Эпилог

Искатели

В лаборатории ничего не успело измениться за пару дней, разве что, когда Барс вошёл – Ева была в центральном зале. Сидела на полу, посреди всех своих колб и пробирок, задумчиво глядя на экран. И в отличие от прошлого раза, сейчас там не бежали формулы, не считались уравнения, не показывались диаграммы.

Были цепочки, разные цепочки, не то ДНК, не то ещё чего-то, причём часть из них – была алого цвета. 

– Что изучаешь? – поинтересовался мужчина с порога. 

– Мелочи. И не мелочи тоже… – отозвалась Ева задумчиво. – Чайник только что закипел, пушистый телепат, иди. Туда. Где чайник знаешь. И мне сделай.

 Барс негромко хохотнул, наливая чай себе и Бесёнку.

– Таки чего такая задумчивая-то?

– Да вот… – тихие шаги Евы были не слышны, поэтому когда мужчина повернулся, а она оказалась к нему гораздо ближе, чем он считал, Барс несколько опешил. Не будь у него такой хорошей реакции, получила бы девушка волну горячего чая на себя. Вытащив из мужской ладони кружку, Ева прошла мимо Барса, села на стол, глядя снова мимо него. Взгляд у неё был плавающий и словно бы затянут дымкой.

Про такой взгляд говорят «влюбилась», про Бесёнка вероятнее всего было то, что она ушла в себя, вернуться собиралась не скоро. За стеклянной стеной на панели мелькали образы, и вращалась цепочка ДНК с алым подсвеченным куском.

– Расскажешь, что там такое? – ещё раз попытался Михаил, отпив чаю. Девушка вела себя уж больно заворожённо.

– А, – встрепенувшись учёная взглянула на него, потом пожала плечами. – Пушистый, что ты вообще знаешь о вирусе?

– Практически ничего, если с твоей точки зрения смотреть, а что..?

– Не надо с моей точки зрения смотреть. Меня сейчас интересует твоя.

Барс вздохнул, смежил веки, концентрируясь на своих знаниях о вирусе.

– Вирус искажения, передаётся через жидкости организма, а именно – через особый трупный яд искажённых. Чаще всего – через укус. Действует не на все организмы, а только на высших позвоночных. Укушенный заболевает, у него начинается лихорадка. Она набирает силу, пока однажды, в пределах пяти-семи дней, жертва не умирает, чтобы ещё максимум через сутки восстать в виде зомби, ведомого голодом. Однако бывают счастливцы, кто не превращается, а получает так называемый эффект Доплера – какое-то преимущество, или, наоборот, недостаток. Например, силу, если говорить о преимуществе, и слепоту – если о недостатке. Вирус неизлечим, не купируется. Можно маркировать. Вот, вроде бы, и все.

– Что ты знаешь о его происхождении? – продолжила Ева задавать странные вопросы.

– По слухам – биологическое оружие спецслужб США вырвалось из лаборатории из-за небрежности кого-то в персонале.

– Не думаю, что это была небрежность… Скорее, диверсия. Кто-то не рассчитал последствия. Его назвали проект Искажение.

– Да, это название вируса везде и звучит. Правда, не совсем понятно, что это за проект такой… Итак, к чему ты ведёшь? – поинтересовался Барс, изучая взглядом задумчивую девушку.

– … К неприятностям… Извини, придётся сделать ещё небольшое отступление. Я говорила тебе, что когда пошла волна искажения, я была в Москве, в защищённой лаборатории. Но я не говорила тебе, что я там делала. И чем… закончилось дело.

– А сейчас – расскажешь?

– Я бы предпочла обойтись без этого, но… боюсь, что тогда даже у тебя возникнут вопросы, откуда в моей голове… такая информация, – Бесёнок приложила к груди руку, вздохнула и чётко сказала: – Моё полное имя Ева Вирджиния Траум-Штольц. Мой отец – вирусолог в третьем поколении, мать – микробиолог в третьем поколении. Меня поделить учёные семьи не смогли, в результате мне пришлось учить и то, и другое, благо, что области достаточно близкие. Когда началась волна первого заражения, мы достаточно быстро… в первых … рядах, получили свой экземпляр заражённого. Нам доставили его прямиком из Америки. У нас было… отличное оборудование. Лучшая команда, из всех, которые только могут быть. Мы получили штамм вируса.

