-за спины Кондитера к его лицу. Склонилась, целуя. Медленно, вдумчиво, лаская своим языком его язык.

Кин с подоконника восхищенно присвистнул, а женщина уже отступила, стирая тыльной стороной ладони след поцелуя со своих губ.

- Миндаль? – пробормотал изумленно Кондитер, оседая на пол.

- Цианид, - пояснила мило Эльвира. Потом улыбнулась Кину. – По баночке пива в гостиной?

- Легко! А труп?

- Уберут. Минут через двадцать, - пожала плечами женщина.

- С ума сойти, - пробормотал мужчина, потом предложил руку, и Эльвира ее приняла.

Спустя полчаса в кухне появилась Тень. Вытащила из духовки подгоревший бисквит, и пока группа мусорщиков убирала труп, отрезала себе ломтик.

Откусила и поморщилась.

- Гадость, - констатировала она сухо, выбросив вначале свой надкусанный ломоть в мусорное ведро, а следом отправив туда и весь бисквит. – Как был бездарем, так бездарем в результате и помер.

 

67. Плачевная история.

Он его боялся. Не до слез, не до плача, не до истерики. Просто боялся. До трясущихся поджилок, до желания куда-то спрятаться, забиться в самый темный угол, куда не попадает даже капля света и никогда-никогда больше не попадаться ему на глаза.

Олег был химерой. Загадкой, которую Максу совершенно не хотелось разгадывать. Загадкой, с которой будь его на то воля, он бы никогда не встречался. Но между ними лежало прошлое, общее прошлое, совместное прошлое.

Между ними уже лежала эта чертова игра в тринадцать пешек, волков и овец. Между ними лежала та ночь в клубе, когда для Макса по стенам текли реки, а руки Олега в очередной раз были запачканы кровью.

Между ними была та душная ночь, когда за окном грохотала гроза, а Олег, запрокинув руки за голову, полусидел, полулежал на балконе, куря и разглядывая тяжелые облака. В одних брюках, он совершенно не замечал холода и пронизывающего ветра. Совершенно не обращал внимания, что на его торс падают капли воды, оставляя длинные дорожки.

Макс сидел в комнате, закутавшись сразу в два одеяла и трясся, от острого непонимания ситуации и от еще более острого доверия, которое неожиданно свалилось ему на голову в рассказе его же Палача.

О смерти родителей, побеге из приюта и жизни на улице.

О ненавистной школе и проклятом институте.

О горячих точках по контракту.

О кислом воздухе с привкусом пороха на искусанных губах.

Об отдаче, которая оставляла синяки на тщедушном теле.

Об изуверствах «дедов», от которых хотелось кого-то убить, и Олег убивал.

О том, что враги умирают точно так же, как и свои. И кровь у них такого же цвета. И их родные плачут так же горько и безутешно, как плачут те, кто потерял своих. О синяках и мешках под глазами, когда нет сил ни на что и ни на кого. О крови под сорванными ногтями, когда он голыми руками рыл могилу единственному другу, погибшему под шальной пулей.

О ненормальном мальчишке с необычайными алыми глазами, выбеленными волосами, которые он всегда считал крашенными, а оказалось, что крашенными они стали потом. Урод? Альбинос.

Альбинос, который очень хотел жить. Альбинос, которого он в первый момент принял за девчонку. Такую хрупкую. С обиженно поджатыми губами, со спрятанными за темными стеклами дивными глазами цвета то ли застывшей крови, то ли пролившегося алого варенья.

О том, что это – парень, Олег узнал не сразу, потом прояснили ситуацию. Но отказаться от встреч, отказаться от мучения вот этого мелкого создания, он просто уже не мог. Это было выше его сил.

Отчаяние, боль, страх, мука – все сплеталось в один ком, перебивая который было чувство, которому Олег всегда завидовал. Желанию жить.

Максим отказывался ломаться. Прогибался, падал, разбивался, почти умирал. И хотел жить. Даже оказавшись на инвалидной коляске, этот чертов мальчишка не сдавался.

И когда Макс, свернувшись клубочком на полу, отчаянно скулил, не желая слушать, но продолжая слышать, Олег покинул балкон. Подошел к нему, наклонился, вздергивая на ноги. Не целуя, нет. Он даже его не ударил.

И в глазах больше не было того самого острого презрения, от которого становилось страшно и хотелось выть, чтобы только не видеть, чтобы только не замечать самого себя.

Он просто обнял Макса, удобно устроил подбородок на его тщедушном плече.

А слова раскатывались сухим горохом, выворачивая наизнанку душу.

- Я не буду извиняться, это не в моих правилах. Я не буду тебе ничего обещать. И уж тем более, я не буду тебя любить. Я просто тебя не отпущу. Никуда. Никогда. Ты останешься моей игрушкой. Моим напарником, спутником. Кем угодно. Ты будешь рядом со мной столько, сколько я захочу этого. А твоя жизнь будет залогом того, что ты никуда не денешься. В конце концов, свою жизнь ты мне задолжал уже трижды, не считая, - Олег не договорил, тихо засмеялся, отстранившись. Поймал лицо Макса в свои ладони, задумчиво разглядывая алые глаза. – Эти глаза. Эти глаза цвета крови… Я бы хотел, чтобы ты плакал, я бы хотел, чтобы ты кричал, умолял о пощаде… Но это будет слишком просто. Думаю, если пересечь, ту самую границу, - холодная рука Олега, скользнула под одеяло, собственнически легла на пояс Макса, скользнула под пояс штанов. И Жертва в его руках забилась, заходясь в отчаянном крике. Но крик был заглушен рукой Олега, а его глаза тут же стали похожи на щелочки и смотрели по-змеиному. – Ты сломаешься, - прошептал он, прижав голову Макса к своему плечу и не давая тому вырваться. – Я пока не буду тебя ломать, можешь не бояться. Сделай спокойный вдох… Ну же, дыши. Вот так.

По щекам Макса текли слезы. Эта очередная химероидность человека рядом с ним пугала. Его руки сейчас были такими мягкими, такими сильными. Он не сжимал до крови, он просто обнимал, осторожно, словно хрупкую бабочку. Но в его руках было достаточно силы, чтобы сломать шею…

И Макс знал это совершенно точно. Всего несколько часов назад, когда они вышли в город за продуктами, на их глазах машина сбила котенка. Тонкий визг все звучал и звучал над улицей, пока котенок пытался подняться… и не мог.

Олег оборвал его мучения, просто сломав хрупкую шейку. Но тишина, раскатившаяся по улице, ранила еще больше, чем тонкий надрывный визг умирающего котенка.

Палач ушел давно, уведя за собой свою Жертву. А позади гудели автомобили, по телефону ругался со своим страховщиком виновник аварии.

И алая лужа расплывалась по асфальту.

 

68. Двое из живых.

Премьера удалась. Она была обречена на шумный и громкий успех еще в тот самый момент, когда на сцену взошла Джейн Регранд. Дивная, смертельно опасная богиня Тьмы, которая самоотверженно полюбила рыцаря, и вначале не смогла его убить, а потом и приняла смерть из его рук, просто покорила публику.

Музыка сливалась воедино с великолепно поставленной хореографией. Дорогие и выверенные в каждой, самой малой детали декорации. Костюмы и живые образы. Не верить происходящему было просто невозможно.

На сцене не играли актеры, на сцене жили люди из фэнтези-мюзикла. А уж когда главные герои запели свою финальную арию: «Сердце не бьется», то у некоторых глаза были на мокром месте.

Впрочем, некоторые присутствующие в этом зале, мыслили совсем другими, убийственными категориями.

Удобно устроившись в ложе для VIP-гостей, Олег разглядывал сцену. Макс рядом с ним нервничал и то и дело порывался куда-то сбежать. Не давали наручники, которыми Палач заблаговременно пристегнул к себе непокорную жертву.

В зале среди обычных смертных сидел Евгений. В его планах была еще одна идея – уничтожить подколодную змею, сразу же после ее огромного триумфа, когда все заглядывались на нее, когда все развешивали тонны сладких речей на ее уши.

А эта мерзость в своей фарфоровой маске стояла на небольшом возвышении, снисходительно принимая все поздравления. Яркая. Недостижимая. Живая!

И последний пункт злил Евгения. А еще то, что даже если он подойдет очень близко, он не сможет убить эту мерзкую тварь. Рядом с ней стояла еще одна молодая и прекрасная женщина. В длинном платье с двумя боковыми разрезами. Вот только там, где у обычных дам мелькнул бы край ажурного чулка, у нее – насмешливо покружившейся на месте, мелькнул край набедренной кобуры.

Тень, имени которой Евгений так и не узнал, была вооружена. И ее взгляд уже успел выцепить его в толпе. У него оставался только один вариант – убить ее издалека. С оптическими винтовками Евгений никогда не имел дел. Оставались лишь арбалеты, которые были его детским увлечением. Но как убить ту, которая никогда не остается одна? Которую даже в дамскую комнату сопровождает охрана.

Настолько хорошая, что единственную стрелу из малого компактного арбалета, она поймала в полете?!

И не убила Евгения только потому, что сама была заворожена происходящим на сцене?!

Евгений не знал.

Ему хотелось действовать. Ему хотелось мстить. Но каждый раз, по вине разноглазой пантеры все его попытки обращались в прах.

Ему хотелось лично убить Джейн – но он даже подойти к ней не мог.

А уж о том, чтобы убить Голос – а точнее того, кто за ним скрывался, не могло идти и речи.

После премьеры, пока особый круг посетителей отправился на фуршет, а остальные переговариваясь и обсуждая происходящее, покидали зал, Евгений стоял на крыльце и курил.

В тени колонн стояли двое. Он не видел, кого именно прижимает к себе широкоплечий мужчина. Но темный взгляд этого самого мужчины ощущал очень отчетливо.

- Если ты хочешь ее убить, то ты с самого начала взял неверный старт. Плоховато стараешься, Евгений.

- Ты?

- Палач, - отозвался Олег из темноты. – Не буду предлагать объединить наши усилия, это слишком скучно. Действуем сами по себе. Но поскольку у тебя дела совсем не заладились, то я тебе предлагаю свою помощь. Возможности у тебя есть… Так что особого труда для тебя это не составит.

- Помощь?

- Да. Я подскажу тебе, как можно испортить капризной красавице жизнь, заставить ее страдать, заставить ее раскаиваться! Ты же хочешь именно этого?

- Допустим.

- Какой краткий ответ, замечательно краткий, замечательно невесомый. Ты не знаешь, как это сделать, не так ли?

- Так.

- Но тебя изнутри подтачивает черный огонь, который подсказывает тебе, что эту девицу надо убить, уничтожить. Не оставить ей даже малейшего шанса на существование!

Евгений прищурился. Палач, если это был действительно он, говорил все верно. И описывал желания самого Боксера очень точно, но все же то ли в словах, то ли в голосе звучала насмешка. Едва уловимая, едва слышимая.

Ранящая каленым железом.

Мысль оформилась.

«Да он просто насмехается!» - Боксер смазанной пружиной метнулся вперед, желая поймать, разорвать голыми руками, уничтожить… Но в тени колонн уже никого не было. Только подмигивал алым цветом глазок на черной продолговатой коробке, с надписью, выполненной кокетливыми завитушками.

«Взрывчатка».

 

69. Минус один.

Театр взорвался на рассвете. Как ни хотелось Боксеру посмотреть на дело рук своих, а точнее на то, как будет убиваться Джейн, попасться в руки костоломов ее охраны и вернуться снова туда, откуда он сбежал, не хотелось.

Поэтому на дело рук своих, Евгений собирался смотреть в новостях.

Жалел, пожалуй, только о том, что под маской не будет видно лица Джейн Регранд.

Королева ночи у развалин театра не появилась. Просто не приехала. И потушенные развалины, чадящие черным дымом, так ею не были оценены.

Возможно, там, за закрытыми дверями своего дома, она горько плакала, колотила дорогой сервиз, требовала немедленно убить того, кто виновен в разрушении ее надежды, но он-то этого не видел!

В душе ворочалось разочарование.

Он ведь старался.

Евгений действительно очень хотел, чтобы она осела, пусть немного картинно в грязь у разрушенного театра. Он хотел, чтобы она хотя бы пошатнулась, теряя не сознание, но хотя бы переходя ту черту, которая отделяла ее от других.

Он хотел! Но… она его обыграла.

Опять. Опять!

Он просто хотел отомстить…

Где-то на кухне звякнуло окно, следом заорал истошно рыжий кот, и воцарилась тишина.

И в этой тишине отчетливо было слышно, как застучали по старому полу сапоги. Тяжелые, на мощной подошве. Тот, кто вошел через кухонное окно не собирался таиться.

Скорее, он даже на что-то рассчитывал, показывая, что Евгений не один. Но бежать было некуда. Прыгать с четвертого этажа – он же не самоубийца, в конце то концов. А короткий коридорчик, ведущий к входной двери, располагался как раз рядом с кухонной дверью. И по сути все возможности к отступлению были отрезаны.

Дверь второй маленькой комнаты хлопнула.

Жалобно треснул телефон под сапогом. Вошедшая в комнату пантера с разноцветными глазами остановилась у стены, разглядывая Евгения.

На крутых бедрах в специальных ножнах висели четыре ножа. Справа была подмышечная кобура.

А арбалет самого Боксера лежал слишком далеко.

Ему не нужны были слова. Она пришла убивать.

- Они…

- Знают, - кивнула Тень. – Знали, что ты заложил бомбу уже спустя полчаса после взрыва. Жаль, что не успели немного, могли бы и обезвредить, как оказалось.

- Ты?

- Пришла тебя убить, - сказала девушка с улыбкой. – Ты проявил такое упорство в доставлении неприятностей, что было решено «хватит». И меня отправили тебя убивать.

- Прямо сейчас и убьешь?

- Нет, - Тень пожала плечами. Щелкнул замочек, и на пол упал тяжелый пояс вместе с ножами. Один из них оставил уродливую отметину на полу. - Ты один из тех немногих, кто не испугался моего взгляда. И ты один из немногих, кто заинтересовался мной. Так что, я скрашу несколько часов твоей и своей жизни до рассвета. А потом… все закончится.

Следом на пол упал пистолет, и Тень оттолкнула его ногой в сторону.

Евгений, следя за ней со все возрастающим интересом, спросил:

- А если я тебя сейчас здесь убью?

- Это твое право, так думать. Ты в бывшем боксер, совершенно не растерял свою форму. Стоит добавить сюда, что ты мужчина. Тяжелее меня и явно сильнее. И получим, что расклад может сложиться и не в мою сторону.

- Тебя это не пугает?

На пол упала кожаная жилетка. Следом с тихим шелестом сапоги, брюки. Черная полупрозрачная рубашка совершенно не закрывала ее тело.

- Нет. – Отозвалась она коротко, избавляясь еще и от рубашки. – А мне надо тебя бояться? А, знаю. Ты страшный, злой кракобяк, который меня съест.

- Я могу тебя убить, - усмехнулся Евгений, поднимая голову.

Тень, с удобством устроившись у него на коленях, пожала плечами.

- Если захочешь, - пробормотала она негромко ему на ухо.

Ее тело было очень нежным, и сама кошка эта оказалась отзывчивой, жадной до ласк. Она ни о чем не просила, ничего не обещала. Только разноцветные голодные глаза не обещали мужчине того, что он сможет остаться в живых.

Скорее наоборот, разноцветная буря обещала ему смерть.

…Он даже не почувствовал, как в шею вошла маленькая игла от шприца, специально созданного вот для таких случаев. Лишь проснулся, когда ее мягкие губы, опухшие от поцелуев, коснулись его.

- Пантера?

Она наклонилась ниже, к его уху, что-то прошептала. А когда уже выпрямилась, он был уже мертв. Выбранный Тенью яд никогда не давал осечек.

Она ушла так же, как и пришла, тихо, через кухонное окно. Зная, что уже очень скоро поднимет кошачий мяв рыжий кот и встревоженные соседи, которые даже не подозревали о соседе в квартире через площадку, вызовут спасателей.

Те найдут труп.

Только убийца никогда не будет найден…

 

70. Тень в лабиринте.

Тишина и темнота коридора скрадывались мазками теней. Тихо стучали колеса невидимого поезда, который то мчался на всех парах, то притормаживал у перекрестков в коридорах.

И складывалось совершенно страшное ощущение, что если резко завернуть за угол, то тебе в лоб вылетит огромная машина смерти, которая легко размажет по стене.

В такие минуты можно поверить во все, что угодно. Найти крыс под своей кроватью. Обнаружить под подушкой старого плюшевого мишку, которому лично устроила торжественное самосожжение почти двадцать пять лет назад. Неожиданно обнаружить свою собственную летопись, вот только переписанную кровью.

И понять, что здесь кто-то есть.

Кто-то следит из-за угла. Кто-то присматривается, когда ты в ванной. Кто-то ласковыми движениями заносит над тобой нож и точит его, готовясь вырезать на твоем теле свои инициалы.

Кто-то рядом!

Эльвира ощутила это первой. Она лежала расслабленно в ванной, полной пушистой пены с абрикосовым вкусом. Вода была горячей, клубы пара давно заполонили всю ванную. Запотело огромное зеркало.

Было так тепло, тело окутывала такая нега, что она сама не заметила, как уснула. А когда проснулась несколько минут спустя – вода еще была такой же горячей, на зеркале было выведено чем-то алым:

«Смерть Психу!»

Эльвира не стала кричать, хотя потеки на матовой поверхности больше всего напоминали кровь. Женщина медленно поднялась, смерила взглядом свое отражение и показала ему равнодушно язык.

- Псих. У меня даже справка есть полагающаяся. Ну и что дальше?

Вторым с «некто» обитающим в лабиринте познакомился Историк. Аркадий Петрович изучал свои «кровавые» летописи, найденные несколько часов назад на собственной кровати, с интересом изучая сделанные с кем-то фотографии и приложенные вырезки из газет.

История тринадцати жертв складывалась все отчетливее, дополняя происходящее нотками трагедии.

Аркадию Петровичу хотелось выйти отсюда и самому стать свидетелем происходящего. Но вместо этого, он сидел за столом и строчил свою монографию. В мечтах Историка была новая кафедра, новая должность и может быть даже известность!

Он воображал себе заголовки газет и журналов, наслаждаясь каждым актом все разыгрывающейся и разыгрывающейся трагедии.

О том, что трагедия может статься окажется смертельной и для него он не догадывался до тех пор, пока на последней странице подкинутой ему летописи не нашлась запись: «Смерть Историку!»

К Кину таким вот сверхъестественным явлением Тень не пошла. Его она боялась. Насмотрелась на то, как он убивал наркоманку, а потом и доктора, и пошла нормально, не скрываясь. С пистолетом в руках и еще одним за пазухой.

Мужчина нашелся в спортзале, равномерно занимался на тренажере. На ровный бег и на шикарное тело можно было засмотреться, облизнуться и посочувствовать. Тем, кто западет на это тело и получит в свое полное распоряжение гнилую черную душу.

Кин не повернулся. Разглядывал отражение Тени в зеркале напротив.

- Ты?

- Четырнадцатая.

- Была с нами с самого начала?

- Точно.

- И? – спросил Убийца насмешливо переключая на более спокойный ритм велодорожку. – Что должна была сделать? Проследить, чтобы мы друг друга не убили?

- Отнюдь. Просто предотвратить самоубийства.

- Почему показалась?

- Приказали.

- Вот как. – Кин остановил дорожку, сошел на пол и потянулся всем телом. Спросил негромко: - Не боишься, что я тебя убью?

Разноцветные глаза Тени сверкнули, она молча показала пистолет.

Мужчина расхохотался.

- Я понял. Показалась ты мне зачем?

- Предупредить, что ты не сможешь закончить жизнь самоубийством. Впрочем, тебе бы это и в голову не пришло.

- Догадливая, - со смешком Кин подошел ближе и еще ближе.

Тень даже не дернулась, когда его рука легла на ее плечо. Она отлично знала, пожелай он, и кость под его рукой сломается, но в Убийце сейчас не чувствовалось безумия.

Скорее он был не прочь поиграть.

Тень вздрогнула, нервно облизнула мгновенно пересохшие губы. Внутри этого мужчины бушевало такое же безумие, как и у нее самой.

- Приходи ко мне, - прошептал он, наклонившись к уху девушку и прихватив губами чувствительную мочку. – Приходи ко мне сегодня ночью. Я сумею сделать так, что ты забудешь, на каком свете ты сейчас находишься. На том – или на этом.

Тень отпрянула в сторону резко. Выхватила пистолет и мгновенно наставила его на Убийцу.

- Не в этом месте, - сказала она негромко. – Я буду твоей только в одном-единственном случае. Если больше, кроме тебя, здесь никого не останется. Тогда ты получишь свободу, и меня в качестве дополнительного приза.

Тень не шутила. Это тоже обговаривалось в ее контракте с Голосом. Она в качестве утешительного приза поступала в распоряжение любого выигравшего мужчины, если он только желал, с обязательством позаботиться о том, чтобы история никогда не выплыла наружу, ну или убить его, если будет на то желание.

И глядя в зеленые, горящие как у кошки, глаза, Тень подумала о том, что если этот мужчина победит, она сделает все, чтобы убить его. Потому что в противном случае, он убьет ее раньше.

 

71. Легенды должны уходить красиво.

В кабинете на огромном экране транслировалась прошедшая премьера.

Голос, сидя за своим столом, наслаждался каждым моментом происходящего. Джейн сидящая на краешке его стола, задумчиво разглядывала себя на экране.

Вчерашняя история обещала стать легендой. А легенды должны уходить красиво. Возможно именно поэтому она совершенно не расстроилась, когда взлетел на воздух театр. Возможно поэтому, захваченная новым проектом, захваченная новыми идеями, она совсем забыла о своей игрушке на тринадцать человек.

Ей это было больше не интересно.

Другие мысли целиком захватили Джейн, другие идеи, другие…

Осталось только одно, что она должна сказать своему… любовнику и покровителю, а потом, после этого, ее жизнь изменится навсегда.

Джейн ощущала это каждым мигом своего существования, с каждым ударом своего сердцебиения. Как внутри вся шелуха опадает, растворяясь перед новым мироощущением. Пониманием того что все в ее жизни, что было до этого – было ради того, чтобы она могла оценить всю важность того события, которое с ней произошло.