Барс не отшатнулся, не пролил чай и даже не подавился. Он спокойно слушал. Мужчина может и не был таким гением, как его пассия, но он был довольно неплохим аналитиком, а аналитику необходимо умение собирать и анализировать информацию без отвлекающих эмоций. Перебивать он не стал, лишь кивнул, поощряя продолжать.

Бесёнок, ожидающая именно этого хладнокровного спокойствия, криво усмехнулась:

– Мы вычислили, что это был искусственно созданный вирус. Просчитали полностью всё – как он реагирует, на что в организме человека, на какие организмы он никогда не реагирует, как можно попробовать его маркировать, как можно попробовать его излечить, обратить, заблокировать или уничтожить. В последнем этапе нас ждал первый провал в череде последующих. Вирус невозможно уничтожить. Он… нет вакцины, нет ничего, что восстановило или исправило бы то, что он творит. Нет… спасения нет. Потом мы получили новую информацию. Вместе с некоторыми копиями исходных документов. Проект Искажение – так назвали своё творение американцы. Они не довели его до конца. Не смогли. У них были варианты. У них не получился собственный опыт, они провалились. Потому что на этапе, когда от них самих потребовалось создать вакцину, которая бы ограничивала действие вируса, обращала его вспять – все вышло из-под контроля, и началась волна заражения. Мы… провалились тоже на этом, на том, что вакцину создать невозможно. Нет в теле человека той цепочки генов, которая могла бы выступить в качестве зеркальных клеток для исходной структуры и восстановить её. Нет. Она есть у считанных единиц. Множество нулей после запятой – для положительного эффекта Доплера. Штамм вируса оказался бесполезен. А потом… у нас он тоже вышел из-под контроля. Кто-то оказался недостаточно умён или расторопен. Но наша лаборатория оказалась заражена. Я… – Ева взглянула на собственные пальцы. Руки не дрожали, и голос остался спокоен. На глазах даже не навернулось слезинки. Она… не то, чтобы ненавидела людей, давших ей жизнь, она их просто не любила. – Я их убила. Мать, отца. Двух профессоров. Трёх лаборантов. Я была вне лаборатории, когда началось заражение. Когда я вернулась – в боксе живых не было. И я убила их всех, использовав внутреннюю систему на этот случай.

– А дальше? – на поток информации Барс лишь кивнул вновь, анализируя и структурируя услышанное. Это было немало… не говоря уже об откровенности Евы.

– Я сбежала. СБ решили, что я слишком много знаю, думаю о себе чересчур много, поэтому подлежу уничтожению. Я не забрала ничего, но зато сохранила на плечах свою голову. Я бежала сюда, на передовую. Жила одна в мёртвом городе. Собирала данные и повторяла снова и снова одно и то же – выделяла штамм вируса. Он всегда был одним и тем же. Неизменным. Искусственная синтетическая поделка, которая убивала людей. Быстро, безжалостно. Там, за моей спиной, тоже штамм. Тот, что вы привезли из Пермского убежища. И он другой.

– Другой?.. И в чем отличие? – Нахмурился Барс.

– Если ты сейчас подумал о мутации, сразу отбрасывай в сторону. Мутации нет. Её не может быть, потому что мы пытались вызвать её искусственно. Но этот штамм – другой. Он получен… – Ева прикусила губу, повернулась. – Я не знаю, у кого он получен, Пушистый. Но я так полагаю, что это человек, с положительным эффектом Доплера, умерший после второго укуса. И если это так… Мы в очень большой беде, Пушистый, очень.

Военные

 

У далёкого Магадана, в командном центре, нервном центре уцелевших Вооружённых Сил России царила настоящая паника. От попыток пробиться, связаться с караваном, который вёл майор Корнилов, едва не сгорели антенны дальней связи. Связисты сидели бледные, с трясущимися руками, не знали, что делать. 

Караван не вышел на связь. Затем проигнорировал входящие вызовы… а, как финал трагедии, молчание царило и на экстренных каналах связи. Старший связист, капитан Ефремов, понял, что дальнейшие попытки тщетны. 