- Ну что ж, - Голос выключил экран, после того как на нем побежали титры. – Это станет легендой. А все легенды должны уходить красиво. Поэтому все случившееся пойдет нам на руку. Мы сможем не просто окупить всю подготовку и все затраты, но еще и увеличить свою прибыль в два, а то и даже три раза. И за это надо выпить! – мужчина не договорил, замолчал, странно глядя на свою женщину. – Джейн, ты странно выглядишь. Что-то случилось?

Джейн улыбнулась. Кивнула.

- Нам надо выпить. Только шампанского мне не наливай.

- Вина?

- Нет. Мне ничего спиртного нельзя. Вообще нельзя.

- Джейн?

- Я… ты… у нас будет малыш!

У Голоса не осталось слов. Все что он мог – это смотреть на счастливую женщину, радостно кружащуюся по комнате, понимая, что только что ему сделали самый огромный подарок, который могли.

Поднявшись с места, мужчина подошел к Джейн и поднял ее на руки, как сумасшедший покрывая ее лицо быстрыми поцелуями.

- Завтра, - постановил он тверыдым голосом, пока она хохотала, даже не пытаясь вырваться. – Мы едем в церковь. Венчаться!

И о чудо, Джейн не возразила.

И уже ночью, когда она сладко спала, Голос набрал номер своей верной Тени и сказал ей всего одно слово, означавшее смерть для всех, кто имел к Джейн хоть какое-то отношение:

- Зачистка.

Тень положила трубку на своем конце, пододвинула ближе лист бумаги к себе и улыбнулась.

Ну вот и все.

Все планы, все игры – все ушло на второй план.

Зачистка означала и могла означать только одно – убить всех из Тринадцати.

А их осталось немного и все они были в зоне досягаемости Тени. Даже не придется особо тратить на них своих усилия.

Утопить Психа.

Задушить Историка.

Пристрелить Убийцу.

Вколоть наркотики Жертве.

И из снайперки снять Палача. Его Тень опасалась даже больше чем Убийцы. Убийца был просто ненормален и любил убивать. А Палач просто убивал, не испытывая при этом никаких эмоций.

Ну и главное…

Тень подошла к настенному календарю и отметила на нем пять дней. Пять дней – пять убийств. Все просто. И начнет она, пожалуй, с тех, кто у нее не под боком – а за кем возможно придется погоняться. С Палача и его Жертвы.

 

Часть 3. Война по расписанию.

71. Охота на Жертву.

Разделяй и властвуй. Древний принцип, который Тень очень любила.

Поэтому решая, как она убьет Жертву и Палача, в первую очередь разноглазая пантера собиралась разделить Палача и Жертву.

По той простой причине, что с Палачом она боялась не справиться.

В открытом бою с тем, кто побывал в горячих точках, она сталкиваться не собиралась. Хорошо помнила на своей собственной шкуре, что это такое. И насколько это опасно.

Не то, чтобы Тень хотела жить. Скорее ей было пока незачем умирать.

Ей не потребовалось много времени, чтобы найти Жертву и Палача. Маленькая квартирка в грязном квартале была не слишком лучшим местом, чтобы приходить в него одинокой девушке.

Олег сидел за компьютером, медленно стуча по клавишам. Максим спал.

Через час картина не изменилась. И через два тоже.

Через два с половиной, взглянув на часы, Олег что-то сказал. И ушел из квартиры. Именно этого Тень и ждала.

Спустя пару минут она уже поднималась по лестнице к квартире. В кармане приятно позвякивали отмычки. Под правой брючиной был кинжал. В подмышечной кобуре – пистолет. Глушитель лежал в правом кармане.

Дверь раскрылась легко.

Вот только чего не ожидала девушка, так это того – что Жертвы в квартире не будет. Видимо, парень был не особо доволен своим положением и под шумок, пока где-то бродил Олег – сбежал.

Перегнувшись через подоконник, к которому была привязана простынь, Тень увидела только мелькнувшую за углом спину.

Охотничий азарт, редкое для Тени удовольствие, охватил ее с головой. Тихо мурлыкнув что-то себе под нос, она перескочила через подоконник, воспользовавшись все той же простыней, спустилась вниз и побежала по улице.

За угол она уже аккуратно выглядывала.

Спина Максима маячила где-то впереди.

Накинув на голову капюшон, независимо сунув руки в карманы, Тень двинулась по следам парня. Все убыстряя и убыстряя ход, она догоняла его на почти пустой улице, радуясь своей удаче.

Девушка уже успела выбрать в какой подъезд затащит парня, после того как его вырубит. В планах Тени была смерть от передозировки наркотиков. Чтобы было и не подкопаться.

Плохой квартал. Чистенький мальчик. Первая доза и сразу передоз.

Идеальный вариант.

Тень не успела понять, откуда вынырнула компания пьяных гопников, успела только прижаться к стене, чтобы не привлекать к себе особенно пристального внимания.

Максим, который был за спинами гопников, чисто теоретически должен был успеть миновать опасное место. Практика с теорией разошлась.

С диким гоготом то ли пьяные, то ли под кайфом молодые «нелюди» круто повернувшись, бросились догонять парня.

И изумленной Тени осталось только хлопать глазами, понимая, что вполне возможно, ей сейчас и делать ничего не придется. Все сделают за нее, и смерть будет не в пример более естественная.

К тому же под рукой останутся убийцы, которых спугнет «случайная прохожая».

Тень довольно улыбнулась. На ее взгляд все складывалось исключительно удачно, когда ситуация переменилась.

На стену рядом с ней оперся мужчина. Оперся удобно, всем телом, задумчиво глядя на компанию впереди, еще пока не перешедшую от разговоров к действиям.

- Вот смотрю я на него, - вздохнул Олег негромко, - и не понимаю, то ли он такой дурак. То ли на нем прям написано «Жертва». Как думаешь?

Тень, понимающая, что она уже сейчас никак не думает, пожала плечами.

- Скорее, он – дурак.

- Точно, и я так думаю. Ну, что, пусть его маленько кулаками поучат или спасать сразу?

- Смотря чего ты в итоге получить хочешь, - пробормотала Тень.

Олег пожал плечами.

- Веришь – не знаю. А ты …

- Мимо проходила, - подсказала Тень негромко. – Вижу окружили парнишку, вот думала, если я полицию вызову, они приехать успеют или нет.

- Чего ж не вызвала?

- Побоялась вестимо. Это вам, крутым мачо, ничего не страшно, а такие хрупкие девушки, как я…

Тень не договорила.

- Вот как, - Олег сместившись, прижал ее к стене, уперев в горло ребро ладони. – И как же тебя зовут, прохожая?

- Аня, - прохрипела Тень.

- Анечка, значит. А скажи мне, Анечка. Все милые девочки, проходящие по этому кварталу «мимо», имеют с собой пистолет?

- Он не заряжен. Пугалка. Чтобы в случае чего припугнуть… такую свору.

- А что ж не припугнула этих, Анечка? Когда увидела, что тут ребенка обижают?

- С этими уже встречалась, - сквозь спазмы в сдавливаемом горле отозвалась девушка.

- И чем дело закончилось?

- Больницей. Избили. Эти пугалок не боятся. Их пристрелить только если сразу, - торопливо протараторила Тень и глубоко задышала, неожиданно получив свободу.

Олег, отпустив ее, усмехнулся.

- Значит, Аня. Мимо проходящая. Пойдешь сейчас со мной. Спасать это недоразумение… И заметь, отрицательного ответа я не приемлю.

Тень послушно кивнула.

Олег довольно улыбнулся. Ему нравилось, когда с ним не спорили по пустякам. Ойканье и сдавленный ох из-за спины улыбку с лицу Палача согнал. Подумав о том, что Жертву опять придется лечить от синяков и царапин, мужчина повернулся.

Как тут же выяснилось, он ошибся.

На земле нашелся один из гопников, прижимающий к лицу ладонь.

Макс твердо стоял на ногах, сжимая кулаки.

- О, - удивился Олег, потом повернул голову, чтобы сказать, что услуги «случайно проходящей мимо Анечки», ему больше не нужны.

В общем-то, как выяснилось, говорить было некому. Девушка Анечка растворилась в тенях здания бесшумно и с исключительной профессиональностью.

Хмыкнув, Олег двинулся вперед. Обижать свою Жертву отныне имел право только он, остальным… остальным во избежание излишнего членовредительства лучше было держаться от него подальше.

Кто этого не знал. Ну что ж незнание не освобождает от ответственности.

Легко перехватив занесенный над головой Макса кулак, Олег сломал руку незадачливому гопнику и следом отшвырнул его в сторону. Взглянул снисходительного на бледного как смерть парня.

- Начнем уроки уличных драк, - сказал Олег негромко. – Первое. Ты неправильно стоишь. И кулак неправильно держишь. Надо вот так…

Гопникам, в общем, в тот день не повезло…

 

72. Зов русалки.

Лежа на диване, прикрыв глаза, Эльвира позёвывала, отбросив в сторону дамский глянцевый журнал. Женщине было скучно. Просто скучно. Даже на Кина, в полуголом виде качающем пресс смотреть не хотелось. Мужчина был хорош как картинка, но на красивых мальчиков бывшая актриса успела насмотреться десятки раз.

Ну да, симпатичный подтянутый мальчик.

С хорошим телом, приятной мордашкой.

Отвратительным характером и дурными склонностями.

Все знакомо настолько, что … скучно.

- Кииин, - протянула она. – Мне скучно!

- Предлагаешь мне тебя развлечь?

- Не-а, предлагаю разыграть наше развлечение на двоих.

Кин от удивления даже перестал качать пресс.

- Что-что ты предлагаешь?

- Разыграть наше развлечение на двоих. Ну или поделиться им. Что скажешь?

- Эля, ты же не имеешь в виду – убить Историка?

- Почему нет? Я еще никогда не убивала вот так, своими руками. Опосредованно, типа яда, не считается. Да и ту склизкую тряпку давно убить хотелось. Ну, так что, скажешь?

- Ты не сможешь, - снисходительно сказал Кин.

- Почему это? – манерно протянула Эльвира.

- Кишка тонка.

- У тебя не тонка, а у меня – тонка?!

- Я мужчина. К тому же – у меня это не первый.

- А у меня будет первый. Ты у меня будешь первым учителем. Расскажешь мне, все покажешь. Куда надо бить, чтобы жертва оставалась в сознании. Что надо сделать, чтобы жертве было больно. Очень больно.

- Эля.

- Да?

- Ты псих.

- Я знаю, - кивнула довольно женщина, спустив ноги с дивана. – Ну так, что скажешь? Это же интересная идея, не так ли?

- Не думаю, что такая… - Кин не договорил, задумался. Ему тоже было скучно. К тому же, ничего плохого в том, чтобы развлечься самому и развлечь при этом даму, он не видел. Людей Убийца считал практически поголовно мусором и игрушками, созданными для него, умного, талантливого и красивого.

Смысл позволять коптить это небо придурку, который ничем не может быть полезен?

Решение было принято, поэтому улыбнувшись ожидавшей его решение даме, он кивнул:

- Отлично, леди. Как вы хотите его убить?

- Не быстро, - решила Эльвира. – И, чтобы было не очень много крови. Признаться, как всякая женщина, я не очень люблю, когда что-то пачкает мою одежду.

- Значит, нож отложим в сторонку, да и лучше будет если мы душить его не будем… Идеи?