Мужчина прихватил распечатки сеансов связи, карт, с отметками о пути каравана, и поспешил к начальству. 

Все караулы, посты и секретари имели на счёт старшего связиста чёткий приказ – пропускать немедленно, потому что его доклады имели первостепенную важность. Вот и сейчас капитан быстро прошёл через вереницу караулов, пока не уткнулся в дверь с табличкой «Генерал-лейтенант Синицын».

Невысокий и ещё крепкий старик сидел с бумагами, параллельно просматривая карту на небольшом планшете, рядом в пепельнице дымилась трубка. Остывала уже третья кружка с кофе, к которому он так и не притронулся.

Генерал-лейтенант нервничал.

Он ждал результатов, ждал сообщений от своего начальства. Резкий стук в дверь заставил его немного дёрнуться – на взводе были все.

– Войдите, – сказал он громко.

Капитан не вошёл, вбежал, захлопнул дверь и дважды провернул в ней ключ перед тем как вытянуться по стойке «смирно» и отрапортовать:

– Старший связист капитан Ефремов. Разрешите доложить!? – бледность мужчины и подрагивающие руки говорили сами за себя.

– Садитесь, капитан, – генерал-лейтенант сцепил зубы, махнул рукой на стул перед своим столом. – Успокойтесь. Вдохните – выдохните. И медленно, по порядку, начинайте докладывать.

Капитан сел, медленно перевёл дух, собираясь с мыслями, затем встретился взглядом с генералом.

– Генерал, караван майора Корнилова не вышел на связь. Входящие вызовы проигнорированы, экстренные каналы связи тоже. Они не заблокированы, просто никто не отвечает. Маячок в штабном джипе не отзывается, видимо – разбит.

– Дополнительный маячок? – спросил тихо хозяин кабинета, потянув воротничок гимнастёрки, ставший слишком узким.

– Передавал немного дольше, но недавно тоже выключился. Полагаю – уничтожен или повреждён. По передаче могу сказать, что с момента выключения первого маячка караван с места не двигался. Разница между отключениями – чуть менее двух часов.

– Сгорел?

– Мы считаем так.

– Сколько времени прошло с того момента, как караван перестал выходить на связь?

– С момента последнего контакта – сутки. Первый маячок отключился через несколько минут после успешного сеанса связи, мы вынужденно ждали контрольного времени.

– Где они были на тот момент? Покажите на карте, – повинуясь движению генерала, на плазме на стене включилась огромная карта того района, на которой был маршрут движения каравана.

Взяв пульт, капитан отметил посёлок, в котором состоялся сеанс связи, затем – выезд из него.

– В этой точке отключились маяки.

– Это место… Рядом с ним есть наши базы? Кто-то из гражданских? Вы пытались связаться с местными наблюдателями? Или теми ребятами, которые помогли добраться каравану до Первоуральска? Искатели, кажется.

– Из Первоуральского убежища караван ушёл без проблем, убежище отвечает на вызов, но ничего сделать не может – у них просто нет людей, которые могли бы туда отправиться. В Тюменской базе все так же было нормально, но там нет солдат, лишь караул, он не покинет её для разведки. Других баз или наблюдателей нет поблизости. Искатели… с ними тоже связаться пока не выходит. Я поручил людям из Первоуральского связываться с ними раз в шесть часов, у них пока выключен их передатчик. Возможно – это маскировка, возможно, у них самих проблемы.

Генерал молчал. Посмотрел на Борки, где вполне возможно произошла трагедия. Не просто для одного каравана, для судьбы всей военной организации. Караван был прикрытием, беженцы, путь – всё это было повторяющимся действием, никто не должен был заподозрить, что есть ещё одна задача, которую должны были выполнять люди, ведущие караван.

– Егеря вернулись?

– Да, – ответил, свершившись с распечатками, капитан.

– Отправьте их туда. Лучшее оборудование. Бронь. Всё, что им понадобится. Пусть выезжают немедленно. На связь пусть выходят каждый час. Отдельного связиста на дежурство с ними. Не считаться со средствами. Безопасность превыше всего, но мы должны знать, что случилось с караваном. Попытки связаться с Искателями – продолжить. Эти люди могут что-то знать. Информация сейчас – это то, без чего наш мир может рухнуть.