- Как насчет воды? – предложила женщина мечтательно. – Она ведь тоже может убивать?

- Безусловно, может, - согласился Кин, закинув руки за голову. – Водой я вроде бы еще не убивал.

- Где-то здесь я видела воду, - Эльвира улыбнулась. – Это был бассейн… Сирена из меня, конечно, уже не получится, а вот утопить его подобно русалке я все-таки смогу. К тому же, однажды, я играла русалку…

- В театре?

- Да, - Эля кивнула.

- Что ж, тогда тебе карты в руки. Заманивай нашего гостя в объятия воды. А я пока сделаю пару приготовлений.

- Договорились! – пропела женщина, прежде чем покинуть комнату. Проводив ее удивленным взглядом, Кин хмыкнул.

Возможно, все пройдет гораздо интереснее, чем он считал.

А у Эльвиры даже не ушло много времени, чтобы заманить Историка в бассейн. Достаточно было просто сказать, что она одна туда идти боится! И Аркадий свет Петрович, мнящий себя джентльменом, послушно как телёнок на верёвочке отправился на убой.

Бассейн в их «особняке» действительно был, огромный и немного страшный. Дно было настолько тёмным, что вода казалась чёрной.

- Интересно, здесь очень глубоко? – с тоской в голосе спросила Эльвира.

- Не умеете плавать? – уточнил тут же Аркадий.

- Увы, за всё своё время так и не научилась. Бассейны в моё время были редкостью. А когда муж в первый раз смог вывести всю нашу семью на море, я чуть не утонула.

- Эля, вы… замужем?

- Ну что вы. Нет, безусловно, нет. Муж дал мне развод… Точнее, развели нас по решению суда, я о разводе то узнала постфактум. Из газет, представляете? Я даже не догадывалась о том, что он подал на развод!

- Эля, простите… я не хотел… - историк, не терпевший женских слёз, присел рядом с Элей, неуклюже пытаясь её утешить.

- Мне было так больно, - всхлипнула женщина. – Вы себе не представляете! Это было так… грязно, так мерзко с его стороны. Я лежала в больнице, а он подал на развод! И даже не сказал об этом… А я считала, что мы будем жить долго и счастливо, и умрём обязательно в один день, вместе. Знаете, как в старых фильмах, он-старенький и она-старенькая, сидят вместе на лавочке и держатся за руки.

- Вы его любили, Эля?

- Когда-то, - кивнула женщина. – Знаете, когда мы были другими… Когда солнце было не таким холодным, когда не было столько преступлений! Когда люди были другими, спокойнее, мягче. Не такими злыми. Когда весь мир казался созданными ради нас. И когда не казалось, что ты обязательно умрёшь, если выйдешь ночью на улицу.

- Эля…

- Я разучилась любить, - женщина присела на край бортика коснулась тёплой, подогретой воды. – Это так грустно и так немножко глупо. Простите, что вам пришлось всё это выслушивать. Наверное, думаете: «дура баба»? Таких идиоток, как ты, была масса, и все считали себя самыми-самыми?

- Нет, ну что вы. Ничего подобного.

- Спасибо. Нет, правда. Спасибо вам. Даже не знаю, как бы я жила, если бы в этом мире не было таких людей, как вы. Аркадий…

- Да?

- Вы можете мне … пообещать?

- Всё что угодно для вас, - кивнул мужчина.

- Пообещайте мне, чтобы не случилось – вы обязательно останетесь в живых!

- Эля… Что с вами?!

- Я думаю, что скоро меня не станет, я… - Эльвира опустила ресницы. – Мне снятся плохие сны, Аркадий. И я знаю, что скоро… очень скоро я умру. Я хочу жить! Я правда, правда хочу жить. Я совсем не хочу умирать, и мне страшно… Но это неизбежно. Я видела чёрный тоннель. Я видела как вошла в него, но не вышла!

- Это просто суеверия, - со снисхождением заметил Аркадий. «Бабские глупости». – Право слово, Эля. Вы же взрослая, красивая женщина. О чём вы думаете?

Повернув голову, мужчина подскочил. Эльвира оседала на бортик бассейна с пугающей неотвратимостью. Глаза у неё были закрыты.

- Эля?! Вам плохо! Эля!

Эльвира ответить не могла, и чёрная вода поглотила свою жертву.

Проблема во всем этом была одна – Аркадий Петрович не умел плавать…

Его, конечно, никто бы не упрекнул, даже если бы он остался на бортике. Но не помочь женщине он не мог. И Аркадий бросился в воду.

Немного побарахтался и топориком пошёл под воду. И где-то на грани жизни и смерти ему показалось, что его обхватили тёплые руки. Его лица коснулись шёлковые волосы, и нежный смех женщины всё звучал переливами хрустальных колокольчиков…

 

73. Когда приходят тени…

Констатировав с некоторой обидой, что она всё-таки опоздала, Тень устроилась на КПП рядом с видеокамерами, рассматривая всё, что случилось, пока её не было. Историка жалко не было, тем или иным путём он бы всё равно нашёл свою смерть в ближайшие несколько часов. Было обидно из-за собственного непрофессионализма. Было обидно что какая-то дамочка, оказавшаяся с характером, с такой лёгкостью убила человека.

На записи хорошо было видно, с какой лёгкой небрежностью она топила Аркадия Петровича. Не просто со спартанским спокойствием, а с улыбкой! Эта «леди» искренне наслаждалась каждым моментом убийства. И ещё радовалась ему после этого! Сидела вместе с Кином в гостиной, поднимая бокал… не за упокой души, а за «первый хорошо пошёл».

Не сказать, что Тень испытывала презрение, в конце то концов, она сама недалеко от Эльвиры ушла со своими многочисленными убийствами. Ей было немного непонятно, как можно было дойти до такой жизни. Именно поэтому она не пошла убивать её сразу, а приготовила два пистолета с глушителями и положила их рядом. В каждом пистолете была ровно одна пуля.

Включив громкую связь, она решила послушать, может быть, Кин задаст интересующий Тень вопрос?

- Тебе было не жалко его убивать? – спросил негромко Убийца, разглядывая довольную Эльвиру. Женщина возлежала на диване в банном полотенце, закутавшись им на манер римской тоги. На светлой коже переливались капельки воды. Влажные волосы лежали в беспорядке и удивительным образом молодили Элю.

- Нет, - пожала она снисходительно плечами. - Почему я должна его жалеть? Он мне никто.

- Он бросился тебя спасать, - намекнул Кин.

- Так на это и была ставка. Я же хрупкая женщина, - Эля улыбнулась. - Разве я бы смогла столкнуть его в воду, а потом неожиданно утопить? Увы, это было не в моих силах. Зато таким образом, он умер даже счастливым.

- Ты циник.

- Меня такой сделали.

- Вот как, - Убийца покачал бокал шампанского в руках. – И? Что теперь? Остановишься?

- Нет, - Эля засмеялась. – Вкусив такую сладость? Остановиться? Что ты говоришь! Это оказалось гораздо интереснее, чем я думала. Жертва отправляется спасать свою убийцу и погибает! Согласись, это иронично! Ирония судьбы, ирония жизни!

- Интересный взгляд на вещи, - согласился Кин. – И? Что ты хочешь?

- Научи меня? Научи меня убивать, и мы будем играть вместе! Кто интереснее убьёт, кто убьёт больше, кто заведёт полицию в тупик. А?

- Конкуренция?

- Фу, как грубо! Что ещё за конкуренция? Я разве сказала о ней хоть слово? Конкуренция – подразумевает вывод из строя напарника. Любой ценой… Мышьяк в пудру, лезвия в туфли, яд в бокал с водой, вытолкнуть из окна или швырнуть с лестницы.

Кин закашлялся.

- Я ожидал, что ты более…

- Невинна? – Эля бархатно засмеялась. – Увы… Лицо ангела, сущность дьявола. Так жить интереснее. Не думаешь?

- Да, - Убийца кивнул, лаская взглядом совершенное тело. – И интереснее и проще. Я тебя понимаю, Эля. Даже лучше, чем ты можешь себе представить.

- Тогда мне не придётся тебе ничего объяснять, - засмеялась Эля, потом подалась вперёд. - Кин?

Мужчина взглянул на неё.

- Давай кого-нибудь убьём ещё?

- Например?

- Ну даже не знаю… - Эля засмеялась. – Например, охранников, которые постоянно находятся здесь. Или того кто постоянно за нами присматривает!

- Это меня?

Чужой голос был незнаком Эльвире. Зато Кин узнал её сразу, засмеялся.

- Ты решила снова прийти, леди? А ведь я ждал тебя.

Спрыгнув с дивана, он подошёл к вошедшей Тени, прижал её к стене. Девушка внимательно смотрела ему в глаза. Ладонь мужчины скользнула по девичьей шее, проскользнула под рубашку.

- Алое? – спросил Кин, легонько оттянув и тут же отпустив бретельку бюстгальтера.

- Мимо. Попробуешь ещё?

- Чёрное? – насмешливо предположил Кин.

- Близко, - согласилась Тень.

- Белое совершенно не в твоём стиле, - пробормотал Убийца. Разноцветные глаза девушки напротив его гипнотизировали, сводили с ума. Она была слишком интересна, чтобы её убивать. Но в неё ощущалось что-то, не дающее ему решиться на то, чтобы согласиться обладать ей.

В этом смысле Эльвира была гораздо безопаснее. И даже могла стать со временем хорошей напарницей или ширмой для его дел. Но эта разноглазая интриговала. Проведя кончиками пальцев по поясу, Убийца спустился ниже. И усмехнулся.

Пистолет.

- Это понимать как предложение? – спросил он, касаясь губами нежной мочки уха.

Тень вскинула на него глаза.

Это было рискованно, она отлично это понимала. Но справиться честно с Убийцей она не могла. Даже несмотря на свою подготовку. Даже несмотря на то, что она была в заведомо выигрышном положении и могла в любой момент увидеть, где Кин находится. Из снайперки снять его в коридорах было невозможно. А чтобы выстрелить вплотную, надо было вплотную подойти. И сделать это можно было только в одном случае, притвориться сдавшейся.

И Тень на это пошла.

Она не просто боялась Убийцу. Она понимала, что не сможет с ним ничего сделать, если не схитрит. Именно поэтому в пистолетах было только по одной пуле. Тень нервно облизнула губы.

Кин усмехнулся, навис над ней.

- Твоё предложение ещё в силе?

- Безусловно.

- Тогда мы сделаем вот так, - проведя губами по щеке и виску Тени, наслаждаясь тонким запахом её цветочных духов, мужчина повернулся. Вскинув пистолет, он сделал ровно один выстрел.

Тень, ожидавшая этого, все же вздрогнула. А Эльвира даже не успела понять, что её убило…

- Остался только я, - усмехнулся Кин. – Теперь ты моя?

- Остались ещё двое, - отозвалась Тень негромко. – Палач и Жертва.

- Сбежавшие вместе.

- Точно.

- И ты хочешь, чтобы я убил их для тебя?

- Ты не сможешь, - подначила его Аня. – Если Жертва то ещё слабое создание, то с Палачом…

- Я смогу справиться с ним.

- Думаешь?

- Да, - кивнул Кин, обхватив девушку за талию и прижав к себе. – Я хочу, чтобы ты была моя, и ради этого, я убью всех, кто мне помешает в этом.

- Посмотрим, как у тебя это получится.

Хрипло вскрикнув, когда ударилась о стену спиной, Тень только и смогла, что посмотреть вслед Кину испуганным взглядом. Засунув руки в карманы мужчина спокойно удалялся по коридору.

И девушка отчаянно понадеялась, что в грядущей дуэли победит Палач. Потому что сама Тень с убийцей-маньяком справиться не сможет…

 

74. Палач Vs Убийца.

Красивое лицо, шикарное тело юного бога, шлейф разбитых сердец за спиной и связи снизу доверху. У Убийцы больше шансов на то, чтобы остаться в живых, чем у Палача. Покинув лабиринт, в котором Кин провёл несколько приятнейших дней и познакомился с очаровательной пантерой, он отправляется домой.

Отвечает на скопившиеся звонки. Смеётся, что-то врёт, что-то обещает, но не извиняется. И задаёт вопросы. У мужчины не уходит много времени на то, чтобы найти нужных людей. И уже через сутки у него есть адрес, где находится Палач. И к бескрайнему удивлению Кина – совершенно живая очаровательная Жертва.

Это дико. Но тот, кто должен был умереть – до сих пор жив.

Когда информация об этом попала в руки Убийцы, он хохотал долго.

Ирония. Это была бескрайняя ирония невидимых сил. Тот, кому вынесли смертельный приговор, оказался на удивлении живучим. Кину это даже нравилось. Глядя на россыпь фотографий этого парнишки, Макса, он даже задумался о том, чтобы познакомиться с парнем поближе.

Привести к нему смерть, очаровать эту восхитительную леди знакомством с этим парнем. Но к сожалению, на это не было времени.

Потому что была женщина. Была женщина с разноцветными глазами, сильным гибким телом и страхом на дне зрачков.

Дикая кошка.

Несколько лет назад, во время вьетнамских разборок, Кину довелось в джунглях столкнуться с пантерой. У огромной кошки был удивительно понимающий, человеческий взгляд. Но та звериная грация, с которой она двигалась. Та стремительность, с которой пантера спряталась в зелени, когда услышала шорох от человеческого движения. Та звериная натура, которой она была. Сущность смерти, самое совершенная машина для убийства. Во время той встречи Кин мечтал только об одном – чтобы пантера на него бросилась. Чтобы он смог пустить в ход свой нож.

Но кошка оказалась слишком умна, она скрылась в джунглях, растаяла и затерялась в их влажной темноте. А у него не было времени, чтобы последовать за пантерой. Сейчас он получил возможность снова пережить встречу со своей мечтой.

У мечты были разноцветные глаза и звериная сущность. Со дна её зрачков на Кина смотрел не только страх, но ещё и суть пантеры, которая предпочла затаиться, но была готова броситься в любой момент.

И именно ради этой схватки, ради возможности скрестить жизни свои и дикой кошки, Убийца совершенно не возражал запачкать свои руки кровью ещё двоих людей. Они были мусором.

Но в этот раз уборка этого мусора могла принести свои дивиденды.

Именно поэтому стоило поспешить, именно поэтому Убийца, предпочитавший смотреть в глаза своим жертвам, в этот раз выбрал винтовку.

Он знал, что Палач не простил Джейн Регранд и знал, что он не оставляет свою Жертву. Поэтому и ловить эту парочку неразлучников следовало там, где будет прекрасная леди.

А прекрасную леди ждало посещение дамского врача. Всего несколько часов назад, чтобы получить её расписание, Кину пришлось ловить тупую болонку новоиспечённой секретарши Ренгранд.

И когда он поднимается на крышу незаконченной стройки, он зол. И никак не может успокоиться. Глупая блондинка такая же, как и болонка на её руках. Вся всклоченная, визгливая и пустая. Кина трясёт от злости, от бешенства, когда он вытаскивает винтовку.

И холодный приклад оружия в этот раз совсем его не успокаивает. Прицел дрожит на крышах проезжающих мимо машин, практически панически. Словно прицелу страшно, словно прицелу не хочется становиться причиной чьей-то смерти.

Убийце наплевать. В его душе бешенство свивается в тугой ком и алчет крови. Бешенство рычит и ему хочется отбросить винтовку в сторону, взять удавку и просто задушить того, кто встанет у него на пути.

Но надо просто сделать выстрел. Один-единственный выстрел, и после этого можно будет спуститься вниз. Убить этого парнишку, который вряд ли умеет быстро бегать и точно стрелять. А после этого у него получится взять в свои руки красавицу пантеру. Сойтись с ней в той схватке, о которой он всегда мечтал.

Оставить алые отпечатки на её коже, подчинить себе её гибкое тело.

Мысли не стали хорошим подспорьем для работы. Личное должно оставаться в стороне – только в этом случае возможно хорошо сделать свою работу. Кин дважды допустил ошибку. Вначале, когда уйдя в свои мысли пропустил появление машины, в которой ехал Палач с Жертвой. Второй раз – когда всё же сделал выстрел.

Таксист, который вёл машину, погиб на месте. Никем не управляемая машина, врезалась в ту, что шла впереди, выталкивая вперёд. Прямо на перекрёсток, под поток машин с соседней улицы.

Дальнейшее сливается в один непрекрающающийся гул клаксонов.

Удар – когда сталкиваются две машины. Ещё один удар. Вспышка и глухой взрыв, от которого вылетают стёкла в соседних витринах. Кто-то кричит, зовёт на помощь. До сирен полиции или службы 911 ещё минут пять-десять, они никогда не приезжают быстро. И у Кина всего одна попытка.

Вытащив пистолет, тот самый, который он отобрал у пантеры, он помчался вниз, перескакивая через две, три ступеньки.

Вперёд. Быстрее.

В пистолете был только один-единственный патрон. И пока Кин сбегал по лестнице, ему надо было решить, кого именно он сейчас убьёт.

У него было два варианта. И одна пуля.

Палач или Жертва.

Палач, безусловно, более опасный противник. И если убить его, то потом догнать этого Макса не составит особого труда.

Но если убить Жертву, то можно добиться того, что он начнёт совершать ошибки. Или разозлится. И сам начнёт искать встреч с Кином.

Два варианта, но только один-единственный выстрел. И прогадать нельзя.

Разум, к сожалению, отступает на второй план. На принятия решения остаются считанные секунды.

На перекрёстке горят машины. Звучит отчаянный женский крик:

- Вызовите скорую!

А прямо перед глазами Кина, когда информация об этом попала в руки Убийцы, он хохотал долго, оглядывается растерянный Макс, явно не знающий куда бежать.

Вот так просто.

На расстоянии всего в несколько метров. Так близко. И его не надо искать.

Это будет быстрая смерть, Убийца предпочёл бы для этого парня что-то более изощрённое, более талантливое, более нежное. Но у него есть только несколько секунд, и одна возможность на выстрел.

Просто…

Выстрелить он не успел, потому что сбоку на него обрушилось тяжёлое тело.

- Беги, - прорычал Олег, со всей силы впечатав кулак в смазливое лицо Убийцы.

Максим, растерявшийся, не понимающий ничего в происходящем, смотрел на завязавшуюся драку всего пару мгновений. А потом рванул перепуганным зайцем в сторону.

Сплюнув, Убийца пересёкся взглядом с Палачом.

По виску того текла кровь.

- Хорошее приземление?

- Кажется, за это нужно благодарить тебя.

- О! Не надо благодарностей. Я собирался устроить для тебя сразу падение в преисподнюю, но к сожалению, немного запоздал.

- Это не делает тебе чести.

Двое мужчин кружили друг против друга.

Пистолет был в руке Кина, но Палач не боялся оружия, и не застывал испуганным сусликом при его виде.

С него бы сталось этот самый пистолет выбить и обратить против Убийцы, поэтому он выбирал время.

Палач был тяжелее, опытнее в боях. Но он был ранен. Он был измотан. А Кин был моложе, за его спиной был массаж, спортивный зал, хорошая еда.

Палач не знал, от кого он бегает и кого винить в происходящем. А у Кина было знание того, что происходит и почему.

Схватка надолго затянуться просто не могла.

Всё случилось очень быстро.

Олег, посчитав, что сможет справиться с Кином врукопашную, кинулся на него.

Убийца, вскинув пистолет, сделал один-единственный выстрел.

Точно – в голову.

Посмотрев на труп, падающий к его ногам, Кин вытер рукоять, бросил пистолет и отправился к выходу с перекрёстка. Здесь ловить больше было нечего. К тому же доносились звуки сирен.

На место спешили полицейские и реанимобили. Макс растворился в переходах узеньких улиц, словно помоечная крыса.

И пообещав себе найти его позднее, Кин отправился к машине, припаркованной неподалеку. Он не знал, что когда он заводил свою машину, карета скорой помощи увозила Джейн Регранд, второй раз попавшую в автомобильную аварию и потерявшую в ней ребёнка.

Кин представлял себе, как убьёт этого самого Макса и получит в своё распоряжение пантеру. Больше его ничего не волновало.

 

75. Маленькие ангелы.

Пустота. В ушах звон, настойчивый, противный. Звон комара, которого хочется немедленно прихлопнуть, просто соединив вместе ладоши. Но у неё нет сил, чтобы открыть глаза. У неё нет сил, чтобы услышать тот голос, который о чём-то её молит.

Она ощущала, что случилось что-то непоправимое. Понимание этого скручивало её изнутри, раздирало душу на части. И мучило, мучило, мучило.

- Миссис Джейн. Миссис Джейн, пожалуйста, откройте глаза. Миссис Джейн.

Ресницы слиплись, и чтобы поднять веки пришлось приложить усилия. Щеки до сих пор были мокрыми. И взгляд молоденькой медсестры напротив был полон жалости и сочувствие. Изуродованное лицо, искалеченная жизнь.

Джейн не хотела знать того, что собиралась ей сказать медсестра.

Она не хотела говорить. Она хотела, чтобы её просто оставили в покое. Но это была несбыточная мечта, далёкая, несуществующая, неверная.

- Уходите…

- Миссис Джейн, - медсестра, увидев, что пациентра пришла в себя, наклонилась к ней. – Слава богу, вы пришли в себя! Мы боялись, что вы не выйдете из бессознательного состояния. Это был самый опасный момент. Вы могли впасть в кому.

- От этого… никому… - Джейн закрыла глаза и снова открыла. Говорить было тяжело. Слова неприятным ржавыми комочками царапали горло, заставляли страдать. – Не стало бы… хуже…

- Что вы такое говорите! Ваш муж…

- Муж? – Джейн повторила слова за медсестрой удивлённо. – Это было слово из другой жизни. Из той что была до. Когда у неё под сердцем должно было забиться сердце другого человечка. Маленького ребёнка – сосредоточия нежности. Залог того, что она – живая. Настоящая. Обещание того, что в этой жизни она хоть чего-то стоила. Ради чего она могла жить, творить дальше.

Этой жизни больше не было.

Джейн никто не говорил, что она потеряла ребёнка. Врачи об этом не говорили в её комнате, не говорили в коридоре. Но материнское сердце, пробудившееся от, казалось, векового сна, говорило, что она – пуста. Скорлупка, которая не имеет права на существование.

- Оставьте меня, - попросила Джейн тихо.