– Так точно! Разрешите исполнять?

– Да. Можете идти, капитан. Спасибо за работу…

– Служу России! – отдав честь, капитан спешно удалился, уже на ходу начиная раздавать приказы. Время было сейчас не просто на вес золота, оно было на порядки ценнее.

 

Мародёры

 

Эвакуация завершилась так же незаметно, как и началась – просто все, кому было положено – покинули Запретный Сектор и окружающий его комплекс, остальных никто эвакуировать не собирался. 

Лишь один человек из высшего руководства Корпорации не покинул Запретного Сектора – сам Исаак Наокиевич Ливей. Он дождался, когда на таймере загорится заветный ноль, повесил на пояс фамильный меч дзянь с богатыми украшениями и в ножнах из драгоценного дерева, прихватил контейнер для донорских органов, и отправился в лабораторию Лаврентия Тиграновича… вернее, в то, что от неё осталось. 

Несколько дико было идти по вымершему Дворцу, поглаживая рукоять меча – он один тут остался, даже Таша и Диша уже были в Эдеме. Мастер не собирался долго тут задерживаться, лишь посмотреть своими глазами, чем увенчался эксперимент, да и улетать – на крыше стоял его джет с верным Пенгом, готовым взлететь в любой миг.

Мастер шёл, предвкушающе улыбаясь и поглаживая рукоять меча. Что же у них вышло? Что же вышло…

Свет загорался перед ним и гас за спиной, открывались двери, ловя его лицо сенсорами. Никто не обесточил базу – она продолжала жить… у неё всего лишь должен был вот-вот смениться хозяин.

В лаборатории горел свет, подсвечены были две капсулы, покинувшие свои ниши, в ожидании хозяина.

– Мои котятки… – промурлыкал Исаак, поставил контейнер на стол и подошёл к первой капсуле. 

К его разочарованию, мальчик был мёртв – он даже не стал искажённым, просто умер. Пропал ценнейший материал, не оправдались вложения, и не достигнута цель. Жаль, очень жаль. 

А вот когда мужчина подошёл ко второй капсуле, его лицо осветило торжество – девочка резко распахнула глаза, и нашла его взглядом. Не искала, а безошибочно посмотрела прямо на Мастера, хотя и не могла его слышать – капсулы были звукоизолированы. Будь Исаак немного другим человеком – он бы отшатнулся от этого видения. Зрачок и радужная оболочка слились в единое озерцо ртути, в котором не было уже ничего человеческого.

Похоже, обработка сознания девочки прошла удачно – она дёрнула кошачьим ухом, затем в голове Ливея, раздалось кошачье мурлыкание, и его окатила волна радости. 

– С днём рождения, мой Котёнок… – ласково произнёс мужчина, погладив бронированное стекло.

«Кушать!» – раздался в голове детский голосок с просящими нотками, жуткие глаза сделались жалобными.

– Хорошо, – вот он момент истины. Если всё прошло удачно, промывка сознания и имплантаты сделают своё дело – создание не будет ему угрозой, если же где-то допущена ошибка – вся надежда на верный меч… и устройство ликвидации в мозгу девочки.

Мастер ввёл код открытия капсулы, и девочка ступила босыми ступнями на прохладный пол. Он не торопил, смотрел, как она рассматривает свои ручки, забавно подёргивая кошачьими ушками и хвостом. Девочка подошла к капсуле, ставшей гробом её брату… и равнодушно посмотрела на него. Его она не помнила.

«Кушать», – теперь в голосе слышалось нетерпение. Создание было голодно, очень голодно.

– Приятного аппетита, – Исаак указал на стол, где стоял контейнер, следя за пробуждённым экземпляром.

Девочка нахмурилась, нетвёрдой походкой подошла к столу и залезла на стул, затем – уселась на столешницу. Обнюхав контейнер, она тихо зашипела, ощупала его, нашла замочек и… оторвала его с мясом. По-кошачьи фыркнув, подопытная откинула крышку, заглянув внутрь. Значит, она может учиться… успех!