Это всё осталось в прошлой жизни. Маски, приторной приказной тон, ощущение себя на вершине горы. Всё что осталось – это пустота. Там, где должно было биться тепло, там где должно было пульсировать чужое тело, пока ещё несколько клеточек, из которых появился бы малыш или малышка. Она в любом случае любила бы этого ребёнка больше всего на свете.

- Уходите, - повторила Джейн.

Если бы у неё были силы, она бы сорвалась в истерику. Если бы она могла – она бы встала, она бы кричала, бросала вещи, била бы кулаками в стены, только чтобы заместить как-то ту боль, что была внутри её души, заменить эту боль на другую, избавиться от неё! Любой ценой. Но она не могла. Боль была сильнее. Боль раздавила сердце на маленькие осколки и теперь эти осколки плавали в её теле, разрывая его изнутри.

А под сердцем было пусто.

Ей хотелось плакать. Хотелось выть, как смертельно раненой волчице. Но медсестра, глупая девчонка, смотрела так внимательно, так сочувствующе, что приходилось держать лицо. Обычной женщины, которая потеряла в этом мире всё и даже немного больше.

- Я вас оставлю, - что-то увидела в блеклых глазах знаменитости девочка. – Я приду чуть позже. Вам что-нибудь нужно?

- Телевизор, включи.

- Да, миссис.

Медсестричка убежала, включив канал на современном музыкальном канале. Однодневки-пустышки сменяли одну другую, Джейн даже не могла сосредоточиться на них, заставить себя понять, что там мелькает на экране.

В голове была такая же пустота как и в душе. Ничего особого, ничего интересного. Просто пусто. Просто надо…

Эта боль тебя коснулась…

Нежный женский голос зазвучал с экрана, и Джейн содрогнулась. Она знала эти слова, она знала эту песню. И уж тем более она знала этот голос. Хотя он звучал по-другому, живым, настоящим, но голос был её собственным.

Она написала эту песню и записала её в рамках акции милосердия.

По спине побежали мурашки.

Эта боль в твоей душе.

Белой птицей обернулась,

Белым ветром в пустоте.

По щекам покатились слёзы. Прозрачные, тихие. Смирившиеся.

Этой боли ты не знала,

Как терять не знала ты.

И смертельным одеялом

Вдруг укрылись все мечты.

Ты была такой наивной,

Верила в счастливый рай.

Джейн всхлипнула. Да, она верила. Она верила в то, что она обязательно сможет справиться с чем угодно! С любыми испытаниями. Украденные роли, бросившие её родители, наглые режиссёры и сумасшедшие сценаристы – она могла вынести всё.

Но потери она никогда не ведала. Она просто верила, как дитя в то, что смерти не бывает. В то, что в жизни всё должно быть светло и прекрасно. Потому что она Джейн Регранд. Потому что она возлюбленная смерти и такая талантливая исполнительница.

Иначе быть не может, ведь, ведь!

Ты была такой счастливой.

А теперь печаль чрез край.

Мамочка моя, не бойся.

Мамочка моя, не плачь.

Вот, крылом моим укройся,

Сшей из перьев моих плащ.

Маленькие ангелы летят

Над уснувшим городом безмолвным

Маленькие ангелы не спят

Мамы их – рыдают беспокойно.

А потом слёзы кончились. Пустота обнимала Джейн за плечи, покачивала её как маленького ребёнка, такого, как она никогда не сможет покачать сама.

Такого, как она никогда не сможет обнять.

Такого…

 

… На то, чтобы встать понадобились все силы. Жалобно зазвенели бьющиеся тонкие сферы. Любимая игрушка из тончайшего стекла стала грудой осколков на полу. Джейн наступила на них босыми ногами и даже не заметила этого. Не почувствовала боли, не поняла того, что оставляет теперь на полу отпечатки крови.

Рухнула капельница, когда женщина выдрала из вены иголку. С тихим шелестом опустилось на пол покрывало.

Окно не поддавалось, сопротивлялось до последнего, словно с той стороны маленькие детские ладошки прижимали раму, не давая Джейн открыть стеклопакет.

А она – отчаянно билась, словно птица о прутья тесной клетки.

Жизнь стала для неё такой клеткой, опостылевшей, золотой, ненужной. Она больше ничего не хотела. Только быть вместе со своим ребёнком. Если не на этом свете – то на том.

Моргнул свет. За спиной заголосил отчаянно телевизор:

- Не уходи, не надо! Не покидай меня.

Но стеклопакет поддался. В палату ворвался ветер и запах большого грязного города.

Джейн поднялась на подоконник и спрыгнула вниз.

Высота была всего лишь три этажа, но милость Бога в этой жизни она исчерпала. Спустя полчаса её нашли у стены больницы со сломанной шеей.

Джейн Регранд не стало.

 

76. Пропавшие люди.

В гостиничном отеле был включен только светильник у кровати. Аня сидела на кровати, бинтуя ноги. После того, как она понервничает – ноги сводило отчаянно, судорогой.

А в этот раз понервничать пришлось отчаянно.

На коленях у Тени лежали четырнадцать листов. На каждом была фотография, краткая биографическая справка и резюме. По недавно отданному приказу в живых не должен был остаться ни один из четырнадцати, в том числе и сама Тень.

Аня не сомневалась, что Голос больше нельзя назвать разумным человеком. Тело этого человека по-прежнему принадлежало её отцу. Но разум этого человека остался там же, где и Джейн Регранд – по другую сторону смерти.

В соседнем номере была охрана, но Аня знала, что на них можно не рассчитывать. У Убийцы не было особой боевой подготовки, которая была у Палача, но Палач – мёртв. А Убийца – жив. Не самое приятное сообщение, которое получила девушка. Но в её жизни бывали дни и сообщения похуже.

Она не сомневалась в том, что Убийца придёт. Ведомый ли злостью, ведомый ли отчаянием. Он придёт, потому что у него больше не было причин ждать, не было причин искать Макса.

Да и Аня сомневалась в том, что этого самого парня удастся найти.

Джейн выбрала совсем не ту Жертву, которую стоило. Надо было вначале узнать, что за парнишка ищет помощи у психологов и психиатров. От кого он бежит и как далеко пытается убежать.

А самое главное, следовало выяснить, как давно он бегает.

Потому что бегал он действительно давно, и свою жизнь спасал от гораздо более опасного противника, чем все остальные могли себе представить.

- Он ушёл, верно? – голос Убийцы доносился от дверей, когда он вошёл, засовывая руки в карманы.

- Этот парень? – спросила Аня, разглядывая лист Жертвы. – Да.

- Навострился же он бегать, - вздохнул Кин, снимая куртку и вешая её на крючок.

- Мои ребята?

- Живы. Не хотел привлекать внимание к себе до того, как я поговорю с тобой.

- Жаль, - отозвалась Тень равнодушно, - что ты их не убил. Им не жить в любом случае. Хотя, конечно, они ничего не смогли бы мне сделать, но так из-за них я снова потрачу время.

Тени снова удавалось его удивить. Кин только открыл рот.

- Прости, что?

- Через полчаса начальник моей охраны получит короткое сообщение с кодом «тринадцать», что означает «подлежит немедленному уничтожению».

- Он же должен тебя защищать! – растерялся Убийца.

- Правда? А я и не знала! – рассмеялась Аня.

- Объяснить можешь?

- Ты убил Регранд. В аварии, которую ты устроил, когда пытался убить Палача и Жертву, столкнулись несколько машин, был взрыв, ещё одна авария и двойной взрыв. После чего – Джейн оказалась в больнице, потеряв ребёнка.

- Она… - Кин поморщился.

- Да. Была. Узнала об этом всего пару дней назад, поэтому и был отдан приказ на полную зачистку. В живых из всех мог остаться только один человек.

- Я?

- Да, ты.

- А ты?

- В качестве приза.

- И надсмотрщика, - не страдал повышенной доверчивостью и глупостью Кин.

- Точно, - согласилась Аня. Юлить сейчас не стоило, надо было отвечать на вопросы.

- Неплохое соглашение. Но что изменилось теперь?

- Джейн покончила с собой. Голос сошёл с ума. Она была его единственной, возлюбленной, желанной. Кроме неё одной ему больше никто не нужен был. Это… считай геноцид. Все те, кто виновен в её смерти, все те, из-за кого это началось – должны погибнуть.

- Ты в том числе?

- О, да. Я же была вместе со всеми, с самого начала.

- Даже в той башне под стеклянным куполом?

- Безусловно.

- И? Что дальше?

- Отданы приказы, о том, что никого не должно остаться в живых. Даже те, кого отпустила Джейн.

- Отпустила?

- Да. Двое из всех. Хакер и Полицейская. Они нашли то, чем можно было шантажировать Джейн. Но теперь, поскольку самой Джейн нет…

- Они же должны были скрыться, спрятаться!

- Они спрятались, поменяли имена и фамилии. Живут на тёплом острове.

- И как предполагается, их убьют?

- Есть такое дурацкое средство, ракета земля-воздух называется.

- Когда?

- Через полчаса. Я не могу изменить его приказы. Я даже не могу сделать что-то действительно полезное. Всё что у меня есть – это возможность узнать за полчаса, какой именно приказ он отдаст. Через полчаса будет подписан смертный приговор мне. А ещё через полчаса будет отдан приказ о бомбардировке.

- Ты можешь что-то изменить?

- Нет. Только постараться остаться в живых. А ты пришёл сюда, чтобы убить меня?

- Нет, - Кин пожал плечами. – Наверное, я просто хотел с тобой поговорить.

Аня кивнула. Под подушкой рядом с ней лежал нож, единственное средство защиты, которое у неё сейчас было. Был и приз победителю. И он лежал на видном месте, в аккуратном чемодане. Пистолет-пулемёт, российская разработка «Вереск», доведённая до ума уже местными техниками. Высокая мощность огня, изумительная надёжность. Компенсатор позволял мужчинам удерживать Вереск одной рукой. Аня могла держать его двумя руками, положить пару-тройку отрядов условного противника, даже в бронежилетах. Конструкция ПП это позволяла.

- Не думаю, что я лучший кандидат для беседы. Ты ещё можешь сбежать. У тебя полчаса…

- Да, я знаю. Но я хочу тебя.

Это не стало для Тени сюрпризом. Именно желание, тёмное, жадное желание она прочитала в глазах мужчины, когда он убивал Эльвиру. Именно тёмное желание он олицетворял собой, когда вошёл в этот номер.

- Ты же будешь сопротивляться? – усмехнулся Кин, вытаскивая из-за пояса нож армейского образца. Точно такой же нож был под подушкой у Ани.

- Да, ты же хочешь именно этого?

- Я бы не отказался. Но девушки – вы такие хрупкие, такие глупые, никогда не знаешь, пойдете вы на встречу, или спрячетесь. Или сделаете вид, что ничего не знаете, вам ничего не известно. Итак, леди Тень. Станцуете со мной?

Тень медленно поднялась с кровати, вытащив нож из-под подушки. Прорезиненная гарда была холодной. И лежала в руке так успокаивающе. С ним можно было выйти на медведя, но соперник был в этот раз гораздо опаснее.

А ещё – не собирался соблюдать никакие правила честной драки. Тяжёлый журнальный столик со стеклянной крышкой взмыл в воздух, и от столкновению Аню уберегло то, что именно этого она и ожидала.

Нырнув с кровати вниз, она только и хмыкнула, услышав за спиной мягкий удар. Столик приземлился на мягкую поверхность. Ни тебе звона, ни тебе гулкого удара.