По сознанию Ливея резануло радостью, предвкушением и благодарностью, а его сокровище принялось за свой пир. Её ждали две руки – от локтя до кончиков пальцев, две ноги – от колена и ниже, а так же язык. Человеческие. Свежие, отсечённые настолько недавно, что кровь ещё не свернулась… впрочем, возможно, что хозяин позаботился о том, чтобы девочке досталась свежая кровь.

Она довольно урчала, как счастливая кошка, насыщаясь сырым мясом, как величайшим деликатесом. Для кого-то – кошмар, но для Исаака это был триумф. Он стоял и смотрел, как её изменённые клыки раздирают мясо.

– Алия? – позвал девочку Мастер, когда она доела и сидела на столе, вылизывая перепачканные ладошки.

В голове опять раздалось мурлыкание, девочка поставила одно ушко торчком, словно пробуя незнакомые, но приятные звуки на вкус.

– Алия. Это твоё имя. Оно значит «Везунчик», – негромко пояснил мужчина.

Она обернулась, облизнула губы, изучающе глядя на Ливея… а потом прыгнула. Он не попытался выхватить меч, потому что эмпатический контакт донёс до него благодарность и радость девочки, она приземлилась на четвереньки около него, потёрлась о ноги, как кошка… и даже позволила почесать себя за ухом, огласив при этом комнату довольным мурлыканием.

– Хорошо, Алия. Хорошая девочка. Моё сокровище… – нежно говорил он, – Ты хочешь чего-нибудь?

«Играть!» – звонкий, детский голосок раздался в его голове.

– Сейчас поиграешь. Сначала послушай меня, хорошо?

«Да. Папа?»

– Запоминай: сейчас я улечу, а весь этот большой дом и другие дома вокруг – теперь твои. Ты должна развиваться, учиться, создавать своё гнездо… А я буду общаться с тобой, буду голосом в твоей голове… иногда с тобой будет говорить дедушка, а ты отвечай нам – пиши, говори, показывай. Мы будем видеть тоже, что и ты, если будет нужно. Хорошо?

«Да! Теперь – играть!?» – Алия нетерпеливо хлестнула хвостом по полу.

– Да, теперь беги, играй, мой прекрасный котёнок… однажды ты станешь величайшим сокровищем нового мира, дитя моё… – проводил убегающую девочку торжествующим взглядом мужчина.

«Играть! Играть! Играть!» – рефреном отдавалось в голове.

Ливей усмехнулся и пошёл прочь, к самолёту, чтобы лететь в Эдем, а за его спиной Алия, подопытный под кодовым именем «Пантера», осваивала свои владения, готовясь стать их полновластной хозяйкой. Хозяйкой города живых мертвецов…

 

***

 

Мир менялся, искажался снова и снова. Запутанные линии жизни сплелись в запутанный клубок, и судьба, как большая кошка, ударила по нему лапой, раскручивая в обратную сторону.

Не дошли до своего нового дома беженцы. Десятку выживших людей, оказавшихся в недрах огромной базы, предстояло не выживать, жить – но по новым условиям.

С восточного края некогда огромной страны, мчалась гоночная скоростная машина. Информация о том, что же случилась с людьми, идущими к своему новому дому, информация о том, что же случилась с караваном – была куда важнее, чем самим выжившим могло представиться.

Военные пытались дозвониться до Искателей, отчаянно, изо всех сил, раз за разом набирая их номер, но молчали частоты, не отвечал спутниковый телефон.

Темно-серые тучи накатывали на страну, закутывали её в молочную пелену утреннего тумана, рваными лохмотьями висли на голых ветвях, где кое-где появились первые почки. В корнях деревьях пробились первые зелёные побеги. Зачирикали первые птицы, живые, настоящие. В реках чувствовали себя привольно рыбы.

Осторожно выбирались из своих нор мелкие позвоночные, грелись в редких солнечных лучах первые ящерки.

Мир оживал.

Пугающий Мастер беспринципных Мародёров сотворил новые правила, а кому-то предстояло по ним не просто играть – жить, правил этих не зная.

Искателям, взвалившим на себя куда больше, чем они могли вынести в одиночестве, тоже надо было как-то жить.

Военные ждали информацию о караване, Корнилове и Ольге.