- Ты меткий.

- Я знаю, - Кин, поставив ногу на небольшое кресло, с силой толкнув. Ножки проехались по ковру, и мебель завалилась на спинку.

Новый стук и снова несильный.

- Достаточно места? – спросила Аня, чуть отступив в сторону. Это было так по-мужски галантно освобождать пространство для драки, особенно если учесть, что Кин пришёл с далеко не добрыми намерениями.

- Пожалуй, - Кин смерил взглядом пуфик, стоявший ранее у стола, - это бы тоже надо переставить. Но что-то мне не хочется поворачиваться к тебе спиной.

- Да ладно, - улыбнулась девушка, - что я могу тебе сделать?

- Всадить нож в спину. Это вполне в твоём стиле.

- Действительно. Ты меня разгадал.

Кин хмыкнул, и Аня бросилась. Под ноги попалась бутылка от пива, выкатившаяся из-под кровати, и Тень размахом ноги отправила её в лицо мужчине.

Нетерпеливо дёрнув головой, он отвлёкся от Ани, и следом нож прочертил кровавую дорожку на его щеке.

- Неплохо.

- Могло быть и лучше, - не согласилась с ним Аня.

- Думаешь?

- Полагаю.

Лезвия двух ножей столкнулись в воздухе.

Разноцветные глаза буквально гипнотизировали Кина.

- Кошка, - прошептал он, положив руку на затылок Ани. Нож он удерживал одной рукой. А ей приходилось держать рукоять двумя ладонями, чтобы как-то компенсировать разницу сил.

- Ты прекрасна, кошка.

- Мне кажется, что ты меня с кем-то путаешь.

- С одной дикой кошкой, которую повстречал в джунглях Вьетнама. У той кошки была чёрная бархатная шкура, четыре лапы. Но у неё не было только таких восхитительных разноцветных глаз.

- Восхитительных?

- Да. Ты прекрасная, удивительная кошка.

- Мне это не нравится, - отозвалась она коротко.

- Разве женщинам не нравится, когда их сравнивают с настоящими дикими кошками?

- Далеко не всем.

- Ты исключение, восхитительное исключение.

- Ты повторяешься, - сделав обманный финт, Аня разорвала дистанцию.

Кин ударил вдогонку, но немного опоздал. Гибкое тело скользнуло в сторону, и тут же Аня нанесла ответный удар. Впрочем, с таким же отрицательным результатом.

- Ты действительно решила со мной потанцевать, - обрадовался Кин, совершая обманное движение. Тихо вскрикнув, девушка рванулась в сторону, но опоздала. Оказалась прижатой к мужскому телу, с кинжалом у горла.

Кинжал самой Ани был у неё в руке, но пошевелиться она не могла.

Втянув тонкий цветочно-пряный запах, Кин прошептал.

- Ты туманишь мою голову. Ты такая дикая. Такая опасная.

Прижавшись губами к шее, Убийца наслаждался гладкостью кожи.

- Манящая.

Аня рванулась, отмахнувшись локтём, но Кин только засмеялся.

- Кош…

В горле у него что-то булькнуло, хватка ослабла. Аня круто повернулась, чтобы увидеть в дверях номера своего начальника безопасности с пистолетом в руках.

- Это была моя последняя работа в качестве твоего телохранителя, - ровно сказал он. - А ещё будет работа в качестве ликвидатора.

Глухо вскрикнув, Тень метнулась в сторону, в надежде достать до пистолета, но не успела. Пистолет с глушителем глухо «тявкнул» ещё раз.

И Аня завалилась на пол с аккуратной дырочкой между бровей.

Пройдя в комнату, мужчина с бородкой перевернул на спину тело Кина, равнодушно всадил ему между глаз контрольную пулю, хотя и знал, что первый выстрел был смертельным.

- Убрать здесь всё, - отрывисто скомандовал мужчина вошедшим помощникам. – Бумаги сжечь. Личные вещи – сжечь. Этих двоих – в отстойник.

- Есть!

Спустя полчаса в комнате не осталось ни следа разгрома.

Ещё двое взрослых людей просто исчезли. В чём не было ничего особенного по меркам текущих времён…

 

77. Последняя ночь Голоса.

От кофе поднимался небольшой парок.

Коричневая и белая кружка стояли рядом, соединяясь «лапками». Эту кофейную пару Амели увидела в Марокко на базаре и влюбилась. Димка смеялся, торгуясь с арабом, но купил. И искренний восторг на лице девушки был ему ответом и лучшей наградой.

Там же в Марокко они купили яхту и отправились на небольшие острова. Амели предстояло работать учительницей в местной маленькой школе. Димка собирался быть начальником сёрф-клуба и параллельно подрабатывать своими прямыми делами. Хакер он был гениальный, а это требовало постоянных тренировок и практического применения сил.

В окна врывался морской солёный воздух, тонкая органза шелестела. Звонко покачивались нити бус в проёмах между комнатой и огромной лоджией.

В кухне на газовой конторке шумела кастрюлька. На столе стояла глубокая чаша с салатом. Около плиты – сковорода и приготовленная смесь для омлета.

Сама Амели стояла в рубашке новоиспечённого мужа и смотрела с интересом на один из трёх экранов огромных мониторов.

Там друг друга сменяли цифры, значки. Перекрещивались линии, тихо шумел кондиционер.

- Что это такое?

- Местная система охраны и контроля. Остров принадлежит очень богатым людям. И у них есть своя внутренняя система безопасности.

- Ты думаешь, что нас ещё могут найти?

- Да. Поэтому и хочу подстраховаться.

- Но ведь мы сменили имена, фамилии! И… Даже лица.

- Не всегда помогает пластическая хирургия, да и если постараться можно найти некие следы…

- Но зачем? Кому это может быть нужно? Всё же закончено!

- Думаешь? – Димка усмехнулся, поднялся. Поймал Амели за пояс, спуская с её плеча рубашку и коснулся губами её кожи, оставляя розоватый отпечаток.

- А это? – показала она за его спину.

- Хороший файервол и пара обманок. Поэтому придётся немного подождать, пока наша система взломает их в штатном режиме. А пока ты покормишь меня завтраком.

- Дим!

- Тссс, привыкай к новым именам, миссис Доу.

- Да, да, - кивнула Амели с улыбкой. – Я помню. Я обязательно привыкну.

- Куда же ты денешься, такая умная девочка как ты, легко справится с таким простым заданием. Итак.

- Итак?

- Ты будешь кормить меня завтраком?

- А надо?

- Безусловно. Иначе, я съем тебя. И начну с твоего округлого и нежного плеча.

- Ладно, ладно. Я иду тебя кормить. К тому же, наш кофе уже остыл.

- Ты не идёшь, ты, - Димка поднял Амели на руки и покружился вместе с ней. – Летишь! Полетим вместе?

- Да!

Не отпуская Амели, Дима поцеловал её.

За их спинами отчаянно заголосили динамики.

Но они не успели опомниться.

За несколько секунд до этого голубое небо раскололось напополам белоснежной линией. И сразу же после этого красивый тропический дом взлетел на воздух в огненной шапке.

Живых не осталось…

 

Голос смотрел на тонкий отчёт.

Раз за разом перечитывал сухие строчки. И не мог понять ни слова.

Там было что-то про смерть, сухой перечень. Но он не мог осознать. Там были какие-то фамилии, имена, крестики, нолики. Как в детской игре.

Четырнадцать строк. Один нолик. Тринадцать крестиков.

Из памяти всплыло что-то, какое-то слово.

Сжав голову руками, он пытался осознать что это за слово. А потом понял.

Замена! Вот что случилось! Замена! Произошла рокировка.

Его женщина назначила смертника, а этот смертник почему-то жив. Как он посмел?! Как он мог!

Голос рванул воротничок рубашки. Неожиданно стало душно и тяжело дышать. Он не смел выжить! Этот парень должен был сдохнуть. Это была его обязанность!

Но почему-то… почему? Как он смел?

В сердце кольнуло.

Это было неправильно. Его девочка должна была жить! Она была столь прекрасна и замечательна. Почему из-за какого-то мальчишки она погибла? Мальчишки, который в силу своей глупости даже не мог бы оценить дар жизни, который получил.

По полу запрыгали пуговицу от порванной рубашки. Цепляя бумаги, бокал и бутылку с вином, Голос сползал на пол и не понимал почему.

Всё же было хорошо! Он же… да. Он просто устал.

Вот сейчас, он немного поспит. Всего немного. И всё будет хорошо.

А когда он проснётся, он обязательно отдаст приказ об убийстве этого мальчишки… того… с таким простым именем… русского…

Как же он ненавидел русских!

…Это была последняя мысль Голоса, после которой его не стало…

 

Он был похож на студентов и молодых людей, каких тысячи на улицах многолюдного города. Симпатичный, в джинсах, в куртке с капюшоном он шёл по улицам города, засунув руки в карманы.

Город его детства ласковым бризом касался щёк, забирался сквозняком под куртку. Тихо шумел акациями и сиренью.

У него снова было невинное лицо. И чёлка снова падала на глаза, закрывая их.

Он никогда не хотел сюда возвращаться. В место, которое разрушало его до основания, которое заставляло его страдать, из-за которого всё о чём он иногда мечтал, так это о том, чтобы проснуться в следующий раз живым. А ещё лучше совсем не просыпаться, чтобы не пришлось страдать.

Он никогда не думал о том, что однажды сбежав и начав новую жизнь далеко за рубежом, вернётся снова в Россию, в приморский город.

Он никогда не думал о том, что круг его жизни однажды замкнётся. И конец его станет новым началом.

Максим не думал, что парень, который был для него вечным Палачом и мучителем, неожиданно станет спасением. И просто закроет его собой от убийцы.

И вот сейчас он стоял перед памятником, где он когда-то встречался со своим Палачом. У него не было ни одной зацепки, ни одного хорошего воспоминания об этом Олеге. Максим даже не знал, было ли это имя настоящим.

И всё, что связывало его с Палачом, было здесь. В этом городе.

Воспоминания были тем, что привели Макса обратно, в его дом.

Тихое мурлыканье привлекло внимание парня, и обойдя памятник он неожиданно увидел девочку. Симпатичную малышку, которая… у него даже сердце ёкнуло, была похожа на Олега. Невероятно, неимоверно.

- Ты потерялась? – спросил Макс, не в силах пройти мимо.

Девочка, поглаживая маленького котёнка, подняла голову и улыбнулась.

- Я? Нет. Я жду.

- Ждёшь? – парень присел на корточки, глядя на неё. – Кого ты ждёшь?

- Брата! – отозвалась малышка. – Он живёт за границей. Но он обещал, что однажды, если сможет, придёт на эту площадь. И каждую среду каждой недели я жду его здесь, в надежде, что он однажды всё-таки придёт.

- Прости, - вздохнул Макс. – Я не хотел тебя расстраивать.

Девочка покачала головой.

- Как тебя зовут? – спросила она звонко. – Я Надя.

- А я Максим. Как звали твоего брата?

- Олег! Ты знал его?

- Нет, - покачал головой Макс. – У меня не было никаких знакомых по имени Олег. Ладно, малышка. Мне пора.

- Ты ещё придёшь? Ты мне понравился.

- Я приду к тебе в следующую среду. Чтобы ты не ждала его в одиночестве.

- Спасибо.

Макс кивнул ей на прощание, и двинулся по улице дальше. Девочка смотрела ему вслед. В её далеко не детских глазах царила насмешка.

На тонких губах появилась усмешка, когда она сломала шейку котёнка и поднялась.

Брат уже не вернётся. Зато появился парень, вот этот, симпатичный, красивый. Очень похожий на того парня, который был на паре фотографий брата. Единственных фотографий, которые остались в его комнате.

И да, того мальчишку точно звали Максим.

Надя негромко засмеялась. Кажется, у неё появилась новая игрушка! Брат был бы ей доволен!

 

Эпилог. Раскрытые карты.

На столешнице было пятнадцать белоснежных листов. На каждом фотография, обведённая черным маркером, краткая биографическая справка и несколько строчек.

Олег. 29 лет.

Русский. Бывший военный по контракту. Служил в горячих точках: Афганистан, Вьетнам, Кабул. Принимал участие в зачистке во время уличных войн в Нью-Йорке на стороне уличных банд. Приобрёл авторитет на чёрном рынке после нескольких удачных операций. С наркотиками не связывался. Часто привлекался к участию в нелегальных боевых операциях.

Кодовое имя: Палач

Гибель: подтверждена. Огнестрел.

 

Кин. Точный возраст неизвестен.

Американец. Известный представитель фотобизнеса. Модель. Имеет свою линию одежды.

Страдает психическими отклонениями. Является серийным убийцей.

Кодовое имя: Убийца

Гибель: подтверждена. Огнестрел. Смертельное попадание в сердце.

 

Евгений. 42 года.

Бывший боксер. Отслужил в военных частях три года по контракту.

Частный предприниматель.

Кодовое имя: Боксёр.

Гибель: подтверждена.

Причина: Сломанная шея.

 

Ирина Аркадьевна. 47 лет.

Бывший военный врач. Врач корпуса мобильного реагирования службы МЧС. Судебный психиатр.

Кодовое имя: Доктор.

Гибель: подтверждена.

Причина: Удушение.

 

Амели. 23 года.

Американка. Агент специальных войск реагирования.

Кодовое имя: Полицейская.

Гибель: подтверждена.

Причина: взрыв.

 

Иладов Аркадий Петрович. 61 год.

Преподаватель риторики. Известный коллекционер.

Кодовое имя: Историк.

Гибель: подтверждена

Причина: Утопление.

 

Мила Игоревна. 42 года.

Домохозяйка. Мать троих детей. Второй раз в браке.

Кодовое имя: Домохозяйка.

Гибель: Подтверждена.

Причина: Удушение.

 

Анастасия. 24 года.

Бывший чемпион по бальным парным танцам, чемпион Европы.

Кодовое имя: Танцовщица.

Гибель: Подтверждена.

Причина: Перелом шейных позвонков.

 

Катя, 19 лет.

Студентка.

Кодовое имя: Наркоманка.

Гибель: Подтверждена.

Причина: Множественные ножевые ранения. Убита.

 

Эльвира, 48 лет.

Бывшая актриса театра. Содержалась под стражей в психиатрической клинике.

Кодовое имя: Псих.

Гибель: Подтверждена.

Причина: Огнестрел.

 

Динисов Борис. 49 лет.

Кондитер, владелец маленькой частной лавочки хлебобулочных изделий.

Кодовое имя: Кондитер

Гибель: Подтверждена

Причина: Отравление цианидом

 

Ларионов Дмитрий Иванович. 25 лет.

Хакер. Нелегал. Также работал на правительственную организацию.

Гибель: Подтверждена

Причина: Взрыв.

 

Анна Капралова. Возраст неизвестен.

Сержант спецвойск. Наёмная убийца. Глава охранного подразделения Станислава Готова. По непроверенным данным была его дочерью.

Кодовое имя: Тень.

Гибель: Подтверждена.

Причина: Огнестрел. Выстрел в голову.

 

Джейн Регранд. 24 года.

Актриса театра и кино, начинающая певица.

Гибель: подтверждена.

Причина: самоубийство.

 

Станислав Готов. Точный возраст неизвестен.

Крупный частный предприниматель. Владелец крупной авиакомпании, нескольких заводов, телевизионного канала, ряда газет и журналов, более сотни средних предприятий на территории разных стран.

Иногда уклонялся от налогов. Не женат. Постоянной любовницы не имел. Оказывал покровительство Джейн Регранд.

Кодовое имя: Голос.

Гибель: подтверждена.

Причина: сердечный приступ.

 

Максим, точный возраст неизвестен.

Русский. Веб-дизайнер.

Кодовое имя: Жертва.

Гибель: не подтверждена…

 

На столе лежали белые листы. С улыбающихся фотографий смотрели мёртвые люди.

А с единственной испуганной фотографии смотрел живой человек.

Он был жертвой, назначен агнцом на заклании, а остался единственным в живых.

Ирония? Чей-то промысел? Или знак того, что это адская игра ещё не закончена, и вы можете быть следующими?

Кто знает…

Белые листы веером опустились на пол. Чёрный креп на фотографиях смотрелся мрачно и торжественно. За окном вставало солнце, также как и вчера, как и десять, сто, тысячу дней назад.

Жизнь продолжалась.

 

Стоп, снято!

 

- Стоп, снято!

Одновременно с финальными словами режиссёра, по съёмочной площадке пронёсся радостный приглушенный гул.

С облегченным вздохом, Джейн стащила фарфоровую маску с лица, подставила совершенное личико вентилятору и блаженно улыбнулась.

- Все в порядке? – осведомился у неё Кин, подойдя ближе. – А то еще минуты две, и к тебе помчится наш встревоженный спонсор.

Девушка задорно улыбнулась, отчего заиграли ямочки у нее на щеках.

- Все полный ОКей! Но эта маска меня утомила!

- Дай примерить! – попросила Катя, подбежав ближе.

- Держи, - кивнула Джейн. Молоденькая студентка, такая чистенькая и наивно-невинная самой Джейн нравилась.

Кин кивнув обеим на прощание, двинулся к собирающимся с разных концов съемочной площадки мужчинам.

Олег, подтянув к себе поближе Макса, хозяйским жестом растрепал ему волосы.

- Макс, мы пить пиво. Ты с нами?

- Не-а, - тут же отозвался парень. – У меня свидание.

- Да ты что! Как только начал сниматься в кино, ты со свиданий не вылезаешь!

- А что я могу поделать? – удивился Максим. – Я им говорю, что у меня роль эпизодическая по сути, да и по сюжету я далеко не мачо, так они вздыхают, руки к груди, грудь пышная, - дотошно уточнил парень. – И в глазах звездочки. «Но это же так романтично, расскажи побольше!»

- Значит, дуры с пышной грудью, - подытожил Олег.

- Ну не обязательно дуры, но пышность в нужных местах – категорически необходима. Кстати, куда пропала Амели? Я хотел попросить ее подкинуть меня до метро.

- Бесполезно, - подошел ближе зевающий Димка. Глаза Хакера ради разнообразия были не алыми, хотя ноутбук висел в сумке за спиной. – Сегодня ее напарник с курсов повышения квалификации возвращается. Так что она сразу после слов «снято», умчалась в сторону аэропорта. Если хочешь, могу тебя я подкинуть. Я на мотоцикле.

- О! Ос! Буду благодарен.

- Тогда двинули.

Махнув на прощание Олегу, Макс двинулся в сторону выхода. Обменявшись рукопожатиями с «Палачом», Димка двинулся вслед за ним.

А по плечу Олега постучала деликатно пальчиками Настя.

- Олег.

- Да?

- У тебя сигареты всегда в заначке есть, заделись. Курить хочу, сил нет.

- Тогда, пошли в курилку.

- Ага! – согласилась Настя.

Ее проводил немного расстроенным взглядом Евгений.

Тень коснулась его плеча, сверкая разноцветными глазами.

- Она ревнует.

- Скорее, обижена.

- Ну, так, цветы, шоколад она вроде не любит, как выяснилось на площадке. Но должно же быть что-то?

- Зефир.

- Ну вот, - Тень тихонько засмеялась, прикрыв ладонью губы. – Берешь рецепт, берешь все необходимое, по памяти это вроде: сливки, сахар, цедра, ягоды… Можно еще желатин, но это не очень вкусно. Готовишь все это вручную, берешь еще вдобавок мягкую игрушку, а можно живого котенка. Например, того вон, беленького, с которым Аленка играется. И отправляешься мириться.

- Котенка-то зачем? – удивился Евгений.

- Любая девушка любит пушистиков. А уж перед такой пушистостью устоять просто невозможно.

- Думаешь?

- Уверена. Не веришь мне, спроси у Ирины Аркадьевны, она вон с Историком нашим стоит. А рецепт можешь уточнить у Бориса.

- Кто-то назвал мое имя? – потирая суховатые ладошки подошёл к Евгению Динисов.

- Я! Мастер, помогите создать мне зефир?

- Поехали в мою кондитерскую, - кивнул мужчина, потом взглянул на Тень. – Анечка, вас тоже буду ждать. Торт, который вы просили, почти готов. Ещё часа два ему постоять, чтобы коржи пропитались, как следует. И будет все готово.

- Тогда, мастер, я приеду попозже.

Борис кивнул.

- Идемте? – взглянул он на Евгения.

И съемочная площадка опустела еще на двоих.

Эльвира уехала на новенькой машине, но не домой, а в театр. Ее ждала еще одна репетиция. Мужчины отправились пить пиво, в самый последний момент к ним присоединилась Ирина Аркадьевна.

На другом конце города висела на шее у своего напарника Амели, думая о том, как будет представлять ему, лучшему другу, своего парня, с которым познакомилась на съемочной площадке.

Мила Игоревна суетилась дома, готовя особенный ужин и подарки. Съемки в фильме-триллере «Тринадцать», позволили ей, простой домохозяйке купить несколько билетов в турпоездку. Как хотела дочь – в Италию. Как всегда хотел младший сын – на пароходе.

Мила была счастлива, рыжий Бандит, сидя на банкетке, вылизывался и то и дело косился на свою хозяйку. Его съемки, в загримированном виде, тоже прошли на ура.

У Макса на отлично прошло свидание.

У мужчин наутро болела голова.

А Джейн с радостным визгом кружилась по опустившей площадке, когда главный спонсор «Тринадцати» сообщил ей, что в виду высоких рейтингов и постоянных вопросов о втором сезоне, принято решение о продолжении «Некромантки», и Джейн Регранд снова приглашена на главную роль.

Жизнь продолжалась.

Светлые моменты мешались с темными, неудач и удач было примерно поровну. Но они были живы. А это после весьма тяжелых съемок фильма с откровенно паршивым концом, не могло не радовать.

 

…Фильм стал лидером проката, на долгие несколько недель он стал настоящим феноменом.

На него ходили компаниями, жарко обсуждали в кулуарах, блогах, на форумах, сочувствовали героям, удивлялись кровавому концу, ведь можно же было оставить в живых хотя бы Хакера с Полицейской!

Обсуждали героев, не верили в кровавые побуждения и поговаривали о том, что тому самому пареньку Максу – счастья в жизни не ведать.

Но самое главное вольные или невольные зрители радовались тому, что в жизни такого беспредела всё же не существует.

2011-2013 гг.