Сам Корнилов в цинковом гробу не мог пошевелиться. Картина быстрой и жуткой расправы над его связистом была кровавой. Но только укрепила человека в том, что известная ему информация – не должна стать известной никому другому. Лучше умереть.

А Ольга открыла глаза.

Полежала, прислушиваясь к окружающему миру. Но звуков не было слышно.

Почему-то она была жива.

Жива?

Тело её не слушалось, тело не желало подниматься, подчиняться, ощущать что-то.

Вокруг было светло. Над головой был бревенчатый потолок, который покачивался словно бы немного, словно бы над ней в насмешку. Где-то в стороне что-то стукнуло, треснуло. Женщина криво усмехнулась.

Жива.

Она была жива.

А значит, у человечества был ещё шанс. Ей надо, обязательно надо добраться до военных. Добраться до родной базы, чтобы передать им ключи от владения искажённым миром.

А пока да… ей надо поспать, обязательно надо…

Глаза женщины медленно закрылись. Рука свалилась с кровати, на которой Ольга лежала, мазнула по острому краю самодельного ложа. Капли крови выступили из болезненной глубокой царапины, покатились по светлой коже, отмытой от болотной грязи. Боль должна была вырвать женщину из дрёмы, но не вырвала.

Она спала, и во сне ничего видела.

 

Солнце делало круг. История делала поворот.

Проект Искажение, который должен был навсегда закрыть историю людей, неожиданно получил продолжение.

В тетради, где алые капли оставили росчерк в оборванной чужой истории, появились новые строки. Аккуратным, округлым почерком, отсчитывались страницы чужой жизни, описывались нити чужой истории.

И только в одном месте вместо одного почерка были записи, написанные другим, но это было почти в самом конце, а в начале…

Была короткая эпитафия.

Он погиб с оружием в руке.

Пусть на том свете дробовик станет для него самым верным товарищем.

А потом была история, история искажённого мира, начавшаяся с общего – продолжившаяся частным.

«17 апреля 2020 года. Вторжение, начавшееся с Пятигорска, ставшее последним для страны, назвали «Второй волной». Первая волна была всё-таки отбита. Вторая уничтожала один за другим самые разные города.

Военные отступали. Эвакуировали людей. Умирали. Умирали очень многие. Погибло более семидесяти процентов населения.

26 июля 2020 год. Открылся в Тюмени первый реабилитационный центр. Люди создали базу, на которую прибывали все новые и новые беженцы. Учёные-гуманитарии и математики работали вместе, надеясь найти способ маркировать заражённых и способ блокировать вирус. Провал по обоим пунктам сразу.

14 октября 2020 год. База в Тюмени перестала существовать. Начинается полная эвакуация из первой линии. Мы встречаемся. Мы – Искатели. Не живём. Выживаем.

19 марта 2022 год. Погибла Белка. Мы помним. Скорбим. Любим.

27 марта 2022 года. Нас стало немного больше. Добро пожаловать интересный квартет! Ну, посмотрим, чего вы можете, беженцы, чего вы вообще стоите. Есть ли среди вас полезные люди. Но тётка эта, гонщица, мировая. Ещё вспомни про Лизоньку! Молчи! Кто пустил сюда Бесёнка?! Пишите, уж, летописцы… Да-да, биг босс!

30 марта 2022 года. Закончился карантин у беженцев. Нас стало больше на десять человек. Мы привезли семена и двух доберманов. А ещё у нас есть огромная беременная овчарка. И ветеринар, которому предстоит принимать у неё щенков. Не хочу этого видеть! А,… летопись. Не дневник. Летопись.

31 марта 2022 года. Мы – Искатели, осваиваем базу. Мы больше не одни. У нас есть свои законы, свой устав, подобрался отличный состав. Осталось создать герб, и получится рыцарская дружина! А вообще, мы сделаем всё, чтобы выжить. Потому что это единственное, что нам осталось…

Запись обрывалась, почти на полуслове, на полуфразе.

Кофейное пятно с пятнами лилового росчерка помады словно бы образовывало лукавую кошачью мордочку с широкими ушками и высунутым языком.

Запутанный клубочек чужих жизней подпрыгнул ещё раз и покатился всё дальше и дальше.

У мира ещё была надежда на выживание…